Зимнее чтение. История кавайи, разоблачение мифов о русских изобретателях, устройство похоронной индустрии

«Бодров»

«Сеанс»

Сборник трогательных и откровенных материалов о жизни последнего бесспорного героя девяностых

15 лет назад на съемках фильма «Связной» погиб культовый актер и юный режиссер, символ девяностых — Сергей Бодров. Хроники трагедии в Кармадонском ущелье и первые сообщения прессы после гибели съемочной группы Бодрова читаешь как один из его сценариев — «Сестры», «Морфий» и «Связной» устроены так же безжалостно и реалистично. В этих тревожных донесениях показана жизнь, у которой уже точно не будет счастливого конца. Первую многоголосую биографию бережно собрала главный редактор «Сеанса» Любовь Аркус. В книге можно найти редкие и простые, как слова ребенка, интервью Сергея, фотографии из семейных архивов, воспоминания близких, среди которых вдова Балабанова и отец Бодрова, реплики коллег. Вместе с личными свидетельствами в этом трогательном сборнике собраны критические статьи о творчестве режиссера и некрологи.

Нора Букс, Елена Пенская. «Русская развлекательная культура Серебряного века. 1908−1918»

ВШЭ

Первый коллективный анализ способов развлечения в дореволюционной России

Одно из главных событий уходящего года в отечественной гуманитарной науке — появление первой коллективной монографии о досуге в Серебряном веке. Дореволюционная эстрада, заметки к истории русского кабаре от Романа Тименчика, анализ самого известного женского танца в эпоху модерна, капустник МХТ, «История создания и частичная реконструкция первого русского сериала» — лишь часть тем, которые охватывает это исследование. Авторы рассматривают не только варианты досуга, но и их адресата — «тип буржуа-производителя или потребителя подражательной культуры», который хочет выделиться из общей массы. Программный пример самообмана: герой повести Толстого Иван Ильич, который обставляет квартиру в псевдоаристократическом стиле, в надежде на другую, лучшую повседневность.

«Ваши письма я храню под матрасом. Переписка Астрид Линдгрен и Сары Швардт (Юнгкранц)»

Albus Corvus

Переписка как терапия и педагогика

В 1970-х автору «Малыша и Карлсона» было уже под семьдесят. Окруженная детьми и внуками, Линдгрен писала свои культовые повести и отвечала на бесконечные письма юных читателей со всего света. Все они доверялись совершенно незнакомому человеку, потому что автор «Пеппи Длинныйчулок» просто не мог обидеть или не выслушать. Линдгрен удавалось создать и поддерживать миры, в которых все обитатели имеют право на чудо. Ее переписка с двенадцатилетней Сарой Юнгранц — пример разговора с подростком, в котором писательница интуитивно видела силу для сопротивления первому насилию, непониманию родителей, погрязших в своей личной жизни. Впрочем, главная тема этого диалога поколений — возможность интересоваться чужой жизнью, доверие и взросление.

Ховард Айленд, Майкл У. Дженнинг. «Вальтер Беньямин. Критическая жизнь»

Издательский дом «Дело»

Жизнеописание одного из важнейших критиков и комментаторов современности

Жизнь одного из главных критиков модерна и Первой мировой оборвалась на испанской границе в 1940 году. Сын Веймарской республики, Вальтер Беньямин, как и многие другие интеллектуалы Германии, оказавшись свидетелем прихода к власти нацистов, попытался сбежать. За свою полувековую жизнь философ успел написать почти про все актуальные явления в культуре своего времени: от эссе про Москву 1920-х до феномена Шарля Бодлера — городского одиночки, героя, предвосхитившего урбанистический XX век. Как ученого, занятого вопросами революции мышления и появлением массового зрителя, Беньямина интересовали туризм, порнография, радио и другие проявления популярной культуры. Его друзья, среди которых Бертольд Брехт и Зигфрид Кракауэр, отмечают гипнотизирующую речь Беньямина, способную останавливать время и внимание слушателей. Это первая основательная биография собирателя смыслов, который перед Второй мировой «отказывался от комфорта, безопасности и почестей ради сохранения интеллектуальной свободы, а также наличия времени и пространства для того, чтобы читать, думать и писать».

