Чтение на каникулы: 12 книг, чтобы не отупеть за долгие праздники
Краткосрочную зимнюю спячку полезнее всего проводить с книгой в руке, поэтому «Инде» попросил редактора сайта о литературе «Горький» Стаса Нарановича составить список чтения на каникулы. В нем нашлось место как художественной литературе, так и философским трактатам.
В.Г. Зебальд. «Кольца Сатурна. Английское паломничество»
Новое издательство
По выражению Сьюзен Зонтаг, Зебальд — «новейший мастер литературы сокрушений и обеспокоенной мысли». Родившись в 1944-м в Германии, в
«Кольца» (1995) — плод акме Зебальда — открываются фразой: «В августе 1992 года, когда спала летняя жара, я отправился в летнее путешествие по графству Суффолк, надеясь избавиться от охватившего меня (после окончания довольно большой работы) чувства пустоты»; книга и оказывается отчетом об этом меланхоличном паломничестве в ставшее тленом прошлое, богато проиллюстрированным подобранными самим автором фотографиями. Читать надо, поскольку, как известно, «если ты не знаешь Зебальда, ты просто suсk — иными словами, сосешь».
Ричард Адамс. «Шардик»
Иностранка Азбука-Аттикус
Вторая книга скончавшегося 24 декабря английского писателя Ричарда Адамса, прославившегося в 1970-х сказкой «Обитатели холмов» о говорящих кроликах — без сомнений, культовым произведением, пережившим неисчислимое количество переизданий и несколько экранизаций. Адамс пишет фэнтези, но не укладывающееся в рамки жанра. «Обитатели» изначально были придуманными на ходу историями, которые Адамс, 52-летний чиновник министерства жилищного строительства, рассказывал дочкам. Став самостоятельным произведением, сказка проблематизировала феномены героизма и ответственности. Сочиняя ее, Адамс опирался на знаменитую работу «Герой с тысячью лицами» мифолога Дж. Кэмпбелла, а критики даже проводили параллели между сказкой о кроликах и «Одиссеей».
Бросив министерскую карьеру, Адамс решил написать роман «масштабный и бурный». Во время бессонницы автору пригрезилась «картина огромного леса, охваченного губительным пожаром», от которого убегал раненный медведь. Зверя нашел охотник, решивший, что это воплощение древнего бога, — так начались приключения странной пары по Бекланской империи. По словам Адамса, в книге «исследуются феномены религиозного подъема и самой веры»; читатели должны решить, действительно ли Шардик — воплощенное божество или он просто животное. Ни в одном интервью за 40 лет с издания «Шардика» Адамс не обмолвился о главной загадке романа.
Дмитрий Данилов. «Сидеть и смотреть. Серия наблюдений»
Новое литературное обозрение
Очередная серия жизнеописания автора одного из любопытнейших русскоязычных произведений 2010-х «Горизонтальное положение». Жанр тот же — детальная, завораживающая в своей гипнотической монотонности фиксация повседневности. Если «Горизонтальное положение» — это репортаж о тех докучающих происшествиях, что случаются между подъемом с кровати и укладыванием обратно, то «Сидеть и смотреть» еще более скрупулезны: что будет, если просто сидеть и смотреть, не растрачиваясь на докучающую смену вертикальных и горизонтальных положений? Сидит Данилов на площадях, в скверах и других публичных пространствах Мадрида, Подольска, Берлина, Афин и еще десятка городов. Все тексты «написаны в режиме реального времени, то есть непосредственно в процессе наблюдения, при помощи смартфонов Samsung Galaxy Note II, Samsung i990 и Alcatel One Touch Pixi 4007D. Автор выражает всем трем устройствам свою искреннюю благодарность».
Наблюдать за изложенной Даниловым рутиной оказывается почему-то по-вуайеристически притягательно: «Очень пьяный и очень грязный человек ушел, шатаясь, в том же направлении, в котором уехал отвергнувший его автобус. В процессе написания предыдущего предложения расстановка сил на остановке опять изменилась: теперь рядом на скамеечке сидит немолодой человек в шляпе-колокольчике». Праздники — самое время, чтобы лежать и читать о том, как Данилов сидит и смотрит. В издание также вошло эссе «146 часов», в котором писатель запечатлел в той же манере свою поездку в поезде Москва — Владивосток.
