«Как представить себе жизнь без сосен обыкновенных?» Чем живет Волжско-Камский заповедник

Славящаяся своей природой Раифа — популярное туристическое направление, но не так много людей задумываются, что помимо предоставления всем желающим открыточных видов, просящихся в «Инстаграм», здесь еще проводят серьезную научную работу. Волжско-Камский заповедник и находящийся при нем дендрарий — редкий пример соседства двух принципиально разных по миссии институций: одна призвана сохранять экосистему, присущую конкретной местности, другая — представлять видовое разнообразие флоры. Арт-директор центра современной культуры «Смена» Кирилл Маевский поговорил с заведующим дендрарием Волжского-Камского заповедника, ботаником Виктором Ивановым об этих противоречиях, миграции растений, пользе бобров, вреде невест и о том, как человеку жить в мире с деревьями, птицами и лосями.

Дендросад был заложен в 1921 году. Если я правильно понимаю, идея выстроить его по секциям — «Европа», «Америка», «Азия» — была с самого начала. Это повсеместная практика или это было продиктовано пафосом раннебольшевистского интернационализма?

Во всем мире существуют два варианта создания коллекции. Первая — бессистемная: когда сажают как легло, главное, чтобы было красиво. Вторая — системная: например, в Германии все выстраивается по эволюционному древу. Взять гинкго, который возник примерно 250 миллионов лет назад: он развивался в определенных условиях, где, приспосабливаясь к окружающей среде, к климату, растение выработало определенные реакции. Через 2000 километров — другая среда и другая реакция, и все это определяет внешнюю форму. Именно так и появляются виды. То есть сначала гинкго, а дальше от него идут разветвления: класс хвойные, класс саговниковые. Хвойные, в свою очередь, разделились на семейство сосновые и семейство таксодиевые. Но выстраивать по эволюционному древу — это новая методика, в 1920-е годы ее еще не было. Тогда в растительном мире была принята систематика немецкого ботаника Адольфа Энглера, по ней все и было заложено, без какого-либо интернационализма. Хотя создавался дендрарий довольно революционно — территорию расчищали взрывчаткой.

Я читал, что одна из проблем дендросада — это лоси. Неужели эти животные действительно приносят много неудобств?

Лоси, как известно, любят сосну покушать. Хотя дендрарий огорожен, но забор-то местами деревянный, его легко сломать, зимой все в снегу и людей мало, так что можно вовремя и не заметить лося. Их выгонишь — они опять заходят. У нас была очень красивая желтая сосна орегонская, они ее съели. Это американский вид с длинными иголками — одна из самых больших сосен на земле, вырастает высотой до 60 метров. Но она вырасти не успела.

Вы, наверное, знаете, что в Казани сейчас идет активная реконструкция парков. Обращались ли к вам?

В прежние времена — да. Вот, например, черемухи Мака сейчас практически нет в Казани, а раньше она была вдоль аллеи Арского кладбища. Но, когда строили мост Миллениум, ее пришлось вырубить.

Несмотря на то что парк Горького сильно сократили по площади, он сохранил свою природную ценность?

Ценность представляет любой природный участок. Любой парк является убежищем для зверей, птиц. Сейчас все подсчитывают материальные ценности, а эмоции, которые приносят людям деревья, подсчету не поддаются.

С какими проблемами, не связанными с человеком, вы сталкиваетсь?

В первую очередь это климат. Дендрарии создавались для акклиматизации видов, и некоторые растения подмерзают в наши суровые зимы, тут ничего не поделаешь. Но климат меняется. Например, вот у нас растет орех, это было редкое дерево для условий средней полосы, его даже в главном ботаническом саду до 1980-х не было. У нас оно росло кустом до 1940-х, но потом приспособилось и даже недавно плоды стало давать.

Для чего нужно возвращать бобров?

Вся местная экосистема сформировалась при участии бобра. Бобр сохраняет влагу в лесу, когда он строит плотину, спасает от пересыхания малые речки и болота. А из-за того, что в Раифе пересыхали водоемы, здесь стали пропадать таежные виды деревьев. В начале ХХ века, например, исчезли лиственница и пихта, елок стало меньше. А таежные деревья, в свою очередь, создают нужную среду — все растения, животные, насекомые находятся в зависимости от них.

Как вы считаете, насколько, с точки зрения природы, справедливо создание искусственных территорий, подобных дендросаду?

