Вывод из запаса. Что хранится в Зоологическом музее КФУ

Так получилось, что Зоологический музей КФУ старше самого университета. Формально история музея началась с кабинета естественной истории университета, который полагался новому учебному заведению по уставу, однако история коллекции имеет более раннее происхождение. Еще в конце XVIII века князь Потемкин-Таврический по распоряжению Екатерины II планировал создать в городе Екатеринославе (ныне украинский город Днепр) университет, для этого он закупил в Европе коллекцию экспонатов экзотических животных и птиц. Но после смерти Екатерины ее преемник Павел I отменил это распоряжение и приказал передать уже приобретенные экспонаты Казанской гимназии, на основе которой в 1804 году открылся университет. Первым заведующим музея стал профессор Карл Фукс, при нем была закуплена конхиологическая коллекция (конхиология — раздел зоологии по изучению моллюсков. — Прим. «Инде») из 578 раковин. Наибольший вклад в развитие музея внес профессор Эдуард Эверсман, при нем музей окончательно принял характер систематизированного собрания зоологических коллекций, стали проводиться регулярные экспедиции студентов. К 1844 году коллекция насчитывала 5735 экспонатов. В 2002 году Зоологическому музею присвоили имя профессора Эверсмана.

Музей состоит из двух отделов — беспозвоночных и позвоночных — и размещается в восьми залах. В нашем музее практически нет муляжей: разве что только увеличенные модели клещей из пластика — их используют преподаватели в учебном процессе. Основной массив экспонатов — это чучела животных. По обширности коллекции среди университетских музеев подобного профиля наш музей в России уступает только Зоологическому музею МГУ. У нас даже есть отдельный стенд с животными Австралии и Новой Зеландии (кенгуру, коала, утконос и ехидна) и довольно богатая коллекция приматов. Все тропические коллекции — приобретения дореволюционного времени, тогда университет регулярно выделял средства на пополнение коллекций.

В нашем же музее можно увидеть чучела уже вымерших животных. К примеру, русская выхухоль, которая вымерла в наших краях после заполнения Куйбышевского водохранилища, или редчайшая зебра квагга, вымершая еще в конце XIX века. Проблема исчезновения видов наглядно показана на этикетках — если на них есть красный кружочек, то это значит, что вид занесен в Красную книгу.

Мы привыкли к тому, что таксидермисты изготавливают из животных статичные чучела, которые напоминают скорее объемные иллюстрации из книжек, нежели живых зверей. Но также существует практика изготовления групповых композиций из чучел, которые иллюстрируют какие-либо сцены из жизни этих зверей. В зале птиц, к примеру, у нас есть орел со змеей в когтях или сокол, сжимающий в когтях крякву. Я всегда обращаю внимание посетителей на биогруппу с лосем и тремя волками — это сцена волчьей охоты. Согласно музейным описям, этот экспонат был в музее еще в 1896 году, но наверняка его изготовили еще раньше — мы не знаем, когда точно.

Музей обладает практически полной коллекцией бабочек химика Александра Бутлерова — она занимает отдельный шкафчик. Мало кто знает, что великий российский химик начинал с зоологии. Он учился «по разряду естественных наук», то есть на биологическом факультете, и в юности сильно увлекался зоологией, ботаникой и особенно энтомологией. Его выпускная работа была посвящена бабочкам волго-уральской фауны. Кроме того, он увлекался пчелами, владел пасекой в своей усадьбе в Спасском районе и даже написал о них книгу. Свою коллекцию бабочек, которую Бутлеров собирал будучи студентом, он передал музею в 1881 году.

Раньше Зоологический музей располагал собственной коллекцией ископаемых костей, но в середине XX века их передали в Геологический музей университета. Череп мамонта остался нам на память о той коллекции. Рядом для наглядности мы выставили череп индийского слона — посетители и студенты могут сравнить кости вымершего и современного слонов. Кости друг от друга отличаются по цвету — череп индийского слона белее.

Среди всех коллекций музея собрание птиц — одно из самых многочисленных: есть чучела как массовых видов (воробьи, фазаны, голуби и пр.), так и абсолютно экзотических (пятисантиметровый колибри, который, к слову, родственник наших стрижей, киви, австралийский эму, пингвины). Или чучело южноамериканского гоацина — зоологи вплоть до развития генетики относили его к отряду куриц, но позже выяснилось, что он ближе к кукушкам. Некоторые птицы были типичны для нашего региона, но сейчас стали экзотическими. Например, пеликан до затопления Куйбышевского водохранилища регулярно гнездился в низовьях Камы. Но есть и обратные истории, когда в нашем регионе птицы находят благоприятные местообитания. Хороший пример — серая цапля. Они появились в окрестностях Казани только в 1960-х годах, а регулярно наблюдать мы их начали в 1970-х. В районе поселка Васильево на реке Сумке существует крупная колония цапель (около 400 гнезд). Мы обнаружили их в начале 1970-х годов, тогда на территории было несколько десятков гнезд. С этой колонией происходили различные перипетии: как-то рядом тяжелая техника прокладывала дорогу до дач и из-за шума птицы оставляли гнезда; в 1975 году кто-то поджег сухой тростник на воде — количество гнезд тогда уменьшилось до 15. Но популяция восстановилась, сейчас территория охраняется, вид спокойно развивается и эта колония — одна из самых крупных в России.

