Дом с историей. Как живется в усадьбе Богородского на Волкова

Волонтеры фестиваля «Том Сойер Фест» продолжают обновлять фасады казанских деревянных зданий. В списке этого сезона — дом № 12 по улице Калинина, особняк Беркутова и дом профессора Богородского. В новом выпуске «Дома с историей» «Инде» рассказывает о жизни и быте в памятнике архитектуры на улице Волкова.

Дом профессора Богородского

Жемчужина деревянной улицы

Дом Богородского стоит на участке, который в конце XIX века относился к 104-му, деревянному, кварталу города. Первой хозяйкой земли была купчиха Новикова, затем владения перешли к меценату Федору Васильеву, а в 1911-м участок приобрел приват-доцент Казанского университета, химик Алексей Богородский. Спустя год городская управа разрешила профессору построить на этом месте двухэтажный деревянный дом.

— Улица Волкова — одна из старейших в Казани. Местные говорят, что ей более 200 лет, — рассказывает архитектор Ольга Блатова. — Раньше она носила название Вторая гора (как известно, их в Казани было пять). В 1927 году комиссия Казанского городского совета переименовала ее в честь Ивана Николаевича Волкова — одного из самых активных казанских приверженцев большевистских идей. Раньше на улице была булыжная мостовая, по ней ездили телеги, развозили молоко, собирали мусор. Тротуары были выложены красным кирпичом, но когда в 1960-х здесь проводили газ и водопровод, их демонтировали.

По мнению архитектора, дом профессора Богородского — жемчужина улицы Волкова и образец эклектики с элементами модерна.

— Эклектика была характерным стилем для казанских построек конца XIX века, но декор с примесью модерна в основном применяли именно в деревянном строительстве. Тенденция заметна на примере восстановленных особняков на улицах Гоголя, Ульянова-Ленина, Зои Космодемьянской. Поэтому можно говорить о том, что деревянная архитектура в Казани имела собственный почерк.

В основе конструкции дома Богородского — сруб, поставленный на кирпичный фундамент. Фасад здания получил обшивку трех видов: горизонтальную (занимает бо́льшую площадь), вертикальную (пространство между этажами) и елочкой (участки под окнами и на фронтоне). Венчает постройку двускатная кровля, переходящая в усеченный по фасаду многоскатный шатер со шпилем — характерный прием архитектуры модерна. Украшает фасад навесная конструкция в виде арки с резными элементами в основании.

Чертежи не сохранились в архивах, поэтому автор этого проекта неизвестен.

Подземная кухня и немецкие печи

До войны дом занимали семьи двух дочерей профессора — Екатерины и Ксении. Во время Великой Отечественной их потеснили эвакуированные из Москвы ученые и политики: Богородский предоставил им часть дома для жизни и работы. В разные годы здесь жили революционер и помощник Ленина Владимир Бонч-Бруевич, член Лондонского геологического общества Дмитрий Белянкин, писатель Алексей Карцев, доктор химических наук Лев Берг, химик Николай Пшеницын и другие ученые.

Сегодня в доме — четыре квартиры и пять собственников. Одну из них, на первом этаже, занимают Людмила Галкина и Светлана Таланова с мужем. Они единственные прямые потомки профессора, оставшиеся в усадьбе на Волкова.

— Профессор Богородский умер в 1943 году. Он включил в завещание всех имеющихся на начало 1940-х родственников в равных долях. Попала в него и я, — рассказывает правнучка Богородского Людмила Мстиславовна. — Два дома (соседнее здание на Волкова тоже принадлежало семье Богородских. — Прим. «Инде») сначала были поделены поровну. Умерла моя бабушка — она оставила наследство мне и отцу. Умер мой отец — оставил наследство и так далее. Так же и другие семьи. Многие эвакуированные во время войны задержались в доме, некоторых даже приходилось выселять. Но народ был интеллигентный, культурный. Все постепенно разъехались. Кто-то продал свою часть, кто-то передал по наследству. В итоге из родственников в этом доме осталась одна я.

