Карьерный разворот. Как повар стал преподавателем французского, а нефтяник — ресторатором

На недавно прошедшей в Иннополисе ярмарке вакансий одна из самых известных российских рекрутеров Алена Владимирская описала идеального айтишника-соискателя так: человек от 27 до 31 года, с опытом работы в большом проекте с высокой нагрузкой, знанием английского, дипломом одного из 10 лучших айтишных вузов страны и опытом в запуске стартапа. Кажется, эти требования не оставляют надежды на смену профессии большей части населения. Впрочем, опыт наших героев доказывает, что жизнь хитрее любого рекрутера. «Инде» продолжает рубрику «Карьерный разворот». Во втором выпуске — истории дворника, учителя рисования, иллюстратора и повара, который превратил страсть к французскому языку в профессию, и летчика, сменившего небо на карьеру в нефтяной отрасли, а ту, в свою очередь, на ресторанный бизнес.

От дворника до учителя рисования

Я родился в Обнинске. В школе учился нормально, но приходилось подрабатывать дворником, потому что в семье было мало денег и нужно было помогать родителям. Совмещать с учебой было тяжело, но мама и бабушка иногда мне помогали — выходили вместе со мной на смену. В свободное время я ходил в художественную школу и изучал религию: меня интересовали философия креационизма и труды Фрейзера; интересно было отмечать, как перекликаются легенды разных народов и текст Библии. Незаметно увлечение переросло в ощущение, что изучать культуры разных народов — мое призвание. Так я решил поступать в Институт стран Азии и Африки при МГУ.

Мечта разбилась на вступительных: мне попался билет про Жуковского, нужно было написать про черты романтизма в его творчестве. Все, что я знал, — это четыре строчки его элегии «Море», и на их основе я накатал четыре страницы текста. Естественно, меня не взяли. Но у меня был запасной план: в тот же год я поступил в профлицей в Тарусе (Калужская область). Там я выбрал специальность «роспись по дереву», продолжив свое второе увлечение — творчество. Учебный процесс проходил в двух городах: первые два года мы учились в Тарусе, а потом нас зачислили в университет в Калуге. Если в лицее было терпимо, то в Калуге я отчислился с четвертого курса, потому что учеба мне не нравилась. Это была моя вторая неудачная попытка подружиться с высшим образованием, и я решил, что пора вернуться в родной Обнинск.

Я решил пойти работать и устроился в школу учителем рисования. Мне было 20 лет, а ученикам — лет по 15−16. Из-за разницы в возрасте, недостатка опыта и отсутствия интереса к Изо со стороны школьников я ушел через год.

Голод как мотивация к переменам

Работая в школе, я крутился в творческой тусовке. У меня была бурная молодость: мы сочиняли стихи, путешествовали автостопом, выпивали на могиле Паустовского (похоронен на кладбище Тарусы. — Прим. «Инде»). К атрибутам настоящего поэта прилогался чудаковатый внешний вид: ходил я в косухе вишневого цвета, коричневых ботинках на пятисантиметровом каблуке и разрисованных облегающих джинсах.

Чтобы не помереть с голоду, подрабатывал художником — занимался боди- и нейл-артом. Рисовать на голом теле — очень нервная работа, но мне нравилось, к тому же за это платили. Помимо тел и ногтей я разукрашивал тарелки на керамическом заводе — даже в одном кафе видел посуду с моим дизайном. Еще успел нарисовать иллюстрации для сборника стихов: в наш поэтический клуб «Эолова арфа» пришел незнакомый мне поэт и сказал, что ищет художника, ну я и отозвался. На взгляд профессионалов, мои рисунки были некачественными: в них страдали композиция и перспектива, но по мне, они были неплохими. Жалею об одном: не запомнил имени поэта, поэтому не могу теперь найти тот сборник.

Сколько бы ты ни рисовал, кушать тебе будет хотеться всегда. Наверное, поэтому в начале нулевых во мне что-то переклинило и я пошел учиться на повара. Курсы длились семь месяцев, вышел я с них с первым разрядом — это чуть лучше, чем чистильщик овощей. В рестораны и кафе меня не брали, но на свою удачу я узнал о вакансии в санатории-профилактории физико-энергетического института. Пришел и сказал директору: я гениальный повар, берите меня. И взяли! Казалось бы, что такого в столовке санатория? Но для меня она стала трамплином — после нее меня взяли в ресторан. Если в санатории я получал 300 рублей в месяц, то в ресторане давали семь-девять тысяч. Кажется, что повар — легкая профессия, но мне приходилось работать без выходных за плитой по 10−12 часов в сутки, а чтобы нормально существовать, после смены еще и подрабатывать на стороне.

