Экономика Баумана. Почему от главной пешеходной улицы Казани хочется плакать

«Высокий сезон» на самой туристической улице города длится около трех месяцев. Теплыми летними вечерами Баумана напоминает шапито с аттракционами, фокусами, дрессированными животными, оркестром и сладкой ватой, но как только температура воздуха опускается ниже 15 градусов, балаганчик подсчитывает кассу и сворачивается до лучших времен. В конце августа редактор «Инде» Лена Чеснокова решила провести эксперимент: за один вечер пройти всю Баумана, участвуя в каждом уличном развлечении и не отказывая ни одному зазывале, попрошайке, татуировщику хной и фандрайзеру «Гринписа».

Условия эксперимента

Офис редакции «Инде» находится в Доме печати — в центре центра Казани, ровно посередине улицы Баумана. Каждый летний день по пути на работу я говорила «нет» от трех до десяти раз: нет, мне не нужна листовка с ценами на бизнес-ланчи, нет, я не хочу в «Лабиринт страха», нет, я не куплю у вас резиновый браслет с эмблемой благотворительного фонда и не стану помогать мальчику с лейкозом, нет, у меня сейчас нет минутки, я не хочу разговаривать о защите Арктики и деревнях для детей-сирот и нет, я не дам вам «двадцатку на бухло». Я прекрасно знаю, что деньги, которые большеглазые несовершеннолетние волонтеры с ангельскими голосами собирают на лечение онкобольных детей, вряд ли пойдут на благотворительность, а промоутеру платят за время, а не за количество розданных листовок, и несмотря на это каждое «нет» заставляло меня чувствовать себя все более черствой. А еще летом на Баумана мне казалось, что я постоянно мешаю людям отдыхать: то пройду мимо копии екатерининской кареты в момент, когда там кто-то фотографируется (то есть всегда), то испорчу кадр старушке, снимающей внука на мыльницу на фоне фонтана с голубями, то прегражу дорогу участнику аттракциона, который пытается проехать пять метров на велосипеде с неправильным рулем и получить за это приз. Для душевного спокойствия несколько раз в неделю я меняла маршрут и ходила от метро до Дома печати и наоборот по тихой параллельной Профсоюзной.

Как любой коренной житель Казани, я ненавижу Баумана за шум, попрошаек и аляповатые китайские сувениры. По информации исполкома, в 2015 году город посетили больше двух миллионов туристов — когда я думаю, что большинство из них провели здесь не больше пары дней и на их впечатления о Казани повлияла прогулка по «казанскому Арбату», мне становится грустно.

Эксперимент заключался в том, чтобы посмотреть на Баумана глазами туриста, который никуда не торопится, лишен снобизма и настроен получить как можно больше впечатлений. Я планировала за один вечер пройти улицу от начала до конца, ни разу не сказав «нет», и подсчитать, сколько ресурсов — моральных, временных и материальных — на это уйдет.

Кришна и пенсионеры

Да, конечно, давайте сюда свои книги о карме! Первым человеком, который остановил меня на Баумана, оказался представитель городской кришнаитской общины Рагава Пандит — называть «мирское» имя он отказался. Рагава хотел, чтобы я купила у него ведический сборник мантр Шри Ишопанишад, «Науку о душе» и что-то о духовном решении материальных проблем. За комплект он просил 300 рублей, одну книгу согласился отдать за 100.

— У вас сегодня мощная акция, — Рагава проникся идеей эксперимента. — Вы дали обет принимать все, что вам дадут, и следуете ему — это очищает сердце. Забирайте и мантры, ведь они такие нектарные! «Убийце души, кем бы он ни был, уготованы планеты, известные как миры безверия, погруженные в темноту и невежество». Это моя первая книга от Кришны — помню, украл ее 20 лет назад, когда еще пил и курил.
— Теперь не пьете и не курите?
— Какой смысл? Наркоман никогда не сопьется, потому что у наркотиков более совершенный вкус. А духовное еще слаще, чем наркотики.