Людмила Мстиславовна живет на Волкова с 1937 года.

— Я помню военное время. Бабушка (репрессирована по ложному доносу; провела 10 лет в свияжской женской колонии. — Прим. «Инде») с дедушкой (объявлен агентом немецкой разведки; умер от болезни, не дожив до суда; оба реабилитированы после смерти Сталина. — Прим. «Инде») были под следствием. Папу забрали на фронт, мама работала на пороховом заводе и возвращалась очень поздно. Я оставалась на целый день одна. Я запомнила этот дом населенным, даже слишком: из-за большого количества приезжих мы были в очень стесненных обстоятельствах. Чтобы я не была одна, меня отдали в детскую группу на улице Айвазовского. На месте Сбербанка стоял деревянный дом, где жил профессор Алексеев. Его семья была обеспеченной, с горничной, и собирала детей из похожего круга. Наша семья тоже была очень гостеприимной: после войны мы отмечали с друзьями праздники, собирались компаниями. Возможно, это связано еще со значительной площадью квартиры: не все же имели большое жилье. В нашей квартире было прохладно. Хотя печи герметичные и хорошо держали тепло, их нужно было постоянно топить, для этого маме выписывали на работе горбыли: на заводе из них делали упаковку, обрешетку для пороха.

На 100 квадратных метрах располагаются кухня, гостиная, прихожая, две спальни и санузел. По словам Людмилы Мстиславовны, квартира за 100 лет нисколько не изменилась. Здесь сохранили старую мебель, в том числе массивный рабочий стол профессора, межкомнатные двери и три немецкие печи.

— Мы не поставили ни одной стены, ничего не переносили, в отличие от других квартир. Но соседи были вынуждены это сделать, ведь у них не было кухонь. Кухня в доме одна, она находилась в полуподвале. На 28 квадратных метрах стояли русская печь и плита, там же жила кухарка. Еду в столовую приносила прислуга.

Впрочем, со временем семья тоже отказалась от «подземной» кухни и установила гарнитур в небольшой комнате, которую до войны занимал кабинет репрессированной дочери Богородского Екатерины: акушер-гинеколог вела частную практику и принимала женщин на дому.

Несмотря на вековой возраст дома, туалеты с выгребными ямами находились внутри, а не во дворе. Ими продолжали пользоваться до конца 1950-х годов, пока на Волкова не провели канализацию. Мыться жители дома ходили в бани на Булаке и Карла Маркса.

— Мы с мамой работали в одном отделе на пороховом заводе, там были хорошие душевые. Я терпеть не могла баню, и мы стали мыться там. Ванны, конечно, у нас не было. Ее и колонку для подогрева воды мы поставили, когда родилась дочь — в конце 1960-х.

— Помню, в школе все удивлялись, что я живу в квартире в частном доме. Тогда были только кооперативные квартиры, а частные дома — редкость, — говорит праправнучка профессора Светлана, которая живет в доме всю жизнь.

От ветхости к статусу памятника архитектуры

По словам Светланы, с 1980-х годов семья жила в подвешенном состоянии: дом признали ветхим, а его жильцов планировали выселить.

— Прихожу я как-то из школы, а посреди нашего двора стоит экскаватор и бурит землю. Нам сказали, что на месте сада построят санаторий-профилакторий какого-то завода. Все жители стояли и смотрели на это с ужасом.

— Тогда же сломали старые ворота, которые стояли со времен постройки дома. Рабочие взяли пробу земли, и на этом все закончилось. Наверное, им показали большой фиг — чтобы они построили профилакторий для завода в центре города, на такой земле? Она уже тогда была недешевая, еще и в частной собственности, — продолжает Людмила Мстиславовна. — Тогда же мы начали писать в обком и другие инстанции, чтобы дом сняли с ветхости. Объясняли, что у нас тут сад, что мы помогаем себе на пропитание — чего только не говорили. Пока письма рассматривали, программа начала затухать.

