Усердный труд точно помогает? Отрывок из книги «Формула: Универсальные законы успеха»
В издательстве «Альпина Паблишер» выходит книга «Формула: Универсальные законы успеха», написанная профессором Северо-Восточного университета (Бостон, штат Массачусетс) Альбертом-Ласло Барабаши. Применяя научные методы, он изучил судьбы тысяч ученых, спортсменов, людей искусства и выявил пять универсальных законов успеха. «Инде» публикует фрагмент, в котором Барабаши анализирует, связаны ли популярность и финансовое благополучие теннисиста Роджера Федерера лишь с его результативностью на корте или дело в закулисных играх, определяющих крупные спонсорские контракты. Полученные знания ученый проецирует на своего сына, который решает, в какой университет ему поступить. Параллельно с этим Барабаши отвечает на вопрос: стоит ли влезать в долги, чтобы обеспечить лучшее образование своим детям?
Турниры Большого шлема и университетские дипломы
Почему усердный труд (иногда) помогает
Мы с бывшей женой считали себя счастливчиками. Наш сын Даниэль — приятный, умный мальчишка — делал все правильно. В десятом классе он посещал четыре курса университетского уровня. Он помог наладить выпуск школьной газеты, которую редактировал до поздней ночи и по выходным, а также входил в команду по плаванию. Даниэль был любознателен, имел немало хобби и учился на одни пятерки. Учителя и одноклассники любили его. Казалось, сын был счастлив, и мы были рады, что счастливы все.
Однако, когда Даниэлю пришла пора поступать в университет, мы с женой поняли, что у него на пути стоит огромное препятствие — его наивные, родившиеся за границей родители. Видите ли, мы оба получили образование в Европе — его мама в Швеции, а я в Румынии — и верили, что к успеху приводит только усердный труд. Будешь хорошо учиться в школе — и тебя ждет успех. В Румынии я учился в элитной школе, для поступления в которую тринадцатилетние дети сдавали экзамен при конкурсе три человека на место. По окончании десятого класса я сдал очередной сложный экзамен, после которого мой класс сократился вдвое. При поступлении в университет также учитывались лишь мои оценки на экзаменах по физике и математике. Больше ничего не имело значения: ни мои внеклассные занятия, ни многочисленные дни, которые я проводил в художественной студии, мечтая стать скульптором, ни моя оценка за исследовательскую работу, опубликованную в уважаемом румынском журнале, посвященном вопросам физики. Казалось, мою судьбу определяет лишь результат, выраженный в оценках за экзамены. Мне и в голову не приходило, что в университеты США поступают иначе.
Истинный сын нашей кафедры, Даниэль считал Университет Нотр-Дам своим вторым домом и много лет надеялся вернуться туда. Однако, когда мы переехали в Бостон, перед ним открылся целый мир. Одно лето он работал в MIT, другое — в Гарварде. Затем он влюбился в Стэнфорд, куда мы заглянули во время визита на Западное побережье. Поскольку у него были прекрасные показатели — баллы GPA подтверждали его хорошие академические способности, мы полагали, что он может поступить в любой из этих университетов.
Только просмотрев материалы, которые он подготовил для подачи заявок, я понял, что требуется от абитуриентов. Эссе об уникальном жизненном опыте. Рекомендации от учителей. Собеседования с руководством факультетов. Участие во всевозможных внеклассных занятиях. Великолепные результаты в одной специализированной области. А еще прекрасные оценки и высокие баллы в тесте SAT, хотя эти количественные показатели играли лишь второстепенную роль, о чем абитуриентам напоминали неоднократно. У меня екнуло сердце. Хотя я два десятка лет преподавал в нескольких ведущих американских университетах, я понятия не имел, как студенты попадают ко мне в аудиторию. Почему столь важный процесс поступления в университет был столь непрозрачен, субъективен и — в конечном счете — непредсказуем?
Впервые в жизни я задался вопросом, что нужно нашим детям, чтобы преуспеть в мире, где нет четких критериев результативности труда. Чтобы ответить на этот вопрос, нам сначала нужно обсудить ту сферу, где результативность труда поддается оценке, — спорт. И начнем мы с «Женщины с татуировкой Изинга».
Когда Бурджу Ючесой прислала резюме в мою лабораторию, «Девушка с татуировкой дракона» была на пике популярности. Куда бы я ни пошел, я замечал у людей татуировки, но рисунок на левой руке Бурджу меня поистине поразил. Черной краской там была наколота гамильтониан Изинга — формула, которая лежала в основе ее кандидатской диссертации. Бурджу несколько лет посвятила исследованиям в сложной области физики, которую она сама с любовью называла «причудливой, капризной и обескураживающей», и теперь хотела заняться чем- нибудь другим. Более того, она прекрасно умела выражать свои мысли, а ее способности в науке не могли не восхищать. И все же я все поглядывал на ее татуировку, думая: «Ну и чудачка!» Татуировка мне ужасно понравилась, а Бурджу получила работу.
