

«Каждый может исполнять эти песни в деревне, городе, сидя за столом — и для этого не нужен народный костюм». Худрук фольклорного ансамбля «Толока» Екатерина Ростовцева — в интервью «Инде»
Уже несколько лет ансамбль «Толока» — молодые исследователи и исполнители исконной русской народной музыки — ездит в экспедиции по всей России. Они ищут бабушек-певуний в небольших деревнях, собирают по крупицам архивные материалы, исследуют их и дают фольклору новую жизнь. В конце мая ансамбль отправляется в свой первый гастрольный тур (в Казани выступят 30 мая) — и в том числе исполнит песню, найденную в селе Николаевка Мензелинского района Татарстана. А еще «Толока» планирует изучить русский фольклор в других местах республики.
«Инде» поговорил с Екатериной Ростовцевой — художественным руководителем «Толоки» о том, каким образом передавались песнопения, как ансамбль выбирает места для экспедиций, почему коллектив намеренно отказался от костюмов и многом другом.
Если я правильно понимаю, ансамбль начался с вас и Лизаветы Аньшиной, музыкального руководителя проекта, в 2022 году. Как это произошло?
Я жила 13 лет в Австрии, занималась продюсированием культурных проектов, в том числе фольклором. Вернувшись в Россию, осознала, что не понимаю вообще, каков русский фольклор. Изучала его и была просто поражена: насколько все разнообразно. Затем пошла петь к Лизе и все время удивлялась: почему эта музыка нигде не звучит? Спустя полгода занятий спросила, чем Лиза вообще хотела бы заниматься по жизни. Она сказала, что мечтает о своем ансамбле на базе филармонии. А я ответила:«Зачем нам филармония? Давай что-то сделаем самостоятельно».
Уже в ноябре 2022 года мы собрали пробный состав и сделали первый проект на большой площадке в «Севкабель Порту» в Санкт-Петербурге. Оказалось, что людям это очень нужно: пришли даже те, кто никак не связан с этнографической тусовкой.
Как продюсер я поняла, что у проекта есть потенциал, — и мы продолжили работать. Например, довольно быстро начали сотрудничать с [оркестром Теодора Курентзиса] musicAeterna. В 2024 году ансамбль «Толока» стал развиваться как отдельная институция — расширили состав, набрали новых людей в команду. Ребята переехали в Санкт-Петербург из Твери, Сургута, Ямала, Москвы, чтобы петь вместе с нами.
Сейчас мы единственный независимый коллектив в России подобного рода. Для команды это не хобби, они не собираются время от времени, а постоянно работают. На разных должностях у нас 18 человек.
Чем занимается такая большая команда?
В основном — исполнительством. Но помимо фольклорно-артистической деятельности, экспедиция — неотъемлемая часть нашей жизни. Мы сознательно транслируем, показываем людям истоки, и они начинают понимать, что русская музыка — это не только то, что исполняют на больших сценах. Также мы не ограничены в каких-то экспериментах, художественных сотрудничествах. Нас приглашают театры, мы работали с Дианой Вишневой, несколько коллабораций делали с Сюзанной Варниной (сейчас она Сюзанна Каменская), скоро выпустим совместный релиз с Хаски.
Когда у вас состоялась первая экспедиция?
Прошлым летом. Так как ребята [из команды] всю жизнь занимаются фольклором, они ездили и раньше — это обязательная практика любого этномузыколога. И мы ее, скажем, переняли. Здорово, что у нас есть такая возможность, пока хранители песен живы. Конечно, у нас все происходит не так, как в консерватории, в социальных учреждениях, — более неформально. Ну то есть если нам вдруг наливают, не отказываем бабушке! И это общение — всегда невероятный опыт.
Летом 2024-го выбрали для посещения области, откуда родом участники ансамбля или их родственники. Это Тамбовская — моя бабушка оттуда — и Липецкая, откуда музыкальный руководитель Лиза. Когда приезжаешь, все говорят: «Ой, у нас смотреть вообще нечего». И то же самое говорили мы: когда ты находишься в этой культуре изнутри — глаз замыливается. А когда приезжаешь со своей командой и смотришь на привычную культуру с другого ракурса вместе с ними — открываешь много нового.
