Режиссер Борис Хлебников: «Все фильмы „новых тихих“ ничтожны по сравнению с „Нашей Рашей“»

Специальным гостем IV театральной лаборатории «Свияжск АРТель» стал режиссер Борис Хлебников. За два месяца до проката он представил зрителям свой новый фильм «Аритмия», победивший в этом году на «Кинотавре». Сценарий «Аритмии» Хлебников написал вместе с режиссером Наталией Мещаниновой: фильм повествует о семейной паре врачей, находящихся на грани развода. Их союз поддерживается только общей работой и оплаченной наперед арендой квартиры. «Инде» встретился с режиссером и расспросил его о новых волнах в российском кино, работе над ситкомом для ТНТ и «авторском макдональдсе».

Как вы сошлись с режиссером Наталией Мещаниновой?

Мы с ней дружим лет десять. Я много читал ее работ, и мне всегда казалось, что мы должны написать что-то вместе. Мысль окончательно окрепла после выхода ее фильма «Комбинат „Надежда“», который я видел раза четыре еще в монтажной сборке. Но уже на уровне сценария бросалось в глаза ее чувство языка. При этом Наташа совершенно не пугается жесткой сценарной рамки, и в таких условиях она выдает эффектные решения. Жанровое прошлое «Аритмии» все же довольно крепко держало нас в узде, и нам нужно было работать именно с этим.

Мещанинова дебютировала на «Кинотавре-2014» вместе с Оксаной Бычковой (фильм «Еще один год»). Тогда критики назвали их работы «новым русским кино 2010-х». Как вы относитесь к этим обобщениям?

Никак. Оба фильма мне жутко нравятся. У обеих я вижу то, чего не было у моего поколения. Мы очень натужно пытались пробиться куда-то и донести важные для себя вещи, у них все это получалось намного легче, естественнее и живее. Наверное, в этом и состоит их общая черта, которая позволяет критикам как-то их обобщить. У нас не было или знаний, или умений — мы даже помыслить не могли, что можно так делать.

Ваш союз выглядит как символ налаживания контактов между двумя поколениями режиссеров...

Нет никаких поколений. Все настолько перемешано, что и не найти, кто в чем был первым. Перед «Комбинатом „Надежда“» Наташа сняла пять невероятно крутых документальных фильмов, на «Кинотавр» она приехала матерым взрослым режиссером, а не каким-то новичком. Я не вижу различий между поколениями — никакой киноволны нет. Есть отдельная предельно талантливая Наталия Мещанинова, но она точно не является представителем никакого течения. С Оксаной Бычковой мы вообще ровесники. Если бы действительно была какая-то новая волна, то мы бы точно это заметили. Русский авангард 1920-х возник вокруг большого исторического и социального потрясения. Полстраны революцию ненавидело, другая половина обожала, вокруг этого танца любви и ненависти выросли десятки поэтов, режиссеров и художников. И вокруг такого новое искусство возникает само собой. Сейчас нет и близко чего-то подобного. Почему после 1991 года в России не появилось новой волны в искусстве? Это как раз таки показывает, что настоящей революции не было, а был обычный распил бабла, когда комсомольцы накупили ваучеров и поменяли флаги в кабинетах. Именно про это, к слову, фильм «Груз 200».

«Аритмия» — это ваш первый фильм за пять лет, все это время вы работали на телевидении. А почему вы решили пойти на ТВ?

Это не было осознанным решением, я вообще мало чего решаю в жизни, просто в итоге все само получается. Я пришел на ТНТ делать сериал «Озабоченные», и поначалу казалось, что нам на него нужно полгода. Мы вместе с продюсером и соавтором сценария Семеном Слепаковым начали доделывать и переснимать, в результате на проект ушло три года, чего я совершенно не планировал, — сериал был показан только в прошлом году. Но, тем не менее, для меня это был колоссальный сценарный опыт — я никогда раньше не работал с чистой жанровой комедией. У «Озабоченных» цифры были выше среднего, но не настолько высокие, чтобы можно было говорить о втором сезоне.

Еще в 2009 году вы были продюсером ситкома «Любовь на районе» на канале ТНТ. Расскажите, что это было?

Это результат четырех лет моей работы на канале ТНТ на позиции креативного продюсера. Меня позвал Саша Дулерайн (генеральный продюсер ТНТ с 2010-го по 2017 год. — Прим. «Инде»). Когда я пришел, на ТНТ только начиналась эра оригинальных ситкомов: параллельно с нами снимался «Универ», тогда же никому не известные ребята из Перми привезли продюсерам на поцарапанном диске пилот «Реальных пацанов», Максим Пежемский только-только начинал снимать сериал «Наша Раша». «Любовь на районе» писали известные театральные авторы: Максим Курочкин, Ваня Угаров, Лена Гремина, Лена Ковальская. Актриса Анна Котова, которая сейчас в «Театре.DOC», тогда сыграла свою первую большую роль на экране. А режиссером стал Михаил Угаров, он сейчас совместно с Мариной Разбежкиной делает школу документального кино и телевидения.

