Вывод из запаса. Что хранится в фондах музея естественной истории Татарстана

ведущий специалист музея естественной истории РТ, кандидат геолого-минералогических наук

Музей естественной истории открылся в 2008 году. Основу экспозиции составили материалы из собрания Геологического музея КФУ — их экспонаты у нас до сих пор во временном хранении, но по мере сил заменяем собственными. Еще в создании музея принимал участие Палеонтологический музей Москвы — оттуда у нас, к примеру, научная копия скелета тарбозавра. Копии в музеях нашего типа — обычная практика. Представьте: в мире существует всего пять полных скелетов археоптерикса. Приобрести их невозможно, а музей не может игнорировать эту важную ступень эволюции динозавров, поэтому на помощь приходят научные копии. Сухопутные динозавры в принципе очень редки — наш зал, посвященный им, практически полностью состоит из копий. Оригинальный здесь только скелет детеныша пситтакозавра, обнаруженный казанскими учеными.

У музея естественной истории два фонда: основной (непосредственно коллекция музея) и научно-вспомогательный. В нашем фондохранилище не так много предметов: это либо повторы экспонатов, которые уже есть в зале, либо предметы, ожидающие научного описания, классификации, проверки и анализа. Некоторые образцы не вписываются в экспозиционную тематику, они просто ждут своего часа — возможно, выставим позже или включим их в какую-нибудь выставку. В любом случае все лучшее мы рано или поздно показываем посетителям.

У музея также есть препарационная лаборатория, в которой экспонаты доводятся до музейного вида, прежде чем попасть в зал. Скелет древнего ящера приходит к нам не в виде готовых костей — они запечатаны в тяжелых кусках горной породы. Наша работа — убрать все лишнее, укрепить хрупкие кости и проявить важные стороны экспоната.

Специалисты оценивают метеорит по двум критериям: способ обнаружения (падение или находка) и количество метеоритного вещества. Челябинский метеорит — классический пример «падения»: все видели, как он упал, поэтому ученые смогли собрать его «с пылу с жару». «Находкой» мы называем случаи обнаружения давних метеоритов, падение которых не наблюдалось. Что касается количества вещества, тут все просто: частей Сихотэ-Алинского метеорита, например, собрано уже более 100 тонн — кажется, он есть во всех музеях мира. Другие могут выпасть количеством в несколько килограммов — они ценятся намного выше. Раньше я работал в Геологическом музее КФУ, и при мне случился крупный обмен: часть нашего татарстанского метеорита Каинсаз, которого не было за рубежом, обменяли на множество других метеоритов. Тогда мы писали в Комитет по метеоритам в Москве, чтобы его сотрудники определили официальное соотношение Каинсаза к другим метеоритам. Подобный орган существует до сих пор.

Из новых экспонатов отмечу 30-граммовый кусок знаменитого метеорита Челябинск (метеориты получают название по месту обнаружения) — он почти год лежал в запаснике. Причем четырехграммовый кусок Челябинска появился у нас еще в 2013 году, сразу после падения, — его мне подарил мой знакомый-геолог, когда я был со студентами на практике на Урале. Также из нового у нас — кусочки метеорита Сеймчан, который обнаружили в 1967 году в Магаданской области. Экспедиции там проходят до сих пор, но если вначале ученые находили куски весом по семь тонн, то сейчас находки, конечно, скромнее. В этом году мы выставили два спила, демонстрирующих структуру метеорита, и два цельных куска по 80 килограммов. Сеймчан относится к классу железнокаменных метеоритов, и на спиле отчетливо видны и железная, и каменная части.

Коллекция минералов музея обновляется чаще других: во-первых, много даров от коллег со всей России, во-вторых, я сам езжу в экспедиции и нахожу новые экспонаты. Из последних поступлений в зале минералов — окаменелый янтарь с полуострова Канин на Белом море. Обычно янтарь собирают на берегу, но у этого экспоната другая история: в триасовом отложении грунта на Канине я искал аммонитов (вымерший подкласс головоногих моллюсков. — Прим. «Инде»), но нашел кусок очень древнего янтаря. Мы специально не стали очищать его до конца — выставили вместе с окаменелым грунтом, в котором до сих пор видны следы древних ракушек. Рядом редкий вид полудрагоценного камня шпинель: обычно он бывает розового или черного цвета, а у нас фиолетовый. Это подарок заведующего кафедрой минералогии Томского государственного университета Сергея Ивановича Коноваленко. До сих пор неясно, откуда этот кусок: камень нашли на Памире рядом с расколовшейся глыбой, а месторождение неизвестно. Шпинель пришлось немного почистить, чтобы лучше блестела, поэтому на полке она оказалась только сейчас.

