Автор книги «147 свиданий» Радмила Хакова: «Мне пишут, что татарка не должна себя так вести»

С сентября прошлого года 33-летняя Радмила Хакова («татарка из хорошей семьи, учительская дочка со всеми последствиями») почти каждый день ходит на свидания, чтобы написать книгу об отношениях. Она ездит по миру и встречается с мужчинами: адвокатом, предлагающим отношения по контракту, перегонщиком лодок, владельцем квартала в Тель-Авиве, поваром, человеком, практикующим полиаморию, — вот далеко не полный список героев книги. Цель Радмилы — найти любовь и попытаться разобраться в том, как меняются человеческие отношения в современном мире. Редактор «Инде» Лена Чеснокова поговорила с ней об идеальной семье, популярности, умении хранить секреты и влиянии татарской идентичности на отношение к сексу.

Почему свиданий именно 147?

Это секрет. Попозже расскажу, ближе к выпуску книги.

Но их правда будет 147? И ты действительно считаешь?

Сначала считала, но в какой-то момент стала нумеровать хаотично. Было интересно посмотреть, заметят ли читатели, если я перескочу с 28-го сразу на 63-е. К моему удивлению, люди отреагировали бурно — типа «эй, а где еще 35 свиданий?». Я ответила, что они будут в книге. Конструкция онлайн-книги интерактивная. В ней будут скриншоты переписок, ссылки на профили, сопоставление реальных фотографий мужчин, с которыми я ходила на свидания, и тех иллюстраций, которые я выбирала для глав о них. Пока реальные фотографии я публикую только в закрытом телеграм-канале — ссылку на него получают те, кто оформил предзаказ на книгу.

Ты пишешь книгу на платформе электронного издательства Splash (руководитель Splash, журналист и основатель ИД «Коммерсант» Владимир Яковлев называет ресурс «платформой монетизации авторских тематических проектов»; сейчас, помимо «147 свиданий», издательство готовит к выпуску еще четыре электронные книги. — Прим. «Инде»). Ты сама выбрала тему отношений или тебе предложили это в издательстве?

Ни один из авторов платформы не выполняет редакционных заданий. Если у тебя есть интерес и ты все успеваешь, можно даже вести две темы одновременно, но проживать сразу две книги сложно. Каждый автор следит за трендами в своей области: что случилось с этим на Западе, что в России, как это было устроено на протяжении истории, как меняется отношение людей к этому. Мне кажется важным, что люди, которые сейчас пишут книги для Splash, изначально не эксперты в том, о чем говорят. Мы все в пути, у нас пока нет ответов. Когда меня спрашивают, знаю ли я, чем закончится моя книга, я отвечаю: понятия не имею. Потому что я живу ее прямо сейчас — сюжет может разрешиться через год, десять лет или на следующей неделе. Правда, дописать «147 свиданий» я в любом случае планирую этим летом.

У авторов Splash есть какие-то KPI?

Мы не даем интервью про платформу. Все вопросы, которые касаются «Сплеша» как проекта, можно задать на сайте. Такая позиция издательства.

Ты уже упомянула про закрытый телеграм-канал. Понятно, почему новые главы можно читать только после предзаказа, но зачем скрывать процесс написания книги? Это ведь стимулирует интерес аудитории.

К этому решению я пришла не сразу и периодически меняю его (после публикации интервью телеграм-канал будет открыт еще три дня). В какой-то момент поток негатива, осуждения и троллинга стал слишком плотным, и это начало сказываться не только на мне. Когда я только начинала писать книгу, встречалась в основном с европейцами. Я понимала, что они, скорее всего, никогда не прочитают мой текст и комменты к нему — просто потому что не знают русского языка. Так было до первого парня, который использовал онлайн-переводчик. А потом я начала ходить на свидания с русскоязычными мужчинами тоже, и стало окончательно понятно, что я не смогу защитить от навязчивого внимания людей, которые не выбирали попадать в мою книгу. Из-за всего этого совсем личные вещи я стала убирать в закрытый телеграм-канал. Мне нравится, что в «Телеграме» всего два способа обратной связи: продолжать читать или отписаться. Ну и, конечно, личные тексты могут читать те, кто уже купил книгу. Стоит она четыре евро — это небольшая сумма, формальность, за эти деньги можно купить разве что чашку кофе, но это отличный фильтр для хейтеров. Человеку, который хочет ругать, ненавидеть и учить меня жить, будет просто лень вводить номер карты.

Были случаи, когда мужчине, с которым ты ходила на свидание, писали что-то неприятное?