Человеку в дикой природе живется тяжело. Даже бобры приспосабливают окружающую среду под себя, а человеку это тем более присуще. Все достижения науки творились в тех регионах, где нужда приспосабливаться была выше. Но есть глобальная проблема — исчезновение видов. В среднем на земле за день исчезает один вид живых организмов. В наибольшей степени это характерно для тропиков. Дендрарии, ботанические сады являются резерватами, они берут свое начало от аптекарских огородов и монастырских садов. Монастырские сады в какой-то момент выполняли аптекарскую функцию, и, например, тот же самый гинкго сохранился в первую очередь благодаря им. Задача нашей науки — определить пределы вмешательства в природу.

Какие самые важные и ценные деревья растут в дендрарии?

Меня больше всего интересуют хвойные. Второй по величине род в этом классе — это сосна, их на земле около 100 видов: всем знакомы сосна обыкновенная, кедр сибирский, кедровые сосны — это те сосны, у которых орешки. У них нет крылышек, у семян всех других сосен они есть. Кедровых сосен на земле всего лишь шесть из этих 100 видов, и все они есть у нас в коллекции. До меня здесь было два вида: кедр сибирский и сосна корейская. Остальные я посадил.

Как замерзла вишня? Как вообще деревья зимуют? Можно их как-то укрыть?

Некоторые укрывают. Я, например, укрывал бобовник анагиролистный, он родом из Юго-Западной Европы. Я очень хотел увидеть его желтые цветы, из-за которых его в народе называют «золотым дождем». Один цветок я таки увидел. Года три-четыре назад я привез метасеквойю — дерево, считавшееся вымершим, от нее произошли знаменитые секвойи, секвойядендроны. Европейцы не видели в живой природе это дерево, только отпечатки, а потом — бац, и нашли в 1930-е годы в Китае.

Вы занимаетесь экспериментами, скрещиванием видов?

Я находил новые формы, например елочку от самосева ели канадской. Она не похожа на все другие канадские ели: она карликовая, с толстыми иголками, как у материнского растения. Есть канадская карликовая коническая ель, а я нашел совсем непохожую. Но ее у нас утащили, очень обидно.

Часто пытаются воровать деревья из дендрария?

Раньше очень часто бывало. То, что пользовалось спросом в декоративном озеленении, невозможно было сажать. Причем эта ель была новой формой, ее можно было описать. Как-то наш сотрудник нашел на болоте в питомнике обыкновенную елку, но тоже новую форму — и ее утащили. Она была маленькой, хотя, по моим подсчетам, ей было лет 20.

Как бы вы описали черты человека, у которого лучше получается заниматься дендрологией?

Скорее всего, к этому должна быть склонность. Я служил в Прибалтике в советские времена, очень зеленые места были — газоны, деревья на приусадебных участках. Мне это понравилось, я решил: почему бы не попробовать как-то поспособствовать тому же и у нас. Учился я в Йошкар-Оле — сначала работал научным сотрудником, потом, в конце 1980-х и начале 1990-х, в эту кошмарную перестройку, в дендросаде ничего не делалось, не было никакого ухода, все заросло, и однажды директор предложил мне его реанимировать. Сейчас, надо сказать, опять ощущается спад. Сегодня никого не заставишь заниматься таким тяжелым трудом. Во время интенсивного роста надо много работать: чуть-чуть запустишь, и куст вымахает до таких размеров — то, что ты посадил, уже не будет видно за ним.

У вас есть официальные экскурсии по дендросаду. А вообще, нужны ли туризм и капитализация дендрарию?

Люди должны узнавать то, что их окружает. К тому же по саду приятно прогуляться, отдохнуть. Проблема в том, что многие люди не умеют вести себя в таких местах. В прошлую субботу, например, пришла молодая пара, подошли к карии, их всего три в Татарстане, сорвали ветку. Вот зачем она им нужна? Они же выбросят ее где-нибудь потом. Здесь проходят за год десятки тысяч человек. Если каждый сорвет — от дендросада ничего не останется. Свадьбы одно время приезжали, они любили забираться на деревья, прыгать, фотографироваться. А невесты, знаете, бывают и килограммов под сто — некоторые деревья падали. Я был в западных ботанических садах — там такого нет, люди приходят просто посмотреть. На лужайке там не стелют скатерть, не едят и не пьют. Все-таки это не парк, а научная коллекция, музей под открытым небом.

Сколько сейчас людей работает в дендрарии?

Раз, два, я третий. Приходится привлекать студентов.

Фото: Денис Волков