Примерно в 2004 году в Обнинске открылось кафе «Проспект» — на тот момент лучшее место в городе. Мы с коллегами ушли туда — я стал получать 20 тысяч. По тем временам это были огромные деньги: я мог ни в чем себе не отказывать, не перерабатывая. Но через год я ушел — мне снова захотелось поступить в университет.

ЕГЭ в 28 лет и работа няней

Меня всегда тянуло к иностранным языкам. К 28 годам я хорошо владел английским и решил изучать второй — мой выбор пал на французский. Для поступления в вуз нужно было сдавать ЕГЭ вместе со школьниками. Люди крутили пальцем у виска, а мама взялась за голову — переживала, что сыну скоро 30, а он нигде не работает, да еще и в институт собирается. Но, несмотря ни на что, сдал я экзамен хорошо, и меня приняли в Калужский педуниверситет.

В первые несколько месяцев учебу хотелось бросить, потому что после моего любимого тогда английского все эти носовые звуки и картавость были просто невыносимы. Кое-как продержался до второго курса. Все поменялось на летних каникулах, когда мы с однокурсниками поехали во Францию. Там отступать было некуда, и я влюбился в страну, язык, культуру. После поездки учеба стала легче и интереснее.

На четвертом курсе преподавательница предложила мне принять у себя француза, который приехал учить русский. У меня не было своей квартиры — жил у друзей, — поэтому я снова пошел работать поваром, чтобы снять жилье. На пятом курсе ко мне приехал Сильвен, с которым мы до сих пор дружим — то он ко мне приедет, то я к нему.

После университета у меня не получилось найти работу по специальности, и пришлось устроиться сопровождающим на российский завод Peugeot: надо было возить детей работников в школу и домой. Мне было обидно, что с дипломом на руках мне приходится заниматься такой работой. Я по-дружески рассказал об этом Сильвену, но он воспринял это серьезно и по своим каналам устроил мне встречу с женой директора завода. После этого меня повысили до должности переводчика. Первое время было очень тяжело, потому что люди обычно думают: если ты переводчик, значит, можешь перевести все: техническую литературу, разговор чиновников, медицинские термины. Моего знания французского оказалось недостаточно, поэтому я самостоятельно стал учить бизнес-лексику.

Тогда-то я понял, что, если человек хочет стать переводчиком, ему не обязательно тратить пять лет на учебу. Достаточно пройти курсы дополнительного образования и потом самостоятельно пополнять словарный запас. Еще в переводе важно быть спокойным и не бояться. Непонятные слова и фразы будут в любом случае, не нужно на них зацикливаться.

Взаимная любовь с французским

Примерно в 2012 году во Франции была большая дискуссия: могут ли однополые пары усыновлять или удочерять детей. Я вступил в какой-то интернет-спор по теме, где одна девушка выступала за (сам я был категорически против). Мы с ней разговорились настолько, что я начал ездить к ней из Калуги в Казань на выходных. В итоге переехал и женился.

Здесь я занялся преподаванием — вначале в частной школе, а потом меня взяли в «Альянс Франсез» (некоммерческая организация, которая занимается популяризацией французской культуры и языка. — Прим. «Инде»). Там я познакомился с новыми людьми, завел друзей, и они помогли мне устроиться в КФУ. Уже три года я преподаю французский, а недавно стал директором Центра романских языков КФУ.

Для меня каждая пара — это настоящее творчество. Я всегда стараюсь продумывать план занятия: прописываю необычные задания, нахожу интересные видео. Например, с одной группой мы изучали французскую культуру с помощью рецептов традиционной кухни, сортов вин, новых клипов, новостей и законов. Мне кажется, главная задача учителя — вдохновлять, потому что, как бы ты ни старался, заставить человека выучить язык против его воли невозможно.