«Серый мужик». Народная жизнь в рассказах забытых русских писателей XIX века
Common Place
«Серый мужик» — понятие из публицистики XIX века, означающее простого представителя народа, ставшего жертвой обстоятельств. Посвященная этому народному персонажу литература обширна, но вытеснена за пределы классического канона, известного нам со школы. В издание, поделенное на тематические рубрики «В деревне», «Город и завод», «Каторга и ссылка», «Женская доля» и «Крестьянские дети», вошли рассказы и очерки
По словам составителей, «вошедшие в эту книгу тексты созданы во второй половине XIX — начале XX века и посвящены одной теме — народу, его быту и психологии, его характерным типам. Объем литературы о народе этого периода огромен, и представленное под этой обложкой — лишь наиболее яркие образцы жанра. Мы отобрали тексты, оставшиеся за пределами русского литературного канона и показывающие народ с несколько непривычной для широкого читателя точки зрения. Можно сказать, впрочем, несколько огрубляя, что неканонические авторы изображают народ, находящийся в гораздо более бедственном (экономическом и моральном) положении, чем мы привыкли». Долгие морозные январские вечера — отличная пора, чтобы за чтением солидаризоваться с русским образом жизни в его первозданном виде. А если «Серого мужика» не хватит, в этом году Common Place издало на смежную тему еще «Хитровку. На дне Москвы».
Джек Керуак. «Видения Коди»
Азбука
Опять же, внезапно высвободившееся для чтения время — повод вернуться к проверенной классике, а не вестись на волну хайпа вокруг растиражированных бестселлеров, которая может вскоре улечься, не оставив ни следа. В этом году вышло несколько знаковых американских романов, в том числе о сегодняшнем американском обществе, но почему бы не припомнить, какие образы жизни практиковались в послевоенной Америке? «Видения Коди» — документ той эпохи, тематически и сюжетно резонирующий с одним из ключевых произведений Керуака.
Коди — это уже знакомый Дин Мориарти из «В дороге», прототипом которого стал знаменитый битник Нил Кэссиди (появляющийся также у Хантера Томпсона и Кена Кизи). Как уточняет автор в предисловии, «я хотел приложить руку к громадной хвалебной песни, что объединила б мое виденье Америки со словами, выплеснутыми современным спонтанным методом. Не просто горизонтального отчета о путешествиях по дороге мне хотелось, а вертикального, метафизического этюда о характере Коди и его отношениях с „Америкой“ вообще. Это чувство может скоро устареть, потому что Америка вступает в свой период Высокой Цивилизации и никто уже не станет сентиментальничать или поэтизировать поезда и росу на заборах на заре». Что ж, судя по популярным ныне американским авторам, хитчхайкинг теперь действительно не в моде, и все же январское похмелье — неплохой момент, чтобы припомнить уроки психоделической революции бродяг дхармы. Если США полувековой давности окажутся симпатичнее сегодняшних Штатов, продолжить можно керуаковской «Суетой Дулуоза», тоже вышедшей в этом году.
Джо Сакко. «Палестина»
Бумкнига
Одно из самых мощных повествований года: репортаж о палестино-израильском конфликте, исполненный в самой неожиданной форме — комиксе. Автор, впрочем, против того, чтобы «Палестину» называли комиксом или даже (несколько серьезнее) графической новеллой; речь именно об исполинской репортерской работе, запечатлевшей прорву социальных конфликтов, человеческих трагедий и сломленных судеб.
По образованию Сакко журналист, но после вуза с профессией у него не заладилось, и он стал зарабатывать своим хобби, иллюстрируя комиксы. Коса нашла на камень из-за его повышенного интереса к арабо-израильскому конфликту и недоверия к американским СМИ, которые априори во всем обвиняли палестинцев. Сакко решил убедиться в происходящем своими глазами: результатом стало более 100 интервью и скетчей, сделанных на исходе первой интифады в Иерусалиме, на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа. Устав наблюдать в США исключительно произраильскую журналистику, он дал голос противоположной стороне: «Израильтяне и палестинцы продолжат убивать друг друга с помощью террористов-смертников, штурмовых вертолетов и ударных бомбардировщиков, пока причина всего — израильская оккупация — не будет рассмотрена с точки зрения международного права и базовых прав человека».