Было немного иначе. В самом начале проекта я шла с кем-то на свидание и думала: это Том, Тома никто не знает, поэтому про Тома можно рассказывать все. Но однажды Том прогнал мои посты через переводчик и сказал: «Радмила, я доверил тебе очень личную вещь и не хочу, чтобы она была опубликована». Я ответила: «Ты имеешь на это право. Но то, что ты рассказал, ценно для многих людей — как история. Можно я это оставлю, пожалуйста? Если хочешь, я изменю имя». Том согласился, а я поняла, что теперь это касается не только меня.

Еще в начале я пыталась дистанцироваться от того персонажа, о котором пишу, — это была я, но в то же время как бы не я, а лирический герой. Так же я поступала с другими участниками книги. Но в сегодняшнем мире сложно опираться на неправдивую конструкцию: аудитория остро чувствует любую попытку докрутить реальность. Ты либо пишешь сказку, либо рассказываешь как есть. И когда ты не Пелевин, которого давно никто в глаза не видел, а Радмила, к которой незнакомые люди в Казани подходят в кафе, здороваются и говорят, что читали про измены, ты не можешь выдавать сказку за правду. Так что через месяц после начала проекта я во всех профайлах (в Tinder тоже) отметила, что пишу книгу. И каждый раз, когда я встречаюсь с человеком и чувствую, что сейчас происходит какая-то история, я предупреждаю его, что хочу это записать. Я всегда предлагаю изменить имя, но никогда не говорю: «Если ты не хочешь, я не буду об этом рассказывать». Потому что все, что я слышу, вижу и чувствую, принадлежит мне. Если, конечно, меня не предупредят, что это большой секрет. Пока имя просил поменять только один человек. Он чиновник.

Давай еще раз проясним: твоя книга документальна? Насколько?

На 98 процентов. Причем остальные два — скорее умолчание, чем искажение. Есть темы, которые я фильтрую, — например секс. Я всегда помню, откуда я и кто я. Где бы я ни жила, я — татарка, и для меня это важно, это как внутренняя несущая конструкция. Возможно, если бы у меня не было татарской — национальной и семейственной — привязки, я бы писала на некоторые темы свободнее. Иногда о сексе все равно заходит речь, как, например, в посте про купание голышом или про мужчину, который старше меня на 20 с лишним лет .Это всегда вызывает бурную реакцию. Особенно много критики я получала в первый месяц публикаций — и это в основном были сообщения из Татарстана. Мне писали: бросай это, возвращайся домой, татарка не должна себя так вести.

Тебя сковывает твоя идентичность?

Я думаю, меня сковывает возможная реакция небезразличных мне людей. Когда я узнаю, условно, что к моим родителям на лестничной клетке подходят соседи и задают вопросы обо мне, я понимаю, что хотела бы оградить от такого внимания людей, которые любят меня и доверяют мне жить мою жизнь так, как я решу.

Соседи правда подходят?

Да. Недавно мама посмотрела интервью с мамой Сергея Шнурова и решила вести себя в таких ситуациях как она. Телевизионщики поймали ее у подъезда, хотели застать врасплох, а она им сказала: «Знаете, он у меня очень хороший сын. Заботливый, внимательный. Любит нас, мы его тоже. А то, что матом ругается, — так это работа у него такая, образ такой, ничего не поделаешь». Кроме того, моя мама — учитель русского и литературы, и она понимает, что я занимаюсь текстами. До того как начать писать книгу, я поговорила с родителями, и мы обсудили, что не все истории в ней будут про меня. Это отличный люфт: если родители захотят отстраниться от какой-то истории, они могут просто решить, что это не Радмила.

Как тебе кажется, то, что ты делаешь, — это литература? Формат интерактивной книги наталкивает на ассоциации с блогами времен расцвета ЖЖ. Что-то типа историй Славы Сэ, только от лица женщины.

Может быть — я не читала. Не могу сказать, литература это или нет, — пусть это решают литературные критики. Думаю, то, что делаю я, делают миллионы людей. Я бы даже сказала, что людей, которые не делают того, что делаю я, крайне мало, так что вряд ли я что-то изобрела. Довольна ли я своими текстами? Не совсем. Хотела бы я уделять им больше времени? Да. И я на пути к тому, чтобы отказаться от других своих дел и оставить только одно — писать. Я очень хочу расти в этом.

При этом я осознаю, что у темы, на которую я пишу, особый флер. Люди думают: книга про отношения — значит, что-то несерьезное, розовые сопли. Но я этого стереотипа не боюсь. Ты можешь строить двигатели для космических ракет, но ты все равно кого-то любишь, мечтаешь о ком-то, хочешь кого-то, спишь с кем-то, рожаешь или, надеюсь, когда-нибудь родишь кому-то детей. Что бы ты ни делал, ты живой, и эта тема однажды тебя накроет. Как сейчас накрыла меня.

