15-минутный путеводитель: история казанского наивного искусства

В начале февраля в рамках V Международного «Фестнаива» в Московском музее современного искусства открылась выставка «Наив... но» (совместный проект с Музеем русского лубка и наивного искусства). Начиная с 2001-го фестиваль проходит каждые три года, в трех последних выставках участвовали казанские художники. На этот раз в ММСИ можно увидеть работы Альфрида Шаймарданова, Виктора Тимофеева, Сергея Максимова и Рашида Тухватуллина. «Инде» попросил искусствоведа Дину Ахметову рассказать о феномене казанского наивного искусства — об истоках, основных именах и насущных проблемах одного из главных художественных феноменов современного Татарстана.

Источники и история

«Наивным» художником принято называть того, у кого нет профессионального образования. Но непрофессиональных художников много, и далеко не все из них наивисты. Отличие «наивного» художника от самодеятельного в том, что «наивный» создает собственный художественный мир с узнаваемой образностью и стилем, который практически не меняется с течением времени (в общем-то, это свойственно любому художнику). Самодеятельный же художник пытается в неумелой, как правило, форме подражать высокому искусству, чаще всего реалистичному, стремится выглядеть профессионалом.

Наивное искусство берет начало в народной культуре. Применительно к ней не принято говорить о наличии профессионального художника-автора — максимум мы можем обозначить фигуру мастера или ремесленника. Год назад я делала доклад о деревенских шамаилях — это своего рода предтеча наивного искусства в татарской среде. По этим работам видно, что анонимный мастер пытается повторить увиденные где-то профессиональные работы, но в силу своих навыков у него получаются значительно более простые произведения из дешевых материалов с грубым орнаментом.

Художники в татарской культуре появились в начале XX века, когда стало развиваться движение джадидизм. Его идеологи хотели, чтобы в татарской среде появились некоторые из достижений западной культуры — в том числе изобразительное искусство, на которое ранее действовал религиозный запрет. Первым татарским художником считается Сабит Яхшыбаев. Он посещал курсы рисования, писал портреты татарских писателей, но из-за отсутствия академического художественного образования они выходили не очень умелыми. Впрочем, это не помешало ему со временем стать видным театральным художником и делать декорации к первым татарским спектаклям. В то время на художников был спрос — к примеру, Габдулла Тукай, который хотел, чтобы его произведения были понятны широким слоям населения, настаивал на иллюстрировании своих книг. Это были милые лубочные рисунки, автора которых мы не знаем (на некоторых работах сохранились только инициалы — «Б.Э.»). В советские годы это непрофессиональное течение культивировалось, потому что народное творчество рифмовалось с идеологией.

Главные имена

В Казани не существует цельного течения «казанский наив», есть только отдельные имена. Например художник Альфрид Шаймарданов, который занимается наивной живописью 25 лет. Он положил на наив жизнь, и вокруг его пассионарности крутятся другие люди. Я с ним знакома с 1997 года — тогда он не думал, что будет профессиональным художником, и часто говорил, что скоро бросит живопись. Бросает до сих пор. У него нет художественного образования: окончил Ленинградский институт киноинженеров, с 1988-го по 1991 год работал на Казанской студии кинохроники. Но он постоянно общался с художниками, много рисовал и сейчас пришел к тому, что многие считают его профессионалом. В молодости он вместе с аспирантами Хариса Якупова (живописец, педагог, академик РАХ, лауреат Сталинской премии третьей степени и Государственной премии РСФСР имени Репина. — Прим. «Инде») практиковался в мастерской Академии художеств. Якупов оказал на Шаймарданова большое влияние, он говорил своим ученикам: «Не указывайте ему, что делать, пусть рисует как умеет, а то вы его испортите». Сам Шаймарданов относится к Якупову с большим уважением, несмотря на то, что даже в Казани многие считают его советским пропагандистом и упертым соцреалистом. Я сама считаю, что Якупов, наряду с Николаем Фешиным, — главный татарстанский живописец.

Во время учебы в Ленинграде Шаймарданов много времени проводил в музеях и встретил искусствоведа Ивана Степановича Соловьева, который подтянул его в теории искусства. Но Альфрид не хотел быть художником, ему было интересно искусство. Первым человеком, который сказал Шаймарданову, что ему надо серьезно взяться за живопись, была Ляля Кузнецова (участница легендарной казанской фотогруппы «Тасма». — Прим. «Инде»). Есть и другая занятная история: в начале пути Шаймарданов наткнулся на проспект итальянского неоконструктивиста Джетулио Альвиани, написал ему и отправил какие-то свои работы. К удивлению Альфрида, Альвиани ответил ему, похвалил картины и наказал продолжить рисовать. Таким образом, он благословил Шаймарданова.