Через несколько месяцев после собеседования она наконец присоединилась к команде моей лаборатории, где мы уже изучали успех в науке. Тем не менее, прежде чем заняться этим вопросом как следует, мы столкнулись с серьезной проблемой: было сложно найти данные, способные помочь нам измерить результативность работы, которая казалась нам главным условием успеха.
Затем мой сосед из Будапешта, бывший профессиональный теннисист Тамаш Хамори, рассказал мне об огромном количестве данных, накопленных Ассоциацией теннисистов-профессионалов. Он пояснил, что ассоциация тщательно отслеживает результативность, фиксируя все матчи профессионалов и начисляя теннисистам очки в зависимости от того, насколько хорошо они выступают. Например, победитель турнира Большого шлема получает 2000 очков, а теннисист, выбывший во втором этапе турнира, — от силы десять. На основе этих очков составляется рейтинг теннисистов, который обновляется раз в неделю. Как и количество самолетов, сбитых асами Первой мировой войны, эти очки позволили нам с высокой точностью сравнивать теннисистов друг с другом. Именно это нам и было нужно — найти область, в которой результативность однозначно измерима. Перед Бурджу стояла четкая задача: на примере тенниса выявить взаимосвязь результативности и успеха.
Само собой, Бурджу не думала о теннисе, когда прислала нам свое резюме. Бурджу вообще почти никогда не думала о спорте. Она играла в теннис лишь однажды, еще школьницей, в летнем лагере в Стамбуле. В местной газете даже опубликовали ее фотографию, где она стояла в очках и казалась совсем маленькой в сравнении с огромной ракеткой.
«Я играла так плохо, что мне казалось, будто у меня дыра в ракетке», — со смехом сказала она мне, вспоминая, как отчаянно перекидывала мячи через сетку, пока ее кроссовки, а затем и лицо не покраснели от пыли грунтового корта. Статья о теннисном лагере давно лежала в коробке дома у матери Бурджу под множеством научных наград, сертификатов и грамот.
Решив подойти к теннису с другой стороны, чтобы применить свои навыки, Бурджу с энтузиазмом принялась за работу. Но вскоре возникли первые сложности: хотя инструмент для оценки результативности теннисиста был почти идеален, еще не было показателя для количественной оценки «успеха». Как мы постановили, успех определяется не тем, какие вы показываете результаты, а тем, как мы их воспринимаем. Таким образом, если победа в теннисе — это явный результат, то успехом должно называться что-то иное — например, признание и доход.
Не секрет, что лучшие спортсмены получают немалые деньги за великолепные результаты на корте, но большая часть доходов элитных атлетов приходит из других источников. Например, блистательный теннисист Роджер Федерер заработал за год сумасшедшие 58 миллионов долларов только по рекламным контрактам с разными брендами. Рекламодатели хотят получить доступ к его огромной фанатской базе. Его исключительные доходы не связаны с результатами его повседневного труда — они объясняются совокупной известностью, создаваемой его победами и поражениями.
Бурджу надеялась найти данные о закулисных решениях, принимаемых в офисах крупных корпораций и ведущих к заключению спонсорских контрактов. Ей удалось достать информацию о звездах тенниса, однако небольшие сделки с игроками из середины рейтинга почти не освещались. Она решила проанализировать основную причину заключения спонсорских контрактов — фанатскую базу теннисистов, ведь именно она определяет размер сделок. Чтобы понять, сколько людей интересуется тем или иным игроком, она могла обратиться к Google, как мы делали с немецкими асами, но теннисисты носили не столь уникальные имена, как Ганс-Гельмут фон Боддин и Отто фон Брайтен-Ланденбург, а потому интерпретировать результаты поиска в Google было очень сложно. В связи с этим Бурджу обратилась к «Википедии» (которая хранит огромный объем личных и профессиональных данных), поскольку поиск теннисистов в Google все равно приводил нас на их вики-страницу.
Не обращая внимания на множество фактов о браках, расставаниях и хобби, Бурджу заглянула на изнанку энциклопедии, чтобы проанализировать данные, поясняющие закономерности посещения страниц читателями «Википедии». Это позволило ей понять, сколько человек за определенный период времени открыло, скажем, страницу Роджера Федерера.
Используя хиты «Википедии» как критерий популярности, Бурджу перешла к решению нашей главной задачи — попытке определить, как навыки и победы превращаются в «успех» в нашем представлении. Сначала она составила подробную хронологию выступлений каждого теннисиста в 2008–2015 годах, записывая все победы и поражения, а также количество очков, заработанных за каждый матч. Затем она вывела формулу расчета предполагаемой популярности теннисиста на основе этих показателей результативности. Работа оказалась очень трудоемкой и заняла почти два года.
Но Бурджу трудилась не зря.