Какая у тебя любимая книга?

В разное время было по-разному. В школе точно «Герой нашего времени», «Преступление и наказание», в университете — зарубежная литература, весь Ремарк, весь Бальзак (думаю, влюблялась я скорее в героев, чем в текст, в язык). Потом уже — «Метель» Сорокина как фантастическое переживание, «Чемодан» Довлатова, который так легко написан о сложном. Сейчас я как раз готовлю книжную полку для «Букмейта» — кажется, среди моих любимых книг почти нет любовных романов. На столе у меня Басё и Исса, а из поэтов-современников я люблю Воденникова, Родионова и Логвинову. Отдельное место — тексты песен СБПЧ (я считаю их поэзией). Возвращаясь к прозе — люблю всего Вырыпаева, которого удалось прочитать или услышать.

С кем из ныне живущих писателей тебе бы хотелось выпить?

С ним же — с Иваном Вырыпаевым. Потому что вся «Практика» — это гениально и больно и написано для меня. Я бы даже молча с ним выпила, потому что не знаю, что я могу ему сказать, кроме «спасибо». И с Татьяной Никитичной, наверное. После того как открылась школа «Хороший текст», я постоянно думаю о том, чтобы поехать поучиться. Наверное, скоро так и сделаю.

Ты сказала, что для тебя важна татарская идентичность и что она влияет на то, что и как ты пишешь. А как она проявляется в отношениях?

У меня в голове есть модель идеальных отношений, которая связана с опытом моей семьи. Мои родители познакомились в школе и поженились, когда маме исполнилось 18. Они всю жизнь вместе, их всегда двое, они до сих пор обнимаются на балконе, когда думают, что их никто не видит. Я хотела бы повторить их опыт, но это уже не вышло, я в этом смысле получилась какая-то другая. Однажды аналитик Splash Машенька (вообще-то она анализирует трафик, но попутно анализирует все подряд) сказала, что я будто уже откололась от традиционного строя, но пока не прикололась к свободному, европейскому. И это правда так: я уже знаю другую свободу, но пока не могу ею пользоваться.

Что такое «другая свобода»?

Это свобода быть другим и быть принятым или не зависеть от того, принят ты или нет. Никогда не жениться или жениться много раз, рожать детей от кого хочется и не думать о том, кто что об этом скажет. Не упираться в гендерные стереотипы, а позволять себе и партнеру распределять ответственность за то, что вы делаете, так, как вам это комфортно (в Татарстане как будто не стоит вопрос, кто зарабатывает деньги и делает карьеру, а кто занимается домом и сидит с ребенком, но на самом деле он есть). Относиться иначе к свободе другого — у меня, например, не получилось полиаморных отношений, хотя я пыталась.

Мир очень быстро меняется, он уже изменился. Еще недавно иметь детей в гей-браках казалось невозможным, как и в принципе заключать гей-браки, теперь у нас есть такие друзья. Тут вопрос «Замуж-то не вышла еще?» пока считается нормальным, но на Западе это уже неэтичное нарушение личных границ. Когда-то наши родители были против того, чтобы жить вместе до свадьбы, теперь они за (потому что «вы ведь совсем не знаете друг друга»). Раньше развод считался провалом, а теперь среди нас и наших друзей есть «большие семьи», в которых люди, имея общих детей, расстались, сохранили (или восстановили) уважительные отношения, создали новые союзы, родили новых детей с другими партнерами и все эти дети вместе празднуют Новый год у одной общей бабушки в Богатых Сабах. Стало возможно ЭКО — легально купить себе искусственное оплодотворение от незнакомого вам анонимного донора, выбрав его по цвету глаз и волос, можно не только в США, но и в России. Люди из нашей страны, а не только тайцы, на которых мы, как дикари, ходим во время отпусков смотреть за деньги, делают операции по смене пола. Как бы мы в Татарстане ни защищали свою традиционность и семейственность, мы не можем делать вид, что этих перемен в мире не существует.

Я много путешествую и чаще всего живу в столицах, где жизнь и отношения, как правило, отличаются от всей остальной страны. В Израиле, например, в Tinder часто спрашивают: «Ты еврейка?» или даже «Твоя мама еврейка?», но Тель-Авив не нуждается в приложениях вообще — просто выйди из дома, и с тобой сразу познакомится кто-нибудь. Там люди могут сначала стать любовниками, а потом, если все совпало, решат, что можно и поговорить. В Тбилиси с тобой тоже будут знакомиться на улице, а в остальной Грузии — нет, как и в Берлине или в Париже, где это могут счесть домогательством.