Мы с французским уже много лет любим друг друга и, как настоящие любовники, дарим друг другу подарки. Он мне — Францию, невероятные знакомства, а я ему — студентов, которые тоже влюбляются в язык. Сейчас я стараюсь не строить грандиозных жизненных планов, потому что все может поменяться в любой момент. Но в ближайшем будущем хотел бы заняться переводом текстов, поработать на радио и свозить своих студентов во Францию.

Мечта советского ребенка

Одно из моих первых воспоминаний — желание летать. Не знаю, с чем оно было связано, но, вероятно, в то время (это была середина 1970-х) многие советские дети мечтали стать летчиками или космонавтами — эти профессии считались героическими. Осуществилось желание, когда я был в шестом классе, в Казанской юниорской планерной школе. Зимой мы проходили обучение на Казанке, летом — на аэродроме. Планер взлетал максимум на 15 метров, но ощущение было, будто я в космосе. Я ходил в эту школу четыре года и впервые самостоятельно вылетел в девятом классе. После этого поступил в учебный авиационный центр (так называемый УАЦ). Фактически это было высшее летное образование, но без соответствующего диплома.

В УАЦ я начал летать на реактивных самолетах L-29. Налетал 156 часов и получил допуски ко всем видам полетов — воздушным боям, полетам парой и так далее; мои умения на выходе соответствовали военной специальности «пилотирование реактивных самолетов массой до пяти тонн». У выпускников УАЦ была возможность поступить в училище морской авиации без вступительных испытаний, но в Качинском мне отказали, мотивировав тем, что я уже умею летать, а они учат с нуля. Когда я раздумывал, поступать ли по их совету в Ейское, в стране вовсю шли 1990-е, и я заметил, что отрасль стала постепенно разрушаться. Тогда целые полки выводили из Германии и других стран, училища закрывались, пилоты перестали быть нужными государству. Я решил завязать с военной карьерой и сделал выбор в пользу гражданки — поступил в Актюбинское училище высшей летной авиации.

За первый год учебы я несколько раз летал «зайцем» (у курсантов была такая возможность). Однажды два пилота при мне разругались из-за разных политических предпочтений: один поддерживал Ельцина, другой — Руцкого. Для меня как для человека, который готовился к карьере в морской авиации и не понаслышке знает, что такое дисциплина, это было шоком — на военке такого в кабине произойти не может. Тогда я принял, наверное, одно из самых сложных решений в своей жизни: полностью завязал с авиацией. Позже я понял, что оно было верным. Я, например, видел, как мой друг десять лет работал в казанском аэропорту и все это время зарабатывал на прокорм семьи тем, что бомбил на машине. У военных летчиков все было еще сложнее: они летали на тренажерах, а семьи кормили продовольственным пайком, который им полагался по службе. Жизнь в авиации коротка, а они ни полетать не успели, ни заработать не смогли.

Математика VS нефтянка

В 21 год я вернулся в Казань и поступил в КАИ на факультет технической кибернетики и информатики (специальность «прикладная математика»). На третьем курсе я понял, что математика, конечно, штука занятная, но семью на нее не прокормить, и ушел в предпринимательство — обычное «купи подешевле — продай подороже». Занимался велозапчастями, но быстро осознал, что идти надо в нефтяную отрасль, и нашел компанию, которая занималась оптовыми поставками нефтепродуктов. За полтора года я изучил рынок, набрал команду и организовал собственное дело — грубо говоря, продавал бензин оптом. В 1999 году ЮКОС решил открыть представительство в Татарстане, и я прошел отбор на должность руководителя подразделения — получил рекомендацию от местных властей и от человека из окружения Михаила Борисовича. И у компании, и у меня были колоссальные планы. ЮКОС активно поддерживал стремление сотрудников идти в политику, и я планировал попасть в татарстанский Госсовет. Мы должны были построить большую сеть АЗС, я готовил соглашение о намерениях между республикой и ЮКОСом, а потом арестовали Ходорковского. В 2006-м я уволился.

Мне сразу предложили работу в крупной нефтесервисной компании. Довольно быстро я понял, что мне столько денег и не нужно — сами по себе они не имеют никакого значения, если ты не можешь их тратить на то, что тебе интересно. В 2007-м я составил план, по которому до 50 лет активно работаю и делаю капитал, а потом ухожу на пенсию и посвящаю все время тому, что приносит мне удовольствие. В том же году я вернулся в аэроклуб.

