«Изучение страны сейчас в полном пролёте»

В «Смене» открылся эскиз выставки «Татария. Research» — первый результат работы фестиваля «Искра». Для его подготовки художники и фотографы из команды проекта Department of Research Arts совместно со студентами Школы фотографии и мультимедиа им. Родченко ездили по Татарстану и изучали местные реалии. «Инде» пообщался с участниками резиденции о том, почему их заинтересовали местные бандиты, музеи и китч и как замиксовать краеведение с искусством.

Инициатива ездить по регионам c исследованиями принадлежит художнику Владимиру Куприянову (к сожалению, покойному) — он возил студентов Школы Родченко в Удмуртию и Якутию. Это были экспедиции с выставками на местах и большими выставками в Москве. Позже идея вылилась в проект галереи «Триумф» Department of Research Arts, начали появляться региональные выставки, в частности про Марий Эл и Чувашию, которые частично можно увидеть в «Смене». Наверное, это самые амбициозные наши проекты, хотя, возможно, и не самые удачные.

Мы приехали в Казань подготовленные — естественно, при погружении в среду изначальные идеи претерпевают изменения, но это абсолютно нормально. Темы фотографов мы никак не ограничивали, наоборот, попытались дать максимально широкую информацию о регионе: ребята в Москве изучили статьи, а в Казани мы проводили встречи с местными учёными. Ограничиваем мы их скорее конечным форматом. Например, не берём художников, работающих с другим материалом, или фотографов, которые сделали бы репортаж.

Формат резиденций пока совершенно не отточен. Это, с одной стороны, добавляет хаоса и неопределённости, а с другой, рождает ответвления. Такие резиденции должны быть дольше, мобильнее, должны выходить за грань документальной фотографии. Мы всё время пытаемся выставить свой проект в контрапункте с National Geographic, объясняя, что не гонимся за красивым кадром, а ценим то, как художник или фотограф пропускает тему через себя.

Я сейчас пишу диссертацию по краеведению и понимаю, что это безумно интересная практика. Не уверена, что это дисциплина, потому что не знаю, соответствует ли она академическим критериям. Но краеведение или краеведческий музей — это уникальная для России история. В музеях Германии или Англии нет идеи «собирать по людям». Интересно наблюдать, как эта практика живёт, несмотря на период советизации, когда она была практически погублена и развивалась, скажем так, в особом ключе. Я съездила по сельским музеям — выяснилось, что в основном они очень новые, основаны в 1986–1990 годах. Мой проект на «Татария. Research» — о том, что такое краеведческие музеи, почему в них не произошёл онтологический сдвиг — там до сих пор читается марксизм-ленинизм. А можем ли мы представить что-то совсем другое, кроме отделов «Человек и природа», «Социум и природа»? Можем ли помыслить, как иначе представить свой край?

Но, если подводить итоги, мой анализ краеведческого процесса говорит о том, что есть минимум две вещи, которые на протяжении всей истории развития дисциплины не меняются: вовлечение зрителей и жителей в сбор знаний или артефактов и мысль о том, что край, район или регион можно представить в экспозиции. Однако этот процесс не выходит на уровень страны, краеведческого музея России нет. В конце 1920–1930-х задумывались о его создании, но идея провалилась. Для меня это связано с поиском идентичности и тем, как самую большую в мире страну, где живёт столько разных людей, каким-то образом склеить.

Мы попали в Казань благодаря Department of Research Arts, они пригласили нас поработать с местным контекстом, потому что у нас такой опыт уже был.

Мой проект на выставке — совместный с Максимом Маховым, который остался в Москве «дистанционным краеведом». А я здесь в роли автономного дрона, сканирующего местность в поисках различных артефактов.

Такая идея родилась из критики нашего подхода: казалось бы, где художники, а где краеведы? Краеведение — это вроде как наука, а художники не могут заниматься ничем точным, это очень личная интерпретация. Мы решили сделать работу про интерпретацию в широком плане. Первым делом я поехал в этнодеревню, это интерпретация прошлого, на следующий день — в Иннополис, это интерпретация будущего региона. Но, когда ты находишься в симуляции прошлого или будущего, больше всего они говорят о настоящем. Я создаю что-то вроде калибровочной матрицы автономного дрона: снимаю все объекты подряд — некоторые из них имеют этнографическую ценность, другие являются мусором или признаками текущего времени. Сейчас любая теоретическая или практическая наука переходит на дистанционные методы; телескопы или микроскопы уже не оптические, все процессы наблюдаются опосредованно, через зонды или роботов, от которых исследователь получает массивы данных. Я сейчас собираю массив данных, Максим как исследователь будет заниматься его обработкой. А «дистанционный краевед» — это немножко шутка: мы, с одной стороны, затрагиваем какие-то серьёзные вещи, а с другой, скептически относимся к художнику как краеведу.