Иммануил Валлерстайн. «Мир-система модерна»
Том III. «Вторая эпоха великой экспансии капиталистического мира-экономики, 1730–1840-е годы»
Том IV. «Триумф центристского либерализма, 1789–1914-е годы»
Русский фонд содействия образованию и науке
Одно из главных интеллектуальных событий года — издание на русском двух последних на данный момент томов opus magnum крупнейшего социолога современности Иммануила Валлерстайна «Мир-система модерна»; великолепный повод раздобыть первые два тома, вышедшие в прошлом году, и засесть на все праздники за изучение мир-системного анализа. В основе последнего лежит представление, что исторические и социальные изменения, происходящие в разных странах, следует описывать и объяснять не по отдельности, но в рамках общей для них (капиталистической) мир-системы, эволюцию которой Валлерстайн проследил с позднего средневековья до Первой мировой. Интерес этот далеко не праздный: «В той мере, в какой мы хотим, чтобы в мире было больше равенства и свободы, мы должны осознать условия, при которых такое положение дел реализуемо. А для этого требуются в первую очередь четкая экспозиция природы и эволюции мир-системы модерна в прошлом и определение возможных путей ее развития в настоящем и будущем. Это знание станет силой».
Третий том посвящен промышленной революции, формированию буржуазии и роли Великой Французской революции; четвертый охватывает «долгий XIX век», сосредоточиваясь на рождении «центристского либерализма», включающего в себя либерализм как таковой, а также его подвиды: консерватизм и социализм. В предисловии к последнему тому Валлерстайн обещает закончить еще три, доведя эпопею до наших дней, — учитывая крайне преклонный возраст маэстро левой социологии, остается надеяться, что он успеет оставить после себя как можно более беловой вариант проекта всей своей жизни.
Пьер Бурдье. «О государстве. Курс лекций в Коллеж де Франс (1989–1992)»
ИД «Дело»
Не менее важная интеллектуальная новинка, если вам не хватило четырех томов Валлерстайна или не понравился мир-системный анализ, — впервые переведенные на русский язык лекции одного из главных представителей критической социологии. Выгодно отличаются от книг Бурдье более ясным языком (французы в гуманитарных дисциплинах любят навести тень на плетень), но аргументация в силу лекционного формата закономерно не столь выверенная, как в книгах; как говорит Александр Бикбов в предисловии, «это не изложение системы, а рабочий процесс мышления».
Бурдье — один из самых задиристых и боевитых социологов; как и для Валлерстайна, социология для него — средство не только описания, но и атаки на социальные данности, в которые мы погружены. В данном случае объект измышления и нападения самый подходящий и того заслуживающий — государство: «Государство — главный производитель инструментов конструирования социальной реальности: именно оно организует основные обряды институционализации, которые помогают производить большие социальные разделения и прививать принципы разделения, в соответствии с которыми они принимаются». Так расшатайте же свой габитус в наступившем году!
Ричард Сеннет. «Плоть и камень. Тело и город в западной цивилизации»
Стрелка Пресс
Еще одна социологическая работа — впрочем, весьма далеко отстоящая от предыдущих двух. Социология Сеннета не столь строга и академична, как Валлерстайна и Бурдье; он не брезгует сочинением художественных романов, и его вкус к изящному писательству заметен в «Плоти и камне» — настоящем гимне человеческой эмпатии и одновременно мрачном предупреждении о выхолащивании всего человеческого у жителей современных мегаполисов.
Отталкиваясь от десятка конкретных исторических примеров, Сеннет описывает эволюцию городских — личных и публичных — пространств, которые по-разному обусловливали самоидентификацию индивидов и их отношение к соседям и согражданам. Архитектурные ансамбли, интерьеры домов, транспортные сети производят различный эффект на своих пользователей: если афинская агора или римские бани способствовали гражданской (или даже политической) солидаризации, то османизация Парижа или лондонское метро, напротив, провоцирует рост индивидуализации и атомизации. Размышляя о сегодняшних мегаполисах с несущимися автомобилями и монорельсами, Сеннет приходит к неутешительным выводам: «Чем удобнее становилось движущемуся телу, тем больше оно отдалялось от общества, путешествуя в тишине и одиночестве». Так что задумайтесь о том, проявляете ли вы эмпатию к ближним. (В этом году, кстати, вышел еще один курс лекций старшего коллегии Сеннета, с которым они занимались проблемой сексуальности, — «Лекции о воле к знанию» Мишеля Фуко.)