Еще из нового — спилы крупных бразильских агатов. Агаты образуются в пустотах базальтовой вулканической породы, которые заполняются различными растворами. В зависимости от вида раствора, температуры и давления формируется различный рисунок. Где-то пустоты могут обрастать аметистами. В нашем музее уже есть богатая коллекция российских агатов. Бразильские агаты известны тем, что их миндалины (булыжники агатов, которые распиливают на диски), как правило, очень крупные. У нас была выставка, после которой музей практически полностью выкупил эту коллекцию. В зале выставлены три спила — остальные мы вставили в рамки с подсветкой, чтобы лучше проявить рисунок, и включили в передвижную выставку — сейчас она в Альметьевске.

Сейчас я жду большой кусок сибирского чароита — его обещал подарить коллега из Сибири. Чароит — самоцвет сиреневого цвета, причем чем насыщеннее цвет, тем выше цена. В мире есть только одно месторождение этого минерала — река Чара в Восточной Сибири. Недавно нам подарили два крупных штуфа бледно-розового чароита с множеством инородных включений. Такие экземпляры интересны скорее ученым-минералогам, нежели ювелирам. Третий чароит музея будет очень насыщенного цвета.

В нашем хранилище много минералов. Есть, например, яшма глубокого темно-зеленого, почти черного цвета. Она пойдет в зал, как только найдем подходящее место. Но самое ценное в хранилище не драгоценные камни, а гнейс. Гнейс возрастом 4,2 миллиарда лет: это самая древняя порода, обнаруженная на Земле, и здорово, что в нашем музее он наконец появился. Пока гнейс представлен в зале рисунком на стене. Нужно придумать, как лучше его выставить и защитить, — все же в нашем музее много детей.

Новая витрина посвящена уникальному месторождению сланцев Берджес, которое находится в канадской провинции Британская Колумбия. Сланцы Берджес — первое из известных крупных захоронений кембрийского периода, открытое американским палеонтологом Чарльзом Уолкоттом в 1909 году. Повторный анализ ископаемых, выполненный в 1970-х годах, лег в основу книги Стивена Гулда «Удивительная жизнь», в которой говорится о так называемом кембрийском взрыве. Кембрийский взрыв — моментальное наращивание биоразнообразия на земле, случившееся около 540 миллионов лет назад. Тогда появились морские формы всех известных ныне беспозвоночных. Естественно, мне хотелось отразить это явление в нашей коллекции. Не обнаружив интересующих меня предметов на черном рынке, я написал письмо в Королевский музей Онтарио с просьбой продать какую-нибудь находку из сланцев Берджес. В продаже, конечно же, ничего не было, но они предложили научные копии окаменелостей. Сейчас наш музей — единственный в России, который имеет копии образцов находок с этого месторождения (в том числе у нас есть копия известного слепка аномалокариса). Образцы мы приобрели еще в 2011 году, но они долго лежали в фондах, потому что мы не могли придумать оптимальный способ экспонирования.

Естественнонаучные экспонаты часто приобретаются на крупных выставках-продажах, которые ежегодно проходят в Европе и США. Там они продаются уже в музейном виде. Так у нас появился красивый образец окаменелой морской лилии, обнаруженной в Марокко. На камне мы видим стебель лилии с четким рисунком и ярко выраженной структурой: виден бутон, «руки» (брахиоли). Сейчас коллеги из Санкт-Петербурга предлагают приобрести более крупный образец: плиту высотой почти метр с отпечатком множества лилий. Думаю, это будет очень дорого. Сейчас в нашем хранилище лежит еще один образец лилии, который мы скоро планируем выставить. Он с Урала, нам его подарили в прошлом году, но чистить пришлось долго.

Рядом с лилией — слепок ракоскорпионов. Я увидел этот экспонат в тематическом интернет-сообществе палеонтологов, его нашел украинский коллега в Хмельницкой области. Я сразу захотел приобрести образец для музея, но тогда как раз начиналась напряженная ситуация между Россией и Украиной, поэтому надежды на выезд не было. В итоге образец приехал к нам чуть ли не обычной почтой. Я допрепарировал камень и обнаружил следы целой группы ракоскорпионов — видимо, имела место массовая гибель.