Мы отталкивались от английского сериала «Две пинты светлого и орешки», сюжет которой был примерно о таких же бездельниках из провинции, пытающихся как-то дышать полной грудью в этих стесненных обстоятельствах. При этом «Любовь на районе» — это не адаптация иностранного сериала, он для нас был источником вдохновения. Герои, характеры и истории были абсолютно оригинальными.

Что режиссеру дает телевидение?

Это очень разные опыты. Мне соприкосновение с миром телевидения пошло только на пользу, хотя бывают и совершенно губительные случаи. Вообще канал ТНТ — это прежде всего Александр Дулерайн. Он в одиночку стоит за всем. Он искренне любит свою работу и делает то, что ему действительно нравится. Я никогда не встречал большого телевизионного продюсера, который мог бы себе такое позволить. В большинстве своем на ТВ делают то, что, по мнению продюсера, нравится условной тетеньке средних лет — именно ее они считают своей аудиторией. В результате получается чистый цинизм, когда продюсер — поклонник Джармуша и Линча делает проекты вроде «Кармелиты» или «Кровинушки». Вам может не нравиться канал ТНТ, но главное в нем то, что он нравится Дулерайну. Это очевидно поднимает качество продукта, потому что для себя нельзя сделать плохо. Именно поэтому на канале появились замечательные сериалы «Физрук», «Измены» и «Ольга». На других каналах диктат виртуальной тетки убивает всякую свободу.

Мне казалось, что вас всегда тяготило чистое художественное кино и вы искали возможность выбраться в реальность при помощи документальных средств — «Долгую счастливую жизнь» снимал оператор-документалист Павел Костомаров, «Пока ночь не разлучит» написан на основе подслушанных разговоров. Телевидение укладывается в эту логику?

Телевидение, конечно, — намного более живой и гибкий инструмент. Работая на ТНТ, я понял, что все фильмы «новых тихих» ничтожны по сравнению с «Нашей Рашей». Все то, что считалось революционным, новаторским, социально важным и острым в кино моего поколения, не могло сравниться даже с одной серией этого сатирического сериала. Социальная критика в нем была моментальной и очень злой. Мы три года снимали наши косноязычные двухчасовые фильмы, в то время как каждое воскресенье Светлаков и Галустян выдавали совершенно живую и непосредственную реакцию на происходящее вокруг. Нам такой прорыв в реальность даже и не снился. Поэтому я совсем не жалею о времени, проведенном на ТВ.

Многие режиссеры вашего поколения ушли либо на телевидение, либо в жанровое кино (Николай Хомерики, Алексей Мизгирев). Кинокритики восприняли такое развитие событий как коллективное поражение. Как вы сами воспринимаете эту трансформацию?

Я не вижу здесь никакой драмы. Это критики воспринимают режиссеров как единое целое, а речь идет о вполне самостоятельных людях, которым интересно заниматься любимым делом в любом его проявлении и пробовать что-то новое. Я обожаю фильмы Николая Хомерики, но он совершенно не обязан всю жизнь снимать малобюджетные драмы. Я думаю, даже Хомерики мог мечтать снять большой фильм о застрявшем ледоколе, сознательно ориентированное на подростков (отмечу отдельно, что «Ледокол» очень обаятельно сыгран). Мизгирев, напротив, хотел сделать крупнобюджетное, но все же авторское кино, которое могло бы работать и говорить с большой аудиторией — он сам сформулировал себе эту непростую задачу. Это разные пути. И потом, режиссер — это не монах-отшельник. Заниматься авторским «макдоналдсом» и выдавать каждый год по одному дежурно глубокому и удобному для критиков фильму — тоже неверный путь. Любой фильм — большой или малый — должен быть живым.

Вас всегда привлекал комедийный жанр?

Нет. Во времена «Коктебеля» и «Свободного плавания» меня интересовала работа с чистой формой. Сейчас эта задача, напротив, мне кажется совсем неинтересной. Когда мы делали «Аритмию», мне казалось, что мы с соавтором сценария Наталией Мещаниновой хотим снять романтическую комедию. Конечно, фильм поменялся, когда появилась фактура мира российской медицины, но на сценарном уровне он сохранил скелет жанра — там увлекательная драматургия ромкома, которая не дает сюжету зависнуть. Но мы хотели столкнуть жанр с документальной актерской игрой, документальными диалогами, живой камерой и настоящими интерьерами. Обычно в жанровом кино, наоборот, все окружение как бы приподнимается до его уровня и превращается в большую условность, когда и актеры, и место, и способ съемки становятся лучше, чем это есть в жизни.

Вы как-то сказали, что вам больше не интересно делать фильмы, в которых ничего не происходит. Значит ли это, что ваши прошлые фильмы были именно такими?