Стиль Шаймарданова с годами почти не меняется. Когда мы познакомились, он попросил меня написать статью о его работах, и я хотела отказаться, потому что они казались мне несерьезными, слишком яркими и безвкусными. Но потом стала разглядывать: простота Шаймарданова оказалась сложной, как и он сам. В его работах есть приемы из кинематографа — панорамные виды, множественные планы, символика. Со временем усложнилась и живопись — мелкие детали картин он прорисовывает месяцами, хотя вначале тяготел к беспредметности, потому что плохо рисовал. Я считаю, ему от природы дан большой талант — рисовать он научился после пары первых картин. Он всегда ориентировался на западных художников, на высший уровень наивной живописи — на того же Анри Руссо. Его наив не замыкается сам на себе. Наверное, поэтому его работы находят отклик у западной аудитории.

Другой наивист, Виктор Тимофеев, — неотъемлемая часть казанского художественного пейзажа еще с 1980-х. В 17 лет он пришел в Качаловский театр устраиваться завлитом — на эту должность парня без образования, естественно, не взяли, но оставили в театре работником сцены. Он увлекся, и ему посоветовали получить художественное образование. Но когда он пошел учиться в бутафорское отделение Казанского театрального училища, ему было уже под 30.

Виктора всегда любили в тусовке, но никто не знал, как относиться к его работам, потому что рисовать он не умел вообще. И сейчас не умеет, поэтому, кажется, такое отношение сохраняется до сих пор. Но это только в Казани — в Москве его работы с первого же раза понравились всем. Тимофеев сопротивлялся ярлыку «наивный художник», но мне как искусствоведу и куратору удобно укладывать его на эту полку, потому что у наивистов есть собственные институции: фестивали, музеи и прочее. Позже Тимофеев согласился с определением, увидел в этом собственный эстетический путь — тем более что в его работах действительно есть прямое влияние иконописи и лубка. Тимофеев — большой художник. Он пишет как дышит, и его ломает, если у него нет возможности рисовать. Он может написать несколько картин в день, а если нет красок, рисует в блокноте. Я редко видела художников, которые писали бы с такой животной страстью.

Долгое время Тимофеев жил в комнате в театральном общежитии на Кави Наджми. Там же была мастерская, где все мы собирались. Вся комната была завалена вещами: картины, бутылки, военные шинели и иконы. Во время пожара 2010 года все было залито водой, но место, где стояла икона, осталось сухим — чудо какое-то. Вот только после пожара кто-то вынес и сжег его картины. Для Тимофеева это до сих пор большая травма — если увидите в его поздних картинах огонь, знайте, что это воспоминание о том пожаре.

Рашид Тухватуллин — человек-оркестр: занимается мелкой пластикой, рисует, переводит с татарского на русский, пишет стихи. Он окончил физфак Казанского университета, и можно сказать, что его работы рождаются на стыке науки и искусства. У него ясная образная система с цитатами из Пикассо, Сезанна и других художников. Мне сложно назвать его в полной мере «наивным» — он просто художник, который создает что-то в рамках собственного мира.

Другая известная фигура в этом течении — фотограф Сергей Максимов. У него вообще нет высшего образования и он с детства занимался резьбой по дереву. В какой-то момент он решил, что в Казани нет хороших фотографов, и решил сам стать таким — просто он не знал о давних фотографических традициях города. Рисовать он начал только два года назад и, мне кажется, до сих пор ищет свой стиль. Тем не менее у него запоминающиеся работы: локальный открытый цвет, смелая живопись. Его работы сразу отобрали на «Фестнаив».

Еще одна заметная казанская «наивная» художница — Татьяна Лярсон. Она окончила КГУ, а потом получила специальность «Художник-оформитель» в Казанском художественном училище. Лярсон — абсолютно отдельная величина, находящаяся вне системы казанских художников. Она не участвует в совместных выставках, устраивает себе собственные и имеет постоянный круг почитателей, у нее самодостаточный мир. Я не большой любитель ее стиля, но признаю его оригинальность.