На этих словах Рагава грустнеет — кажется, он не вполне верит в то, что говорит. Улица вокруг нас напоминает содержимое разбитой пиньяты — сомнительные развлечения рассыпаны по брусчатке, будто конфетти, леденцы, хлопушки и завернутые в яркую фольгу грецкие орехи. Через каждые десять метров на Баумана меняются ландшафт и музыкальное сопровождение. Ближе к ГУМу околопрофессионалы играют околоклассику на скрипках, виолончелях и электропианино. Территория рядом с «нулевым километром» закреплена за мультиинструменталистской группой «Семья» («Не просто группа, но и настоящая музыкальная семья», — гласит надпись на коробке для сбора денег). В районе магазина «Сияние» пьяные панки поют хиты русского рока, аккомпанируя друг другу на лоу-фай гитаре: «Все, во что ты навеки влюблен, уничтожит разом тысячеглавый убийца-дракон» и «Ты вчера ходила на „Агату Кристи“»; рядом наблевано. Пестрой лентой в музыкальную канву улицы вплетены индейцы, собирающие деньги в кашпо и отказывающиеся говорить по-русски или хотя бы по-английски. Их можно встретить в каждом крупном городе — и всегда они не раскрывают своего происхождения и выступают под плюс-фонограмму, молчаливо колонизируя пешеходные зоны России.

Недалеко от входа в метро среди толпы цветочниц стоит аккуратная пожилая женщина в яркой кофте и с короткой мальчишеской стрижкой. Тетя Зина по прошлой профессии тоже музыкант — теперь она на пенсии, у нее дом в поселке Красная Горка и по вторникам, четвергам и субботам она торгует у бауманских часов букетами с приусадебного участка. Конкуренция на этом микрорынке жесткая: стоит только сделать в сторону цветочников неуверенный шаг, как пожилые женщины начинают наперебой агитировать за свои композиции, чуть ли не расталкивая друг друга локтями. Тетя Зина подкупает скромным, но кокетливым «выбирайте сами». В ее букетах — розы, агератумы, циннии, флоксы, тагетесы (бархатцы), девичьи хризантемы и листья базилика.

— Бывает, не продам все букеты, и приходится увозить обратно. Дома их перебираю, оставляю самое хорошее, а то, что потеряло вид, выбрасываю. Но процентов на 80 ваш букет точно свежий! — уверяет пенсионерка. Когда я говорю, что она могла бы быть флористом, женщина меняется в лице и расправляет плечи: — Знаете, мне все творческое очень близко! Спасибо, что заметили.

Чтобы окончательно слиться с туристическим потоком, я кидаю в фонтан со скульптурой русалки 10 копеек, но случайно попадаю в пролетающего мимо голубя. Тетя Зина не единственный нуждающийся пенсионер на Баумана: в двух шагах от русалки пожилой мужчина из Нижнего Новгорода торгует «капитошками» — латексными воздушными шариками, туго набитыми толокном и принимающими любую форму. Мужчина (не представился) забирает у меня сторублевую купюру и проводит ею по всем игрушкам. Я первый покупатель за вечер, и этот ритуал должен обеспечить хорошие продажи.

— 3970 рублей, жить невозможно, — мужчина называет размер своей пенсии, не дожидаясь, пока я задам вопрос. Последние 16 лет его жизнь — сплошные переезды с «капитошками»: он путешествует по стране и продает игрушки на днях города, во время важных спортивных матчей и других событий, предполагающих народные гулянья. — Скоро выборы, вот там заработаю, — мечтательно говорит пенсионер. На следующий день он уедет на День города в Оренбург, а 30 августа вернется на праздник в Казань. Сегодня ему нужно будет переночевать на вокзале: — Ничего страшного, за 16 лет привыкаешь.

Музыка и лояльность

Баумана — самое музыкальное место в городе, оставляющее далеко позади Большой концертный зал имени Сайдашева, консерваторию имени Жиганова и театр оперы и балета имени Джалиля. Окончательно убеждаюсь в этом, когда узнаю, что девушка, которая делает татуировки хной, в мае окончила ту самую консерваторию и работает учителем фортепиано в детской музыкальной школе.

— Отпуск длится три месяца, и в это время надо на что-то жить, — объясняет Алена. Это ее второй сезон на Баумана; все лето она работает без выходных.

Пролистав толстую папку-скоросшиватель с эскизами — бабочками, скорпионами, иероглифами и надписями на латыни вроде Debes, ergo potes («Должен — значит, можешь») и Detur digniori («Да будет дано достойнейшему»), — я выбираю иероглиф со значением «лояльность». Алена подтверждает мое предположение о том, что такие делают нечасто: обычно выбирают «любовь» или «старший брат».

— Самую большую татуировку — дракона от шеи до пояса — я рисовала три часа, — вспоминает девушка. — Мужчина заплатил полторы тысячи и четыре раза за сеанс устраивал перекур. Все это время его ждали двое детей и жена — они не местные, на выходные в Казань приехали.