В Индии чем белее твоя кожа и чем ты полнее, тем ты более привлекательна для местных (бедная местная девушка ест плохо и работает на солнце — она худая и загорелая, как московские модницы). Тут же распространен гомосексуализм, а мужчины — причем гетеросексуальные тоже — могут держаться на людях за руки или обниматься, потому что к девушке до свадьбы прикасаться нельзя, а прикасаться к кому-то хочется. В Таиланде любой местный мечтает иметь роман с девушкой европейской внешности, но он слишком женат для этого и слишком занят зарабатыванием денег для своей большой семьи, которую создал очень рано. При этом тут совсем другое отношение к телу, к сексу — менее серьезное. Люди считают интимную близость просто еще одним способом наслаждаться возможностями своего тела. Я в этом смысле устроена консервативно: я считаю секс продолжением другого уровня близости. Не потому, что у меня никогда не было по-другому, а потому, что у меня было по-другому и я знаю, что это мне не подходит.

С другой стороны, меня совершенно не умиляют знакомые девушки, которые говорят: «я не пойду на вечеринку, потому что муж меня не пустил» или: «надо протереть пыль и приготовить ужин, иначе муж будет ругаться». Когда два года назад я вернулась в Татарстан из Москвы и на первом же свидании парень сказал мне: «Будет так, как я сказал, потому что я мужик», я хохотала. Я думала, что это шутка, что мы так играем, но, оказалось, он был серьезен. Я от такого отвыкла и уже вряд ли когда-нибудь промолчу просто потому, что передо мной мужчина. И я точно не буду терпеть ни в каких отношениях просто потому, что я женщина. Есть компромиссы, внутренняя работа, подстройки, но я буду учиться договариваться только с тем человеком, с которым мне будет лучше, чем без него. И который будет чувствовать то же самое по отношению ко мне.

Как тебе кажется, в какой точке Земли вероятность встретить такого человека для тебя выше всего?

Я не думаю, что это вопрос географии. Я писала про историю, которую рассказали 80-летние старики. Женщина гадала на Крещение, нужно было выйти на улицу и спросить первого встречного, как его зовут, — якобы так можно узнать имя будущего мужа. Ночь, буран, деревня. Она стояла 15 минут и встретила одного-единственного человека. Его звали Владимир. Через два года в городе на танцплощадке ее пригласил танцевать парень по имени Владимир. Это был тот же самый Владимир, и они прожили вместе всю жизнь. Ты можешь встретить того самого человека где угодно — такие вещи невозможно предугадать.

Просто ты как-то написала, что в Татарстане тебе делать нечего, потому что тут все переженились в 20 лет.

Это правда. Сейчас на весь Татарстан я знаю троих людей, с которыми мне хотелось бы проводить больше времени. При этом двое женаты (и это для меня табу), а третья — девушка, и я понимаю, что она просто испугается (потому что для нее это табу). Думаю, если бы мы с ней встретились в Берлине, все могло бы сложиться иначе.

Когда полиамория, свободные отношения и однополые браки закрепятся в Татарстане?

Я знаю, что в Татарстане есть и геи, и полиаморы, и люди в свободных отношениях. И их немало, просто это очень табуированная тема. Многие мужчины в Татарстане изменяют своим женам — больше всего отзывов за историю написания книги я получила после публикации поста «Мудрость как ************» — около 70 писем, причем большая часть из республики, — и главы про измены. Неделю назад мне анонимно написали: «Радмила, я знаю людей, с которыми ты дружишь, с другой стороны. Ты общаешься с их женами, а я дружу с их любовницами». Это действительно параллельные миры, которые пересекаются где-нибудь в «Лучано» или «Марусовке», причем один из троих обычно не знает, что это пересечение. Я не могу никого судить — я не жена и не любовница, я просто смотрю и записываю. Конечно, есть примеры открытых отношений, в которых жена все знает. Она выполняет социальную функцию — ведет дом, принимает гостей, организует досуг, воспитывает детей, присутствует на корпоративах и семейных торжествах коллег. И я не умаляю ее достоинства, если это ее выбор и если она чувствует себя комфортно и безопасно в этом.

Геи в республике тоже есть, и они тоже не могут говорить о себе открыто. К сожалению или к счастью, привить кому-то терпимость к другому — не в моих силах. Наверное, чтобы научиться принимать другого, недостаточно просто прочитать текст. Нужна какая-то самостоятельная внутренняя работа.