Мария Степанова. «Памяти памяти»

«Новое издательство»

Главный русскоязычный роман 2017 года в жанре documentary fiction

Словно вспомнив задание с урока истории — составить свое генеалогическое древо, — поэт Мария Степанова совершает путешествие в семейное прошлое. Написанные от руки письма бабушек и дедушек — с войны и учебы в Париже — автор, как «крайняя точка рода», переносит в цифровой архив и попутно пытается осмыслить сказанное полвека назад. На фотографии рядом с бабушкой Степановой можно разглядеть Якова Свердлова, который подписал приказ о начале красного террора в СССР, — так частная история вдруг сталкивается с мировой. «Память памяти» легко сравнить с книгами Зебальда, это тоже проза припоминания, хрупкая и пористая. Степанову выделяет осторожное доверие к прошлому как последнему оплоту идентичности, фонарику, освещающему наш путь во тьме современности.

Сергей Мохов. «Рождение и смерть похоронной индустрии: от средневековых погостов до цифрового бессмертия»

Common Place

История развития самой последней в жизни человека индустрии

Архитектурные проекты похоронных домов и крематориев, устройство мастерских по производству памятников, комнаты долгого прощания с усопшими во Франции, деятельность европейских похоронных агентств — что мы можем сказать о скорбной индустрии? Антрополог Сергей Мохов на основе открытых источников, архивов, интервью и малоизвестной статистики анализирует отношение к смерти в европейской культуре. Похороны и все сопутствующие смерти мероприятия на заре европейской цивилизации были связаны с религиозными предпочтениями коллектива, в котором умирал человек. С развитием капиталистической системы и торжеством модернистской культуры похороны превратились в услугу на грани бизнеса — оказалось, что и мертвое тело можно обслуживать. Особенно если теплится надежда на технологический прорыв, который и обеспечит нам чаемое испокон веков воскрешение.

Алла Горбунова. «Вещи и ущи»

«Лимбус Пресс»

Сборник пугающих историй о скрытых опасностях нашего сознания

Проза Аллы Горбуновой погружает читателя в невыносимые обстоятельства — навязчивая нервозность «Фейсбука», тягостные походы в торговый центр, липкая жуть обыденных вещей. Все события в этих коротких историях похожи на полубредовые сны, но одновременно нет сомнений, что все это может произойти с вами или вашим соседом. Близость мира суеверий, баек и повседневного ужаса отмечена и самой Горбуновой: «все жили в мире и согласии, но shit happened». Кажется, главный прием этой хитрой, бескомпромиссной и нетерпимой к полумерам прозы — пробуждение от рутины с помощью «будильника ужаса» главного героя и вместе с ним и читателя.

Оксана Тимофеева. «История животных»

«Новое литературное обозрение»

Возвращение угнетенным животным антропологических прав с привлечением литературных доказательств негативного отношения к «братьям нашим меньшим»

В названии книги, которое автор осознанно заимствовала у Аристотеля, кратко сформулирована ее задача — сделать влияние фауны на культуру предметом для широкой дискуссии, а образ животного сравнить с границей между нормальным и неприемлемым поступком. В своем по сути постколониальном — но направленном на освобождение животных — исследовании Тимофеева анализирует философские концепции от Декарта до Агамбена, привлекая три главных примера животности в литературе XX века. Тексты Кафки — от Грегора Замзы после превращения избавляются, как от мусора. Прозу Платонова, у которого «животное — это животное, которое трудится, чтобы поддерживать в себе жизнь: труд жизни объединяет его с растениями и некоторыми людьми». И работы Беккета: философ и литератор смог превратил телесность человека в одну из самых обсуждаемых тем XX века. Тимофеева, следуя заповедям Хайдеггера и Агамбена, предлагает нам посмотреть на животных как на Другого — зеркало человека, без которого каждый из нас не сможет стать собой.