Мэри Бирд. «SPQR. История Древнего Рима»
Альпина нон-фикшн
Социологические наблюдения Сеннета о Древнем Риме занимательны, но порой вызывают скепсис. Как, например, понимать, что «вневременной характер геометрии помогал римлянам обрести уверенность относительно времен, в которые им выпало жить»? Краткое введение в древнеримскую историю от кембриджского антиковеда поможет не стать жертвой чересчур натянутых обобщений. Вообще-то «SPQR» занимает 700 страниц, но, учитывая внушительные исторические рамки (от мифических царей до 212 года н.э.), довольно крупный шрифт издания и неохватную величину классических исследований в этой области (например Моммзена), книга Бирд — действительно кратчайшая история Древнего Рима. Так что грех не воспользоваться этим, ознакомившись со свершениями древних, на чьих плечах до сих пор сидим.
Несмотря на очевидную популярность изложения, Бирд с почтением относится к антиковедам прошлого. Сравнивая свою работу с великой «Историей упадка и разрушения Римской империи» Эдварда Гиббона, автор замечает, что «думать, будто мы стали лучшими историками, чем наши предшественники, было бы опасным заблуждением. Это не так. Мы просто подходим к Древнему Риму с другими приоритетами — от гендерных проблем до вопросов питания — и тем самым вынуждаем древность говорить с нами другим языком». Такая искренность внушает доверие.
Порфирий. «Труды». Т. 1
Издательский проект «Квадривиум»
Еще плотнее угореть по античности можно благодаря Тарасу Сидашу — петербургскому переводчику и издателю, чьи амбиции и свершение порой ошеломляют; данное издание — именно из этих. Порфирий — древнеримский философ, ученик Плотина, создателя неоплатонизма; собственно, и известен он был не в последнюю очередь благодаря биографии учителя «Жизнь Плотина». В книгу вошел полный корпус комментариев Порфирия к Платону и Аристотелю.
По словам издателя, это наиболее полное издание философа в Европе: «Жесточайшее сокращение финансирования поставило под вопрос не только изначальный замысел, но и публикацию трудов Порфирия в каком бы то ни было виде. Потому, будучи вынужден выбирать между отсутствием всякой книги и книгой предельно аскетичной, я выбрал последнее: не будучи уверен, выживет ли „Квадривиум“ в 2017 году, я решил опубликовать все готовые на данный момент к печати тексты переводов — sola scriptura, так сказать. Даже в таком виде наша книга представляет собой самое большое собрание переводов мыслителя на новоевропейские языки в одном томе». Издание Сидаша — великолепная возможность ознакомиться с полноценным наследием одного из главных неоплатоников, воссоединившись не с новогодним оливье, а имманентным Единым. Кроме того, в этом году он же издал полное собрание трактатов не менее любопытного мыслителя — императора Юлиана Отступника.
Эдвард Кантерян. «Людвиг Витгенштейн»
Ад Маргинем
Лаконичная биография одного из важнейших философов ХХ века. Хотя современная философия представляется скучной кабинетной дисциплиной, Витгенштейн прожил жизнь вовсе не покрываясь пылью в кембриджском кабинете — напротив, от судьбы академического ученого он всю жизнь бежал. Отсюда авантюризм его биографии: перемена специализации с инженера-аэродинамика на логика-философа, миллионное наследство, бисексуализм, героизм в окопах Первой мировой, загадочное путешествие в СССР, отшельничество, увлечение архитектурой — словом, на увесистую биографию наберется.
Книжица Кантеряна небольшая (он сам признается, что во многом опирался на 700-страничную классическую биографию авторства Рэя Монка), но все основные свершения и измышления Витгенштейна вроде бы складно суммирующая — по крайней мере, она точно пробуждает интерес к судьбе и философии мыслителя, что уже немало. Некоторые приведенные Кантеряном свидетельства даже поражают — например, что Витгенштейн симпатизировал Мартину Хайдеггеру, мыслителю, который, на первый взгляд, представляет собой полную противоположность аналитическому уму автора «Логико-философского трактата».