Алена утверждает, что в прошлом году с выручкой было лучше, но конкретных цифр не называет — на Баумана никто, кроме пенсионеров, не рассказывает о своих доходах.

У памятника Шаляпину стоит электронное пианино, за ним сидит композитор Семен Рабаев. Семен живет в Перми, Сочи и Израиле, а сейчас сочиняет альбом про Казань — четвертый в его дискографии (остальные три можно купить тут же, каждый — по 1000 рублей). Семен очень переживает, что прохожие принимают его за простого музыканта и не знают, что он играет только музыку собственного сочинения.

— Когда сижу в соцсетях, мне немножко стыдно за державу, — признается мужчина, — видосы классные, но музыка вся тыренная, композиторы ни копейки за нее не получают. Я, кстати, сейчас хочу таймлапс про Казань сделать — вы, пожалуйста, скиньте мне фотки. Только копирайт поставьте, а то ненавижу ворованное!

Семен угощает меня чаем и начинает играть композицию «Прощание с Казанью». В его авторской манере исполнения — ударять по клавишам с размаху, поэтому те, кто проходит мимо инструмента во время очередного крещендо, обычно вздрагивают. Доиграв, композитор возмущается, что люди ходят по городу не отрывая глаз от смартфона:

— Сегодня при мне трое споткнулись об коробку с деньгами.
— Почему вы не поставите ее ближе к фортепиано, — спрашиваю я, — не боитесь, что она перевернется и деньги рассыпятся?
— А кто по национальности были ваши родители?
— Разные люди. А что?
— Всех, кто кушает мацу, узнаю я по лицу, Лена!

На прощание Семен исполняет для нас с фотографом композицию «Волшебный Иерусалим».

Мармелад, Катя и Черныш (или Чижик)

Сове (на самом деле сипухе, но на Баумана об этом никто не знает) по кличке Мармелад семь месяцев. Девочка-подросток (говорит, что ей 18, но это явная ложь), которая продает фото с Мармеладом на Баумана, утверждает, что птице совсем не вредны дневной свет и сбитый режим дня, хотя сипухи, как и все совообразные, в дикой природе ведут ночной образ жизни. Девочка не разрешает гладить Мармелада, но прохожие не обращают внимания на запрет: пока я фотографируюсь с крепко вцепившимся в мою руку птенцом, его успевают потрепать за крыло минимум трижды.

Сильнее, чем Мармелад, на Баумана царапаются только голуби породы павлин. Мужчина-зазывала тонким гипнотическим голосом сообщает, что фотографироваться с птицами особенно полезно тем, кто не замужем, — если вы успешно зарегистрировали отношения, можете проходить мимо, однако если вы с супругом в ссоре, фото с голубями тоже должно помочь. Зазывала выясняет, как меня зовут, отвешивает дежурную шутку («Елена Прекрасная или Премудрая?») и сажает мне на голову и плечи сразу четырех голубей:

— Леночке очень нужен хороший муж! — Назвать имена птиц мужчина затрудняется: — Хохлатый — Черныш. Или Чижик. Или вот это Чижик.

Пока мы с голубями позируем, к нам подходит мальчик лет шести. Он показывает на птиц пальцем и начинает истошно вопить — ничего конкретного, просто букву «А». Черныш или Чижик от страха вцепляется когтями в мою макушку. Мальчик не замолкает, зазывала гипнотически говорит фотографу:

— Хорошо, что вы дружите, хорошо, что у вас есть фотоаппарат, снимайте свою Леночку...
— Снимайте своего голубя! — не выдерживаю я. Мальчик прекращает вопить и начинает смеяться. После нашего ухода двух голубей пересаживают ему на руки. Птицы ошалело вращают глазами, но не улетают — дрессированные.

Чтобы двухлетняя обезьянка Катя во время съемки вела себя смирно, ей дают маленькую конфету в шуршащем фантике. Пока Катя разворачивает обертку, фотограф успевает сделать несколько кадров, если этого недостаточно, ей дают вторую. Во время фотографии я стараюсь не думать о том, что животным вредно есть леденцы и наверняка не очень нравится носить костюмы. Правда, хозяин Кати утверждает, что за два года она ни разу не жаловалась.