Инухико Ёмота. «Теория кавайи»

«Новое литературное обозрение»

Идеология и история милоты в Японии и на Западе

Луна в матроске, плакаты с покемонами, котики в «Фейсбуке» — кавайность, она же милота, проникла во все сферы жизни современного человека. В 1994 году после показа мультфильма о воинствующей Сэйлор Мун в Италии местные акулы железнодорожного бизнеса сразу превратили образ мимишной девочки в рекламу летнего отдыха. Кавайные черты появились еще в средневековой литературе Японии, а сегодня запонки в форме Пикачу считаются в некоторых госучреждениях Токио хорошим тоном.

В своем оригинальном исследовании японский литературовед, переводчик Пола Боулза и Эдварда Саида — Инухико Ёмота, гуманитарий-универсал, показывает эволюцию эстетики уютного в культуре своей страны и на Западе. На искусство кавайи повлияли и расцвет романтизма в XIX веке, и вестернизация Японии в прошлом столетии. Образ кавайи в глазах самих японцев формировался уже под гнетом доступной и комфортной массовой культуры. Вместе с историей кавайной эстетики и политики автор книги рассматривает, что и в каком виде заимствовала Япония для уютного стиля у европейских стран, подмечая влияние русской и французской литературы на новый роман Японии, проникновение джаза, бейсбола и корпоративной экономики из Америки в повседневность.

Тим Скоренко. «Изобретено в России: История русской изобретательской мысли от Петра I до Николая II»

«Альпина нон-фикшн»

Разоблачение русского национализма и торжество фактчекинга под видом энциклопедии отечественных открытий

Журналист и популяризатор науки, попавший в шорт-лист премии «Просветитель-2017», Тим Скоренко составил энциклопедию мифов и фактов о роли России в мировой гонке изобретателей. Самолеты, фотопленка, «полиграфическая революция, которой не было», трактор Блинова — похоже, что наши сведения про авторов этих вещей туманны и недостоверны. Какому ресурсу довериться пользователю, у которого нет времени или желания на фактчекинг? Впрочем, кроме обновления нашего культурного багажа, замусоренного стереотипами, автор обращается к важному принципу в науке и образовании: предпочтение фактов национальным интересам. Особенно если последние устроены как кладбище мифов, которое посещают все новые и новые поколения.

Ирина Якутенко. «Воля и самоконтроль»

«Альпина нон-фикшн»

Бодрый научпоп о том, почему нам не хватает силы воли и что с этим можно сделать

Нонфикшн про мозг в последние годы на вершинах хитпарадов: можно вспомнить успех книги Дика Свааба о том, как наша сексуальная ориентация, религиозность и даже некоторые свойства характера предопределены с рождения или труд Леонида Млодинова о подсознательном. Научный журналист Ирина Якутенко задается вопросами, которые беспокоят нас каждый день: как удержаться от переедания сладкого? Где найти силы, чтобы бросить курить? Плохо ли то, что за вторым бокалом вина неизбежно следует пятый? Якутенко ищет ответы в наших головах — в прямом смысле: рассматривая как биохимия мозга и наши гены влияют на принятие решений. Помимо чисто теоретической части, здесь есть раздел с полезными советами, которые помогут тем, кто испытывает сложности с воздержанием.

Александр Кушнир. «Кормильцев. Космос как воспоминание»

«Рипол классик»

Монументальная биография Ильи Кормильцева авторства главного рок-пиарщика страны

Не первая книга Кушнира-биографа — позади мощный бумажный байопик «последнего авангардиста» Сергея Курехина, эклектичные «Хедлайнеры», объединившие рассказы о Гребенщикове, Земфире и Лагутенко, если уж совсем уходить в прошлое, то стоит вспомнить «Введение в наутилусоведение» 1997 года, с которой отчасти перекликается «Кормильцев». Но только лишь отчасти — безусловно, основной части населения Кормильцев известен как автор текстов «Взгляда с экрана», «Скованных одной цепью» и других хитов «Нау», но его вклад в отечественную культуру не исчерпывается рок-поэзией. Кормильцев-трикстер, Кормильцев-переводчик, Кормильцев-издатель, Кормильцев-контркультурщик, Кормильцев-идеолог — Кушнир тщательно перебирает сотни интервью и тысячи воспоминаний о фигуре столь многосторонней, что логический ряд, начатый биографией Курехина, непонятно чем продолжить — не так много в истории России было столь разносторонне одаренных людей.