В этом году в музее наконец появился зуб древней акулы мегалодона. До этого у нас выставлялась копия. Мегалодон — самая большая акула из когда-либо живших на земле. Но наш зуб крохотный: видимо, принадлежал молодой особи. Акула — хрящевая рыба, а хрящ не каменеет, поэтому от акул сохраняются только зубы. Бывают зубы размером в две человеческие ладони, но такие экспонаты, конечно, неподъемны по цене. Этот зуб мы приобрели на палеонтологической выставке.

Еще недавно в музее появилась головная кость цефаласписа — это вид древней донной бесчелюстной рыбы. Наш образец крупный, хорошей сохранности. Обычно после цефаласписов находят только головную часть, покрытую костяным щитком, — остальные ткани не каменеют. У них не было челюстей, только ротовое отверстие, которым они орудовали как пылесосом. Прямые потомки цефаласписа — современные миноги. На образце мы видим отпечатки глазных отверстий, следы боковых и головных шипов, следы сосудов. Все это выявилось после препарации камня.

Своего часа в хранилище ждет отпечаток хвоста ксифактина. Это крупная лучеперая рыба. Из-за характерного строения головы ее еще называют рыба-бульдог. Мы уже презентовали экспонат, сейчас готовим для него место в зале. Отпечаток обнаружен в отколотой горной породе на Кавказе; возможно, где-то до сих пор лежит полный скелет, но найти его уже невозможно — такое часто бывает. Полные скелеты ксифактинов достигают 4,5 метра, самый известный целый ксифактин находится в музее Штернберга в Канзасе. Это так называемая «рыба в рыбе» — внутри ксифактина нашли почти полный скелет другой рыбы, которую он съел перед смертью. Возможно, это и стало причиной гибели.

Вместе с хвостом ксифактина нам подарили огромный аммонит. Он изначально был в хорошем состоянии, надо было только счистить окаменелый грунт с центральной части устья раковины. Это, к слову, очень тяжелый экспонат — я не могу его поднять в одиночку. В хранилище также лежит большая раковина наутилуса — результат недавнего обмена. На раковине не хватает одного завитка, но экспонат все равно пойдет в зал. Пока мы думаем, как закрепить раковину на витрине, — она тоже тяжелая.

В лаборатории также лежит отпечаток ископаемой медузы пермского периода — конулярии, обитавшей в Казанском море. Это уже готовый экспонат — выставим в зал в самое ближайшее время. Медузы крайне редко сохраняются в полном виде, а на этом экспонате, найденном в Самарской области, все отлично просматривается.

В зале девонского периода недавно появился камень с отпечатком древних растений. Его нам подарил частный коллекционер за возможность поучаствовать в экспедиции, в которой мы копали парейазавра. Камень относится к периоду нижнего девона — это время, когда растения только-только начали выходить на сушу (до этого были только плауны и водоросли). На камне отпечатки псилофитов — они росли в прибрежной полосе и на мелководье. Еще на диске видны очертания водорослей и гребешков. Родина экспоната — поселок Торгашино Красноярского края. Найти там что-то еще сейчас непросто — место перекопано под хозяйственные нужды.

Парейазавр — крупная травоядная бегемотоподобная рептилия, обитавшая на территории Поволжья 250 миллионов лет назад. У нас до сих пор нет полного оригинального скелета — в наших находках 2009 года не хватает конечностей и тазовой кости, поэтому довольствуемся копией из Вятского палеонтологического музея (Киров). Парейазавра зовут Петрович.

В прошлом году у нас появился кусочек челюсти с зубами. Надежда на то, что в скором времени у нас появится свой оригинальный парейазавр, есть: сейчас в препарационной лаборатории лежат две особи в грунте. Это была уникальная находка на Котельничском месторождении Кировской области — оба скелета обнаружились в одной яме. Находка давняя, но руки до нее не доходят. Сейчас в работе маленький детеныш парейазавра. Я уже вычистил позвоночник, лапы, хвост и ребра. Кажется, скоро должен выявиться череп, но я сомневаюсь, что это он: кости не похожи на черепные. Тружусь над ним уже три года — работа ювелирная. Кости хрупкие, быстро трескаются, так что нужно пропитывать их специальными растворами, а потом подолгу ждать, пока все высохнет. Поэтому в первую очередь препарируем мелкие фрагменты, которые можно быстро доделать и выставить в зал.