Сироты и лесные пожары

В этом году Казань стала вторым после Москвы городом России, в котором «Гринпис» и благотворительная организация «Детские деревни SOS» запустили программу «Прямой диалог». Фандрайзеры в фирменных жилетах и с планшетами ходят по Баумана и шокируют прохожих: «за последний год в России сгорело пять миллионов гектаров леса, и это антирекорд за 150 лет», «ежегодно площадь свалок в нашей стране увеличивается на территорию, равную Москве или Петербургу», а «количество сирот в России просто недопустимо». Они не берут наличных, агитируют оформлять регулярные пожертвования с помощью банковских карт и злятся на подростков, которые представляются волонтерами благотворительных фондов и собирают у прохожих мелочь в прозрачные боксы — то на лечение тяжелобольных детей (каждый день разных), то на поддержку казанского детского дома (каждый день нового), то на приюты для животных.

— Если вы журналист, вы должны сделать так, чтобы им запретили собирать деньги на улицах, иначе нас так и не начнут воспринимать всерьез, — жалуется мне фандрайзер «Детских деревень», ссылаясь на статью 159 Уголовного кодекса (по его мнению, собирать деньги на улицах — чистой воды мошенничество).

Большинство несовершеннолетних фейковых благотворителей представляются сотрудниками зарегистрированного в Красноярском крае фонда «Аурея». Многие носят с собой папку с полным комплектом документов — на случай, если у кого-то из прохожих возникнут дополнительные вопросы. Другие нащупали золотую жилу и теперь работают на себя: кладут деньги себе в карман (в прямом смысле слова), а благотворителям обещают, что позже передадут все напарнику с боксом и папкой. Чтобы выглядеть солиднее, в обмен на пожертвования подростки выдают цветные ручки, резиновые браслеты или невкусный шоколад. Куда уходят собранные на улицах средства — неясно, но это тема для отдельного материала.

По-моему, чтобы по-настоящему помочь кому-то на Баумана, лучше самой подойти к тихой старушке, которая собирает остатки еды из мусорных контейнеров, накормить самого известного казанского бомжа по кличке Профессор и его друзей или купить картину у художницы с ДЦП Риммы Хадиевой. Четверть потраченной в ходе эксперимента суммы ушла именно на картину.

Итоги

Чтобы теплым летним вечером пройти по Баумана от «Площади Тукая» до «Кремлевской», ни в чем, кроме еды, себе не отказывая, нужно 4365 рублей (это больше, чем пенсия торговца «капитошками») и немало времени — одна только дорога от ГУМа до «Макдоналдса» заняла три с половиной часа. На эти деньги можно поддержать всех уличных музыкантов, пять раз подать милостыню, вытатуировать иероглиф хной, купить калфак и магнит с Мусой Джалилем, по-королевски затариться в магазине «Все по 45», подняться на колокольню Богоявленского собора, заказать на себя шарж, сфотографироваться в костюме татарской женщины-воина, сфотографироваться с людьми в костюмах Оптимуса Прайма и других трансформеров, сфотографироваться с обезьянкой, сипухой и голубями, прокатиться на мини-сегвее, купить картину, букет из садовых цветов, «капитошку» и книгу мантр и помочь «нижегородским панкам» насобирать на билет до дома.

Самая шумная и витальная улица города на поверку оказывается точкой притяжения одиноких, грустных людей, объединенных, на первый взгляд, только нуждой — от денег до человеческого тепла. Похоже, что в городе, состоящем из спортивных объектов, парадных проездов и сияющих, но пустых новостроек, людям больше негде почувствовать близость друг к другу и свою причастность к течению жизни, поэтому они выбирают Баумана. Единственные, кто чувствует себя здесь по-настоящему уместно и комфортно, — это бомжи. Ко всему, что происходит здесь, они относятся как удивленные, но снисходительные хозяева квартиры, к которым пришло чуть больше гостей, чем они ожидали. Они делают замечания прохожим, заказывают песни у уличных музыкантов, танцуют на инвалидных колясках под любимую музыку, принимают подарки и угощения и следят, чтобы ничто не нарушало привычный порядок вещей.

Последний раз в рамках эксперимента я вышла на Баумана в первых числах сентября. После похолодания улица почти вымерла, но через 15 минут после начала прогулки я увидела старого знакомого. На этот раз продавец «капитошек» стоял рядом со входом в кафе «Король пиццы». На днях он вернулся из Оренбурга: рассчитывал продать остатки товара во время казанского Дня города, но подвела погода.

— Пока не кончатся «капитошки», домой не уеду, — грустно говорит он. Немного подумав, добавляет: — Спасибо, что беспокоитесь.

Начинается дождь. Панки у магазина «Сияние» поют песню «ДДТ» про Родину.

Фото: Настя Ярушкина