Ситуация с гендерными стереотипами в Татарстане может измениться в ближайшее время? Когда условная татарская жена из твоей истории перестанет бояться мужа?

У нас традиционное общество, и оно стоит на своих двоих, как на правде: все сгорит, а это останется. В этом смысле у татарской жены из крепкого патриархального брака не менее сильная позиция, чем у мужа: она просто знает, что права, и может опереться на свою правоту. Поэтому, мне кажется, тут никаких перемен не предвидится — семья как традиция внутри Татарстана только крепнет. Это база, на которой республика стоит, как на нефти.

Но нефть кончается.

Не при нас. И семья, возможно, не при нас.

Тебе важно, из какого социального слоя будет твой партнер?

Я думала, что нет, но ошиблась. В Берлине у меня был эксперимент — я месяц жила с парнем, который не хотел семью, но хотел отношений на время. Меня это горько рассмешило, и я пошла на сделку с ним, чтобы показать, насколько такое планирование абсурдно, но это отдельная история. С этим парнем у меня значительная социальная разница — он перегоняет лодки и строит дома, не пользуется «Фейсбуком», ест под телек. На месяц было ок, но это, пожалуй, слишком большая разница в интересах, чтобы комфортно организовать долгосрочный быт.

А достаток — это важно?

Меня не волнует, сколько у него денег, меня волнует, как он относится к тому, сколько у него денег. Если он доволен собой и своей жизнью, любит свою работу и чувствует себя уверенно, это классно. Еще вокруг меня в последнее время стали появляться люди с очень высоким уровнем достатка, которым я почему-то становлюсь интересна, хотя я не тусовая силиконовая модель с «Крыши мира». И когда я встречаюсь с такими людьми, понимаю, что у нас очень разные системы координат. У меня нет запроса на финансовое благополучие в обмен на свободу — я чувствую себя достаточно уверенно в материальном плане. В конце концов, у меня есть квартира в Казани и навыки, которые позволяют мне зарабатывать деньги, где бы я ни жила.

Ты упомянула, что постоянно получаешь обратную связь. Как живется с осознанием того, что за твоей жизнью следят, как за сериалом?

Я пишу книгу с сентября прошлого года, и за это время я второй раз в Татарстане. Зимой был довольно короткий визит — почти все время я провела в Иннополисе, у меня был сломан айфон и я общалась с очень узким кругом людей. В этот приезд я в Казани, и меня узнают практически в каждом заведении, в которое я прихожу. Сегодня в «Жаворонке» бариста спросил: «Как идет работа над книгой?». С одной стороны, мне приятно: мне нравятся люди, которые меня читают, нравится, что я их наконец-то вижу и что они такие смелые и свободные в выражении своих эмоций — я вот никогда не подхожу к незнакомцам, которых видела только в интернете. Но есть и обратная сторона. Люди думают, что, раз они давно меня читают, мы близки. Что если я подсяду за столик, то начну травить байки из личной жизни — я же все равно это постоянно делаю. Но я не готова вот так запросто раскрываться незнакомым, неблизким людям. Для меня ценны личные пространство и время.

Что еще тебе пишут, помимо того, что татарки так себя не ведут?

«Шлюха», например. И, конечно, «просто у тебя мужика нормального нет, поэтому и занимаешься такими глупостями». Для многих людей, которые не знают меня лично, я даже не на грани — я за гранью. Мои истории их травмируют. Однажды мне сказали: «Ты тащишь людей на дно», и это довольно серьезное обвинение. Но ведь я не даю голая пресс-конференцию на оцепленной площади, с которой не уйти. Это большая планета, и на ней есть место всем. Перестраиваться под аудиторию, которая выбрала тебя, чтобы критиковать, странно. Завтра их не будет — они уйдут критиковать кого-то еще. Однажды я получила очень крутой комментарий поддержки от незнакомого человека: «Пока они пишут комментарии, ты пишешь книгу». И я всегда об этом думаю, когда сталкиваюсь с негативом.

Ты сказала, что не знаешь, чем и когда закончится книга. Ты расстроишься, если не выйдешь замуж?

Я думаю, да. Но мне важнее найти того самого человека, чем сам по себе факт регистрации брака. В конце концов, у меня уже была свадьба — я уже надевала белое платье и бросала букет. При этом мне классно одной: я летаю, читаю, хожу в музеи, кино и на рынки, у меня есть друзья, я учусь новому. Просто мне хочется разделить это на два. И умножить на два.

Фотографии: Регина Уразаева