— Нас даже с радостью сняли с ветхости, чтобы квартиры не давать, — вспоминает Светлана. — Исторических домов по улице Волкова в 1980-х много снесли. Шесть домов осталось деревянных, а ведь вся улица такой была — вплоть до 77-го дома.

В 1987 году дом получил охранный статус. В 2000-х хозяева приватизировали землю, хотя всю жизнь платили налог на частную собственность, — потратили на это семь лет. Светлана говорит, что судьба жителей дома оставалась неопределенной вплоть до получения охранного обязательства в начале 2000-х, пока ходили слухи о том, что жилье выкупят и сделают здесь музей.

— Потом к нам пришла Фарида Забирова (председатель Татарстанского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. — Прим. «Инде») и сказала, что нас трогать не будут. Мы начали ремонт жилья, — говорит Светлана.

Они говорят, что за последние 20 лет улица Волкова сильно изменилась. Взамен старых деревянных домов построили новые большие, демонтировали трамвайные пути и пустили автобусный маршрут. Вместо мостовой из булыжников положили асфальт, отчего окна дома стали ниже.

— В свое время на этой улице жили ректор Казанского университета Михаил Нужин, семья композитора Василия Виноградова, супруга первого президента Татарстана Сакина Шаймиева, секретари горкома и обкома. Волкова была провинциальной улочкой, профессорской. А стала самой обычной, — говорит Людмила Мстиславовна.

Целеустремленные соседи и стыдящие соцсети

За коммунальные услуги семья платит около 6000–7000 рублей ежемесячно в зависимости от сезона. Большая часть — около 4500 — плата за газ, с помощью которого обогревают квартиру. По мнению Светланы, это «небольшая сумма за такую квартиру в центре города, потому что люди платят столько же за трешку в спальных районах». За 100 лет в доме ни разу не проводили капитальный ремонт, но жители говорят, что он в хорошем состоянии. Когда сверлили межкомнатную стену, чтобы провести воду на кухню, сломали три больших бура. Дерево было в отличном состоянии — светлое, сухое, абсолютно не прогнившее и без жучков.

Собственники сами ухаживают за зданием и чинят его, если понадобится.

— Было время, когда жители прохладно относились к судьбе дома. Но сейчас собралась компания неравнодушных соседей. Каждый имеет свое мнение и каждый за то, чтобы дом сохранить. Мы складываемся. Например, во дворе гравий посыпали, ведь у всех машины. Общую дверь новую поставили. Все соседи разные, но цель у нас одна — сохранить дом, — рассказывает Светлана.

— Однажды нам пришлось делать входной вестибюль, — говорит Людмила Мстиславовна. — Крыша протекала, обвалилась стенка, и мы сделали новый тамбур и новый вход. Канализация засорилась, все текло по стенке в подвале — и мы провели земляные работы. Было дело — крышу латали в тех местах, где она протекала. Больше ничего такого крупного не делали. Замена окон, наверное, за ремонт и не считается.

Изначально дом отапливали с помощью двух дровяных немецких печей, в 1960-е в квартире установили котел, а затем газовый водонагреватель. Но зимой все равно было холодно. Замена нагревателя на более мощную модель не помогла, поэтому в 2016 году семья установила взамен родных деревянных рам пять новых пластиковых стеклопакетов, а спустя год — еще шесть.

— Специалисты сказали: «У вас окна продувает». В квартире их 11 штук, большая сумма вышла, но мы решили их заменить. Так мы испортили исторический облик дома. Я не архитектор, самое главное для меня — чтобы дома было тепло. Я в какой-то степени даже гордилась этими окнами, была в них влюблена, они и сейчас мне нравятся. Ничего не слышно, мыть легко. Вдобавок у них подоконники широкие вместо узких, какие были раньше. Но я увидела, что люди начали писать в «Фейсбуке» и ВК, мол, что сделали с домом Богородского. Я читала комментарии и краснела, но ничего в ответ не писала, — рассказывает Светлана.