Надо понимать, что летный период в нашей полосе очень короткий — с мая по сентябрь летаешь, все остальное время тоскуешь о небе. Зато эти пять месяцев такие насыщенные, что у тебя нет времени ни на что другое. В итоге за год я освоил программу двух лет обучения. Такая вовлеченность позволила мне за четыре года сделать то, на что у других уходит десять: я стал мастером спорта и чемпионом России по планерному спорту. Ради этого я бросил работу. Просто в один момент сказал: «Мне все надоело, я увольняюсь». Это было в 2008 году, у меня был оклад 180 тысяч рублей и годовой бонус в пять миллионов.

Общепит и главное правило бизнеса

Конечно, я уходил не в чистое поле — у меня было три источника доходов, не связанных с работой. Но одно из главных правил бизнеса: нет контроля — нет результата. Так как я был полностью вовлечен в авиацию, бизнесы свои не контролировал, и результат обнулился. Полетами я безотрывно занимался с 2009-го по 2015 год — все лето проводил на аэродроме в Балтасях, участвовал в чемпионатах. Почему я так поступал? Во-первых, очень устал за время работы. Во-вторых, понял, что смысл не в количестве денег, квартир, машин и так далее. Когда ты зациклен на материальном, ты растворяешься в этом и перестаешь существовать. Планерное пилотирование кажется мне самым интересным. Да, реактивные истребители — это мощь, скорость, перегрузка, но это механический полет. А на планере ты управляешь машиной сам, это высокоинтеллектуальный, требующий гигантского количества знаний вид спорта — надо разбираться в метеорологии, думать на много ходов вперед, как в шахматах. Но всего, что я мог достичь в планерах, я достиг, а энергии оставалось еще много, да и деньги стали заканчиваться. Естественно, ни о каком устройстве на работу речи уже не было. Вдвоем с приятелем мы начали искать области применения наших знаний — думали о проекте с беспилотниками, ходили по лабораториям КФУ, искали разработки, которые пока не нашли практического применения. Но все усилия были тщетны.

К общепиту я пришел случайно. Двоюродный брат предложил заняться фастфудом. У него была точка на Московском рынке, где продавали пиццу. Он ее открыл, но заниматься ею не было времени, и «Пицца счастья» перешла в мое управление. У меня ничего не получалось — я не понимал, как можно приготовить вкусное блюдо за 30 рублей. Мы работали в ноль, не было никакого развития, но вскоре продали объект за большие деньги — рядом снесли киоск, в котором готовили узбеки, и им нужна была новая площадь. Если у нас выручка была 15 тысяч рублей, то они через месяц сделали 80 тысяч. Для меня это парадокс, но они отлично знают, как работает сегмент.

Внезапно я понял, что хочу продолжать. Общепит — это одна из самых эмоционально отзывчивых областей, в которой ты моментально получаешь отклик от посетителя. Green Dog стал пробным шаром — мне надо было понять, как устроен сегмент, чтобы развиваться дальше. В этом кафе мы с партнерами прошли через все: работали с шести утра и до ночи, сами мыли посуду, готовили, обслуживали клиентов. На первоначальном этапе я вложил в проект около двух миллионов рублей, но его пришлось доинвестировать — вкладывались в первую очередь в кухню. Постепенно я понял, как выстраивать логистику, что нужно потребителю. В январе этого года открылось мое второе заведение — бар Port. Сейчас в планах третий проект.

В делах мне помогают двое учеников из планерной школы — они, можно сказать, мои бизнес-ассистенты. Кроме того что для них это шанс получить реальный опыт ведения собственного дела, они помогают мне осуществить очередную мечту: в 50 лет я планирую уйти в кругосветное путешествие на парусной яхте. До этого мне надо организовать несколько проектов и поставить их на рельсы. Пока я хожу на курсы капитанов, а летом займусь парусной практикой; параллельно присматриваюсь к яхтам, оцениваю свой бюджет.

Планеризм я не оставляю — сейчас я президент Федерации планерного спорта Татарстана и тренер сборной республики. К сожалению, этот вид спорта сегодня в упадке — очень мало новичков. Планерам надо отдавать всего себя, это занятие забирает свободное время, деньги, нервы, здоровье. Зато дает полноту жизни — как соль в супе.

Фото: vk.ru
Иллюстрации: Вова Павлов