Зоологический музей получил этого зубра в 1897 году в дар от последнего российского императора Николая II. Животное было убито во время царской охоты в Беловежской пуще (современная Белоруссия). Николай II никогда в Казани не был, но решил таким образом выразить уважение городу с большой академической историей. Вид уже тогда был очень редким, поэтому наши ученые с радостью приняли этот подарок.

Эти экспонаты связаны с именем казанского купца Павла Щетинкина (1845−1918), владельца Казанского подворья на улице Баумана. В Казани выступал бродячий цирк, в котором неведомым образом один за другим с разницей в несколько дней умирают львенок, лев и львица. В газетах того времени писали в том числе и о якобы умышленном отравлении зверей. Установить истину так и не удалось. Павел Щетинкин, узнав об этом, выкупил туши зверей и передал их в дар Зоологическому музею. Щетинкин, известный казанский меценат и благотворитель, и далее делал подарки музею, например, от него у нас несколько куниц.

Зоологический музей всегда тесно сотрудничал с Казанским зооботсадом, который, как известно, был основан Карлом Фуксом в 1806 году. На протяжении всей своей истории музей часто получал туши умерших зверей, из которых впоследствии изготовляли чучела. Череп бегемота попал к нам в результате трагического события — бегемот Карлсон скончался в 1985 году, проглотив брошенный ему посетителями теннисный мяч.

Чучело зебры квагги — символ нашего музея. В настоящее время этот вид зебр полностью истреблен человеком — последняя квагга умерла в зоопарке Амстердама в 1881 году. Она обитала в Южной Африке. Изначально музей располагал только ее шкурой, которую в 1843 году приобрел Эверсман в Гамбурге. Только спустя век, в 1969 году, из этой шкуры изготовили чучело. Для этого мой коллега Александр Попов поехал в Москву. Примечательно, что сотрудники Зоологического музея Москвы просили оставить им шкуру, взамен они предлагали чучела шести крупных животных. Но Попов кваггу не отдал. Этот экспонат — единственный в России. Всего в мире таких чучел девять. У нас есть чучело и обычной зебры, но мы пока точно не знаем, какой именно это подвид, — дело в том, что два подвида зебры вымерли, и, возможно, у нас экземпляр вымершего подвида.

В нашей коллекции рыб среди прочего есть акулы, пираньи и даже рыба-луна (правда, по меркам этого вида совсем маленький экземпляр, около метра в диаметре). В Зоологическом музее хранится второе по величине чучело белуги в Татарстане, самое крупное — в Национальном музее РТ. Белуг в Татарстане теперь тоже нет: после заполнения Куйбышевского водохранилища они больше не могут подняться вверх по Волге до нашего региона.

В этом зале большинство экспонатов — это российские или местные виды, хотя, конечно же, есть экзотические черепахи (например галапагосская, но у нас совсем крошечный по меркам вида экземпляр), лягушки, крокодилы. Мало кто знает, но в Закамье, на реках Большой и Малый Черемшан, водятся черепахи — они у нас есть. Но в этом зале я выделю чучело лягушки-быка. Этот вид обитает на территории США. Свое название она получила не только из-за своих исполинских для амфибии размеров (вес взрослой особи достигает 450 граммов), но и из-за характерного звука, который издают самцы во время брачного периода, — это действительно больше похоже на мычание, нежели привычное кваканье. Кроме того, наверное, это единственный вид амфибий, на который выдается разрешение на охоту.

В этом же зале я выделяю варана — самую крупную ящерицу на территории СССР (вместе с хвостом до 1,6 метра в длину). У нас есть и чучело, и скелет, который, к слову, добыл еще профессор Эверсман. Вараны не ядовиты, но их укус очень сильный и болезненный — в экспедиции меня кусал один, и я чудом не лишился пальца на руке.

В музее большая коллекция змей. Опять же большая часть — местные виды, хотя есть кобры и всевозможные удавы. В этой части экспозиции я обычно учу детей отличать в лесу опасных змей от неопасных. К примеру, у нас встречаются черные гадюки, которых часто путают с ужами. На первом курсе я сам, перепутав эти виды, схватил гадюку, которая меня укусила (смертность от его укуса составляет один процент, то есть умирает один из ста укушенных. Для сравнения: у кобры этот показатель — 15 процентов). Рядом серые гадюки — это степной вид, их яд не смертелен для человека вовсе. Самый северный участок ареала обитания степной гадюки приходится на южные районы Татарстана. Из местных змей примечателен серый уж, или медянка. Это, наверное, единственная татарстанская змея с развитой мускулатурой: когда берешь ее, она обвивает руки и может сильно сдавить.