При демонтаже семья сохранила исторические рамы — сейчас они лежат в подвале дома. Вскоре специалисты из команды «Том Сойер Феста» сделают их копии, установят на новые образцы старинную фурнитуру и заменят ими пластиковые стеклопакеты. Но наши герои признаются, что немного расстроены: с новыми окнами в квартире было комфортно.

Дом Богородского входит в список объектов культурного наследия регионального значения, поэтому к сохранению исторического облика существуют строгие требования.

— Когда я была подростком, мечтала отреставрировать наш дом. Став постарше, я поняла, что на это у нас нет средств. А тут появился «Том Сойер Фест», — говорит Светлана.

Дом Богородского — один из двух объектов за историю городского фестиваля, которые носят высокий охранный статус. Деревянные здания, которые ранее обновляли волонтеры, считались ценной средовой застройкой, а значит, официальных требований к восстановлению и сохранению их фасадов меньше, чем у памятников архитектуры.

— «Том Сойер Фест» пришел в Казань в 2016-м. Спустя год волонтеры начали реставрировать соседний дом — № 42а. Тогда мы с организаторами и познакомились. В прошлом году нашим домом хотели заняться, но так и не дошли. Только этой весной нас собрали и сказали, что дом Богородского включат в список домов — участников фестиваля. С согласованием были трудности: есть охранные обязательства, потому что дом обладает исторической ценностью. Если его испортят, будет скандал. На покраску и вообще любые работы нужны специальное разрешение и согласование с министерством культуры. Недавно дому подарили новый шпиль, его тоже согласовывали. Приходил кузнец, смотрел фурнитуру. Из-за путаницы в документах работы по дому откладываются, хотя начать их планировали в июле.

Бесшумные тележки и любовь к родовому гнезду

Прогуливаться недалеко от дома героини ходят в сквер Аксенова, с собаками отправляются к стадиону КГАСУ. За продуктами ездят в «Ашан», «Ленту», агропарк и иногда «Бахетле». По мелочи выручает «Пятерочка» на Айвазовского.

— Мы бы хотели, чтобы рядом построили что-то более существенное, чем «Пятерочка». Но этого никто не сделает, потому что центр, — говорит Светлана. — Помню, в нашу «Пятерочку» изначально завезли железные тележки. Но жители дома пожаловались на то, что они гремят. Теперь там только пластмассовые и такие, как в «Ашане», когда ставишь сверху корзинку и снизу.

Хозяйки признаются, что очень любят свой дом и не видят в нем неудобств. Они ценят простор, высокие потолки и близкое расположение к центру города. Вдобавок у дома есть подловка (чердак. — Прим. «Инде»), собственный двор, большой сад и каретник, который со временем стал сараем.

— Я тут родилась. Не понимаю, как можно переезжать с места на место. Уже сжилась с этим домом, — подхватывает Людмила Мстиславовна. — Конечно, есть какая-то необычность такой жизни. Хотя бы по отношению окружающих. При входе все гости удивляются: темно, какие-то лесенки. А когда попадают в квартиру, получают совсем другое впечатление.

— Когда я езжу в гости к сыну, думаю: поскорее бы вернуться в свой дом, — говорит Светлана. — Когда нам поступали предложения о покупке жилья, мы фантазировали, что купим участок, построим себе коттедж и будем в нем жить. Но это были только фантазии. Некоторые соседи по улице не любили жить в деревянном доме, и когда им предложили переехать в Азино, в трехкомнатную квартиру, они с удовольствием это сделали. Им было неважно, центр это или нет. А мы тут держимся: «Мое родовое гнездо!» Мне тоже в молодости хотелось современную квартиру, дачу, хотя сад под носом. Но с возрастом я поняла всю прелесть дома и теперь горжусь, что я потомок таких людей.

Фото: Лев Переулков