Анализируя цифры, она увидела закономерность. Как в случае с лучшими теннисистами — Роджером Федерером, Новаком Джоковичем, Энди Марреем, Рафаэлем Надалем, так и в случае с подающими надежды новичками наблюдалось заметное соответствие между прогнозами Бурджу и истинной популярностью спортсмена. Результативность была так тесно связана с успехом, что Бурджу могла точно предсказать количество человек, которые зайдут на страницу игрока в «Википедии» в конкретный день, на основе статистики его выступлений на корте. Она прогнозировала периоды низкого интереса к игрокам, выступавшим плохо, а также провалы, связанные с травмами. Она также предсказывала пики внимания после неожиданных побед над сильными игроками. Получив данные о результативности, Бурджу смогла прогнозировать успех.
На основании ее исследований можно было однозначно сказать, что успех в теннисе зависит от единственного фактора — атлетичности. На корте классическая догма «труд вознаграждается» остается верна. Результативность ведет к успеху. Такова отправная точка. Если вы теннисист, следите за мячом и тренируйтесь. (Здесь подойдет любое спортивное клише — позвоните своему учителю физкультуры и поблагодарите его за то, что в свое время он поделился с вами своей мудростью.) Но дело обстоит так не только в спорте. Нельзя стать успешным адвокатом, не располагая знаниями, которые привлекают клиентов. Нельзя стать успешным архитектором, не имея опыта проектирования зданий и дизайнерского чутья. В работе нашумевшей технологической новинки не должно возникать слишком много ошибок.
Формула Бурджу была столь же элегантной, как татуировка у нее на руке. И все же нас немного расстроили полученные результаты: мы надеялись на открытие. Вместо этого итоги работы подкрепили самое базовое утверждение: результативность — ключ к успеху. Да, мы нашли тесную количественную взаимосвязь между результативностью и успехом. Но насколько сильной она была?
Я сумел найти в таких результатах лишь один плюс — они подарили мне надежду, что мой сын Даниэль поступит в университет своей мечты. Мир тенниса ужасно напоминал румынскую образовательную систему, в которой результаты определялись лишь на основании оценок за экзамены. Однако вскоре пришли первые письма из университетов, и моя надежда стала таять. Реальность взяла свое. Больше всего Даниэль хотел пойти в Стэнфорд, но оттуда ему ответили отказом. Его не приняли и в Гарвард. Отказы также пришли из Брауна, Чикагского университета и Пенсильванского университета — и эти письма доказали мне, что мы больше не в Румынии. Делать ставку на одни лишь результаты было опасно. В какой-то момент я даже стал бояться спрашивать, что сказали в очередном письме.
К счастью, были и хорошие новости. Даниэля приняли в Нотр-Дам, куда он мечтал поступить годами. Я преподавал там десять лет и знал, что сын получит прекрасное образование. Всякий раз, когда в наш почтовый ящик приходил очередной отказ, мы напоминали друг другу, что он сможет учиться в прекрасном месте.
Затем пришла еще одна хорошая новость, хотя в результате перед нами и встала дилемма. Сына приняли в Северо-Восточный университет, где я преподаю сейчас.
Теперь у Даниэля был выбор, но сделать его было непросто. За Нотр-Дам нужно было платить. Северо-Восточный университет не требовал денег, поскольку дети преподавателей и сотрудников университета могут учиться в нем бесплатно, если сдают все экзамены. Чтобы оправдать возможные траты, надо было понять, что такого мог дать Даниэлю Нотр-Дам, чего не мог дать Северо-Восточный?
На этот счет у нас имелись хорошие данные. Начнем с того, что выпускники элитных университетов имели фору перед выпускниками университетов ниже рангом. Средняя зарплата выпускника университета Лиги плюща через десять лет после выпуска составит более 70 000 долларов в год, в то время как выпускники других университетов могут рассчитывать менее чем на половину от этой цифры — их средняя зарплата составит 34 000 долларов. Особенно сильно разнятся доходы у самых перспективных студентов: десять процентов лучших выпускников университетов Лиги плюща через десять лет после выпуска зарабатывают в среднем 200 000 долларов и более, а лучшие выпускники других университетов — чуть менее 70 000 долларов.
Когда в 2012 году Даниэль подавал заявления в различные университеты, надеясь, что его усердный труд принесет свои плоды, Нотр-Дам занимал 19-е место в национальном рейтинге университетов. Северо-Восточный университет стоял лишь на 66-й позиции.
Нотр-Дам входил в престижную категорию, близкую к Лиге плюща. Учеба в Северо-Восточном была бесплатна.
Оказываясь перед выбором, многие родители и абитуриенты задаются подобным вопросом: стоит ли влезать в долги, чтобы обеспечить лучшее образование своим детям? Это очень волнительное решение. И все же, узнав, что есть данные, которые помогут нам его принять, я полностью изменил свое восприятие ситуации. Как выяснилось, несмотря на очевидную статистику, если бы Даниэль выбрал Нотр-Дам вместо Северо-Восточного университета, это никак не сказалось бы на его будущих заработках. Ничего не изменило бы даже поступление в Стэнфорд или Гарвард. Его будущий успех определяли два фактора — результативность и амбиции.
«Формула: Универсальные законы успеха», Альберт-Ласло Барабаши, «Альпина Паблишер», 2020