Например, я была уверена, что в моем родовом селе ничего нет — население пять человек зимой и 13 летом. В итоге мы ходили от дома к дому и нашли потрясающую бабушку, от которой узнали много нового — просто как в сказке какой-то. В Липецкой области знали, что есть вероятность в каком-то селе найти поющих. Начали ездить, исследовать — где-то получалось найти, где-то нет. Часто бывает так, что пять лет назад исследователи записывали поющих бабушек, там чуть ли не целый хор был. Приезжаешь сейчас — все, никого нет. Все умерли.
Сколько длятся ваши экспедиции?
Часто бывают короткие выезды на один день. А полноценные экспедиции по региону продолжаются около десяти дней: заранее составляем логистику и ночуем в гостиницах крупных административных центров. Было такое, что большой командой из восьми человек оставались в доме у моей очень дальней родственницы. Все это в двух небольших комнатках деревенского дома — некоторые ночевали в спальниках.
Как вы выбираете места и готовитесь к выездам? Заранее связываетесь с местными?
Бывает несколько вариантов. Конечно, предварительно проводим исследования, поднимаем все контакты у знакомых из этномузыкального сообщества. Затем обзваниваем районные администрации и дома культуры. Иногда нам пишут в социальных сетях, рассказывают про поющих бабушек.
Если не получается найти информацию заранее, прямо высаживаемся в какой-нибудь деревне, идем в единственный магазин, останавливаем людей на улицах и спрашиваем. Или бывает такое: идешь как дурак вдоль домов и кричишь: «Хозяева-а-а!» — это довольно увлекательное расследование.
Кто эти бабушки?
Абсолютно простые люди. Они учили песни, сидя за столом вместе с родителями, на гуляньях или пока ехали на работу в колхоз. Я думала, что советское прошлое повлияло на забвение фольклора среди масс. Но, разговаривая с бабушками, поняла, что петь в селах перестали в 1990-е.
Как проходят встречи с ними?
Встречают нас в целом хорошо — любят. Но случалось так, что кто-то вначале соглашался петь с нами, а затем отказывался с аргументами вроде «ой, я не умею» или «у меня болит голова». Но когда они слышат, как мы поем, присоединяются и бывают очень счастливы. Родственники бабушек часто говорят, что эти песнопения продлевают [старикам] жизнь — они получают много эмоций, вспоминают свою молодость.
Недавно я услышала интересную историю: одна девушка поехала к легендарной певунье Лукерье Кошелевой в Крым, чтобы поздравить со столетием. Девушка рассказала: «У бабушки деменция, она плохо говорит. Но когда я запела, она продолжила вместе со мной».
А про что эти песни?
Много про несчастную любовь, бывают военные песни, еще дореволюционные. Есть очень необычные. Например, одна из Белгородской области с очень веселой музыкой, под которую танцуют и хлопают. А сюжет тем временем такой: девушка выходит замуж, муж ее оскорбляет, избивает. И она говорит: «поведу тебя на Волгу-реку». Девушка его топит, возвращается на холм и смотрит, как «только ручки да ножки видать».
Каких годов эти песни чаще всего?
Все песни мы учим по архивным записям, которые были сделаны в 1960–1980-е годы в Советском Союзе. Соответственно, записывали бабушек и дедушек, которые, скорее всего, родились до революции или чуть после нее. Они были воспитаны родителями XIX века рождения — людьми, которые существовали без радио, телевидения. Песенная культура практически не видоизменялась в те времена — из-за того, что народ не перемещался с такой скоростью, как мы.
По общим оценкам, некоторым песням может быть около 250–300 лет. Есть, согласно исследованиям, более старинные. Отдельные духовные стихи сохраняются чуть ли не со времен Ивана Грозного. Есть и более поздние — например, городские романсы, которые появились в конце XIX века.