Мы делали похожую резиденцию в Бирюлёве — метод был такой же: на незнакомую территорию высаживается художественный десант, который бродит, смотрит вокруг, набирает материал и делает из этого проект.

Свою тему я нашёл в Москве — мы обсуждали истории про Казань и думали, чем этот город выделяется. Одна из тем была про группировки, и я подумал, что надо её реализовать. Но решил документировать не напрямую, а то, что находится около, либо подменять одно другим. Этих бандитов сейчас уже нет, но их следы остались — и я хожу по городу и не то чтобы их ищу, а скорее выдумываю. Если стоит лавочка — представляю, что на ней собирались ребята, и снимаю, хотя они там могли и не сидеть.

Мой проект на выставке «Татария. Research» состоит из фотографий, но он пока готов не полностью. Я хотел бы переснять его на большую камеру, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть. Сейчас это просто сухая документация, которая мне нравится как метод, но возможность снять красивее всегда есть.

Мне кажется, все наши темы на поверхности, мы делаем работу в ускоренном режиме, и тяжело углубиться в проблематику сильнее, чем местные ребята. Мы приезжаем со свежим взглядом и видим: здесь китч, или бандиты, или кряшены — кидаемся на эту тему и пытаемся использовать свой метод, чтобы обработать её.

Я пришла в галерею «Триумф» в 2012 году как фотограф. Тогда в стране поднималась волна проектной фотографии, уходила мода на один суперкадр, было большое количество конкурсов, где побеждали такие проекты. Естественно, первая идея для фотопроекта — поехать в провинциальный городок или в деревню и найти там интересных персонажей. Но какова дальнейшая судьба таких проектов? Они периодически участвуют фотоконкурсах, но в выставку современного искусства их вписать тяжело — они маленькие и разрозненные. Я много общалась с ребятами, которые проводили такие фотоконкурсы и такие проекты, определенно, пользуются спросом в фотографической индустрии — от журналов до фотофестивалей. Но если посмотреть, как фотография уживается в сфере современного искусства, то окажется, что такого типа фотографий там просто нет.

У меня был свой интерес — с помощью выставок Research встроить фотографическое сообщество в современное искусство. Тут появилась Соня Гаврилова, первую выставку мы с ней сделали в 2013 году во Всероссийском Музее декоративно-прикладного искусства — взяли архив студентов Школы Родченко из поездок за разные годы по Удмуртии и показали их совместно с архивом музея. Взаимодействие пошло. Позже было ещё несколько выставок, в том числе подмосковная история – «Московия.Research», когда мы поняли, что пора обратиться не только в далёкие регионы. Мы решили посмотреть на Подмосковье с точки зрения современных локальных и глобальных особенностей.

Последними состоявшимися региональными выставками были «Мари. Research» и «Чуваши. Research». У Сергея Новикова («Чуваши. Research») более концептуальная работа: он знал об актуальной городской проблеме и на примере Чебоксар обратил внимание на разрушение деревянных зданий и изменение ланшдафта. Идея Икуру Куваджимы («Мари. Research») более консервативна, это путь, по которому мы шли изначально, обращаясь к поиску национальной идентичности.

Выставку «Татария. Research» мы начинаем выстраивать через общение художников с исследователями. Основная задача — попытаться совместить социальные науки и художественный опыт. Это важно и потому, что большинство художников и фотографов обращаются к теме повседневности не случайно, ориентируясь на проблематику из социальных наук.

Изучение страны сейчас в полном пролёте. О регионах мы узнаём только тогда, когда упал самолёт или что-то взорвалось. После нашего общения с фото-архивом РАН, выяснилось, что последняя научная поездка по сбору информации была больше десяти лет назад. Не хватает финансирования, этнографы ждут грантов — это происходит нечасто, и материал обычно остаётся в их руках, максимум попадает в локальный журнал, хорошо если в книгу. До широкой общественности это не доходит практически никогда. Поэтому наша цель — выстроить визуальный образ страны с точки зрения актуальных проблем.

Мы поездили по краеведческим архивам, там тоже есть материалы, которые мы хотели бы использовать в выставке. Возможно, в ней будут живопись, видео и объекты, только фотографией справиться тяжело. Мой проект в Казани связан с архитектурой и темой потёмкинских городов. Я пыталась найти в этом национальные корни, общалась со специалистом по архитектуре и религии. В татарских деревнях я увидела тот же самый феномен, что и в современной архитектуре Казани, — стремление к обновлению, причём достаточно китчевому. Я пытаюсь найти связь между татарскими деревнями и городом: обращаю внимание на материалы и технологии. Конечно, всё это можно списать на властные структуры, чьё-то личное решение. Но это самый простой ответ, и даже личному решению должно быть объяснение. Тем более что это происходит не только в Казани.

Выставку можно посмотреть в центре современной культуры «Смена» до 4 июля

Фотографии предоставлены участниками резиденции