Не скажу что я не люблю свои прошлые фильмы, но ни «Коктебель», ни, особенно, «Свободное плавание» я бы сейчас не снял. Мне эти фильмы кажутся манерными и кокетливыми, а мне такое уже неинтересно. Это не вопрос про то, как правильно, а как неправильно. Главное же — развлекаться. Меня сейчас занимают более живые и непосредственные истории. Хотя я до сих пор люблю «Сумасшедшую помощь» за сценарий и актерские работы.

«Аритмия» должна была стать романтической комедией, но, как вы говорите, все превратилось в драму после того, как появилась фактура «скорой помощи».

Да, так вышло. Но это не оттого, что мир «скорой помощи» какой-то особенно драматичный, жуткий и пугающий (хотя в какой-то степени это есть). Просто вместе с профессией появилась зацепка, которая повела нас в сторону более документальной истории. Ты не можешь писать фильм про врачей, не зная того, как они разговаривают и работают. Так мы начали собирать живые диалоги, фактуру, на съемках был медицинский консультант. В такой обстановке невозможно сохранить условность жанра.

После показа в Свияжске зрительница сказала, что этот фильм нужно показать министру здравоохранения. Это показательная реакция. На этапе подготовки фильма вы не боялись того, что документальная фактура производственной драмы перетянет внимание с романтической линии?

Нет, мы об этом не думали ни во время написания сценария, ни во время съемок. Это, в общем-то, как ни банально, остается на откуп зрителю — каждый замечает то, что ему ближе. Что касается показа фильма министру здравоохранения... Кино никогда не решает проблем. Можете ли вспомнить хотя бы один фильм, который реально кому-то помог? «Аритмия» точно не способна решить проблему реформы здравоохранения, да и не должна этого делать.

При этом в 2012 году вышел фильм «Долгая счастливая жизнь», в котором зрители увидели намеки на протестные настроения начала 2010-х годов.

Я ни разу не пересматривал фильм с тех пор. Тогда у меня был такой период в жизни — я остро ощущал в себе социальную злость. Меня сильно возмущало то, что происходит в государстве. Это настроение передалось фильму, и это не пошло ему на пользу, возможно, даже несколько испортило его. Когда ты злишься, ты видишь ситуацию узко, и поэтому вместо персонажей и их жизней начинаешь заниматься какой-то журналистикой. Меня и сейчас многое раздражает в жизни, но я не пытаюсь напрямую отразить это в фильме. В этом смысле «Аритмия», несмотря на то, что она снята на болезненной фактуре российской системы здравоохранения, абсолютно не социально-агрессивное ангажированное кино. Я, напротив, показал героя, который является кем угодно, только не бунтарем. В обоих фильмах играет Александр Яценко, но герой «Аритмии» — не борец с системой, он вообще не очень понимает, что это такое. Он талантливый врач и его волнует только работа. Другое дело, что степень его свободы мешает самой системе, но герой этого не осознает, и поэтому речи о борьбе не идет.

Вы снова пригласили в свой фильм актера Александра Яценко. Складывается ощущение, что все ваше кино — это метанарратив о герое Яценко. Вы сознательно это делаете?

Нет. В общем-то это моя вина. Я пишу на него такие однообразные роли и потом приглашаю играть к себе. В «Аритмии» должен быть играть другой актер. Сам персонаж в сценарии был моложе на десять лет Александра Яценко. Но после утомительных кастингов с молодыми актерами я понял, что нужно звонить Саше. Во многом он похож на своего героя — Саша такой же ответственный человек на работе и по-хорошему раздолбай в жизни. Поэтому у него была сложная задача — сыграть себя.

Вы говорите, что профессия в этом фильме имеет принципиальное значение. В чем оно заключается?

Я говорю не конкретно про медицину, а про то, что взрослый человек всегда определяется через свое дело. Тяготится он своей работой или любит ее — в обоих случаях исходя из этой деятельности выстраивается вся жизнь. Нашел он себя или нет — это важный фактор. От этого и начинается трансформация любого человека, или, как мы привыкли говорить, «взрослая жизнь». Герой Яценко в этом смысле человек, который находится на своем месте и работает по своему призванию. Иногда это мешает и ему, и другим людям.

Вам как режиссеру не мешала медийная известность Ирины Горбачевой?

Нет. Подобные страхи я считаю полной ерундой. Представьте себе, Алексей Герман взял в «Двадцать дней без войны» Юрия Никулина, который только что снялся в «Операции „Ы“», и Людмилу Гурченко, в которой все видели девушку, поющую «Пять минут». Он же не думал об их медийности. Меня это совсем не смущает, тем более когда речь идет о хорошем актере. Кроме Горбачевой в эпизоде у нас снимается актриса Валентина Мазунина, которая намного более известна по «Реальным пацанам», КВН и фильму «Горько». В общем-то я не думал об этом, когда утверждал ее на роль. Иру Горбачеву мы отобрали после многочисленных проб других актрис, потому что только у нее оказалось достаточно природной энергии, чтобы стать полноценным вторым главным героем фильма, а не просто обиженной женой.

Фотографии: Даша Самойлова