Насколько вообще различаются песнопения в разных регионах?
Очень отличается то, что есть в Курске или Белгородской области, в Липецке, например. Хотя, казалось бы, — это все юг России. Особенно это видно, когда ты встречаешься с исполнителями. Бывает такое, что мы поем, и бабушка говорит: «Красивые песни, но не наши». Хотя это музыка из соседней местности.
От чего это зависит? От того, насколько холодно-тепло, от говора? От панорамы, которая открывается в деревне, личных трагичных или комичных историй сельчан?
Вот все факторы, которые вы перечислили, — они влияют. Еще образ жизни, экономическая ситуация, положение определенной группы людей.
Вы в том числе работаете с наследием, сохранившимся в селе Николаевка Мензелинского района Татарстана. Почему выбрали именно его?
Там была сделана одна из первых записей в истории фольклористики, в 1890 году. Это особое, характерное звукоизвлечение. Вроде бы русская музыка звучит, но нетипично высоко. Мы недавно обсуждали, что это звукоизвлечение похоже на северное. Если, например, в регионе есть переселенцы из Архангельской области, то могли принести сюда звучание — но мы еще не проверили этот факт. Кстати, одна из песен русских старожилов Татарстана будет звучать на нашем концерте в Казани.
Вы говорили, что будете изучать другие села в Татарстане.
Да, рассматриваем потенциально несколько сел. Сейчас научный сотрудник проводит исследование по фольклору региона для того, чтобы на концерте в Казани мы смогли подробно рассказать про него, а не только исполнить песни. А уже когда поедем в села, хотим найти кого-то из местных, кто сможет нам помочь.
Вы отказались от выступлений в народных костюмах — почему?
Очень много причин на самом деле. Когда мы работали с институцией musicAeterna — у них была своя эстетика, видение. Там мы использовали дизайнерские авангардные костюмы, разработанные на основе русских народных. После того как ансамбль стал выступать самостоятельно, говорить от лица «я», ездить в экспедиции, поняли, что костюмы — не про нашу жизнь.
Допустим, ты везешь с собой эти дорогущие костюмы в экспедицию, выходишь на сцену в полуразрушенном ДК, где голуби залетают через дырку в потолке, и на тебя смотрят деревенские бабули — выглядеть эти наряды в таком контексте будут довольно нелепо. Конечно, мы могли бы выступать только в Москве и Петербурге, на профессиональных сценах, с идеальным освещением. Но нам больше всего нравится выезжать именно в регионы, часто в непредсказуемые условия.
На наших концертах ребята не только поют — еще рассказывают истории, говорят про себя. В целом это про то, что каждый может исполнять песни в деревне, городе, сидя за столом — где угодно. И для этого не нужен народный костюм.
Скоро у вас начнется тур — как вы отбирали города для выступлений?
Ориентировались на нашу статистику — знаем, что из этих городов нам постоянно пишут люди и просят, чтобы мы приехали. Из Казани, кстати, очень много слушателей с самого начала нашего существования. Один мужчина даже сказал, что ждет нас в Казани больше, чем Новый год.
Что вы будете исполнять во время тура — новый альбом «Калинка-малинка»?
Да, в том числе будут песни из него. Также исполним песню из Татарстана, других областей, которые связаны непосредственно с нашими экспедициями. Это не концерт, куда вы пришли и час что-то слушали. Будем рассказывать, что поем и почему это важно, — введем слушателей в контекст.
Какие ближайшие планы у «Толоки», не считая тура?
Готовим новые альбомы, планируем экспедиции и, надеюсь, выпустим большой фильм осенью. Его мы сняли еще во время нашего первого выезда по Тамбовской и Липецкой областям. Это картина о том, кто такой настоящий народный исполнитель, как и где он вообще существует и какое отношение к нему имеем мы — люди, живущие в городе.
Фото предоставлены ансамблем «Толока»