Казанский контекст

В 1980-е в Казани сложилась большая художественная тусовка. Ее неформальным лидером можно считать фотографа Евгения Зиновьевича Балашова, который когда-то был главным патологоанатомом Казани. Он дружил с философом Владимиром Юриновым, а позже написал книгу «Фотология бытия». Балашов был одним из лучших фотографов Казани, но бросил снимать после появления цифры. Также в Казани уже около 40 лет творит заметная группа, участники которой работают в традиции художника Евгения Голубцова (участник экспериментальной студии Союза художников «Сенеж», лидер художественной «Группы 17», тяготеет к плоскостной и декоративной живописи. — Прим. «Инде»). Все они — Владимир Нестеренко, Саша Леухин, Анвар Якупов, Рашид Сафиуллин — окончили студию художественного проектирования СХ СССР «Сенеж», в которой занимались чистым дизайном. Именно эти авторы делали интерьеры бара «Бегемот», «Дома чая», музея композитора Салиха Сайдашева (в котором, к сожалению, сейчас сохранился только интерьер). Под влиянием эстетики Голубцова также развивались художники Александр Артамонов, Вадим Харисов, Ильгизар Хасанов. Из молодых художников, с некоторыми оговорками, к этой группе можно причислить Михаила Пивоварова.

Интересное национальное течение, которое иногда называют этнофутуризмом, существует в Набережных Челнах. Основные имена: Мадьяр Хазиев, Хамза Шарипов, Ленар Ахметов, Зиннур Минниахметов. Кроме того, в городе была сильная реалистическая школа, почти полностью сосредоточенная в Казанском художественном училище: Харис Якупов, Борис Майоров, Николай Кузнецов, Николай Индюхов, Фиринат Халиков, Равиль Загидуллин, Фарид Якупов, Рустем Хузин. Никаких распрей между разными группами художников в городе нет и не было. В 1990-е место было всем — люди находили деньги и возможности, устраивали выставки, организовывали мероприятия. Открывались различные частные выставочные пространства, самый известный пример — галерея «Волга» в подвале на улице Баумана. Помню, на одну из выставок в Галерее современного искусства кто-то принес красное вино и сварил глинтвейн (в те годы все изрядно выпивали) — сейчас невозможно представить, чтобы в серьезной галерее художникам позволили сделать что-то такое. Сейчас жить стали как-то «по-взрослому», не так интересно.

Признание

Казанские наивисты никогда не выставлялись вместе как представители единого течения. Шаймарданов начал выезжать из Казани раньше остальных: еще в 1993 году выставлялся на выставке «Наивное искусство России» (Москва), его работы также висели в первой в России галерее наивного искусства «Дар», которую курировал художник Сергей Тарабаров. В 1998 году в ЦДХ состоялась персональная выставка Шаймарданова, а в 1999-м искусствовед Ксения Богемская включила его в справочник «Наивные художники России». Долгое время он был единственным, кто активно выезжал в Москву. Картину Альфрида «Приплыли» приобрел нынешний мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман для коллекции уральского наива (хоть Шаймарданов и не уралец, для него сделали исключение). Ройзман тогда написал в своем ЖЖ: «Шаймарданов — это мировой уровень». Сейчас коллекция хранится в Екатеринбургском музее Изо.

Виктор Тимофеев начал выезжать недавно — впервые на «Фестнаив» в 2013-м. Его не хотели брать на фестиваль: говорили, что у него есть образование (на «Фестнаиве» все просто: есть художественное образование — академист, нет — наивист). Я убеждала всех, что он не умеет рисовать в академическом ключе, а мне говорили, что его работы — чистый художественный прием профессионала. Просто они не видели, как он рисовал 20 лет назад! В итоге отобрали одну картину — «Мордовские похороны», которая произвела полный фурор.

В 2015 году Шаймарданова и Тимофеева включили в международный каталог наивных художников. Им в этом никто не помогал: Шаймарданова пригласил составитель каталога, художник из ЮАР. Альфрида регулярно приглашают на международные выставки, а скоро он войдет в «Энциклопедию мирового наива» — издание 1984 года, которое переводит коломенский Музей органического искусства (русское издание будет дополнено информацией о российских художниках). Мне кажется, Шаймарданов добился всего чего можно, живя в Казани. Тем удивительнее, что в казанских музеях нет ни одной его картины — работы Альфрида можно увидеть разве что в его мастерской. Но это общегородская проблема: в Казани в принципе нет площадки, которая бы на постоянной основе представляла современную татарстанскую живопись. Если только коллекция картин 1990-х Розалины Шагеевой в НКЦ «Казань».

Фото из личного архива Дины Ахметовой