Самообразование
Списки. 3 книги, которые философ Кирилл Мартынов выбрал в книжном магазине «Смены»
опубликовано — 16.03.2016
Списки. 3 книги, которые философ Кирилл Мартынов выбрал в книжном магазине «Смены»
Воспоминания о холокосте, автобиографический словарь нобелевского лауреата и ужас в глазах обэриута
В начале марта Кирилл Мартынов приезжал в Казань с лекцией «Шифропанки наследуют землю. Дарквеб как последний бастион нашей свободы». «Смена» и редакция «Инде» попросили кандидата философских наук, доцента Школы философии НИУ ВШЭ выбрать три книги из ассортимента магазина центра современной культуры и объяснить, чем они интересны.
Чеслав Милош. «Азбука»
(Издательский дом Ивана Лимбаха, 2015. Пер. с польского, комментарии — Н.Н. Кузнецов)
Милош — аномально мыслящий польский католик, владеющий русским языком. Слишком консервативный, чтобы нравиться либералам, он оставался слишком глобальным для того, чтобы нравиться польским националистам, и слишком свободомыслящим, чтобы нравится коммунистам. Главный его текст «Порабощённый разум» — это польский и общемировой доппельгангер текстов Солженицына и Зиновьева, рассказывающих об искажённой социальной реальности «стран советского блока». «Азбука» — камерный словарь жизни Милоша, от его жизни в имении под Вильнюсом до переезда в Калифорнию — через Вторую мировую войну и опыт жизни в послевоенной Польше. В «Азбуке» сочетаются гениальная эстетизация и бытовое ворчание, а всё вместе — это персонификация любви к Восточной Европе для читателя (зрителя) жизни одного человека.
Леонид Липавский. «Исследование ужаса»
(Ad Marginem, 2005)
Старая книжка, изданная Ad Marginem, которую я дарю своим друзьям, если узнаю, что они ещё не читали её. Липавский — профессиональный философ из круга Даниила Хармса, один из трагического поколения чинарей, ушедших под воду ровно в тот момент, когда по времени и по силам следовало бы заявлять о себе, — к 1930 году. Как и Введенский, Олейников и Друскин, Липавский всю жизнь писал в стол — подпольная философия жуткой страны. Особую ценность имеет трактат Липавского о селективности любви, также вошедший в книгу.
Жан Амери. «По ту сторону преступления и наказания»
(«Новое издательство», 2015. Пер. — Игорь Эбаноидзе)
Одна из лучших книг, изданных в прошлом году на русском языке. На первый взгляд — очередные воспоминания жертвы холокоста. На самом деле — чистая ярость без малейшей надежды на христианское прощение, возвращение к традиции или «смысл жизни» в духе Виктора Франкла — Амери не находит ничего, что могло бы оправдать его опыт. Урождённый Ханс Майер, он был схвачен гестапо на территории Бельгии как боец Сопротивления, который, впрочем, не успел поучаствовать в боях. После выхода из Освенцима Амери сменил имя, отказался от немецкого языка и навсегда проклял родную культуру — для него Гёте и Гегель встали в один ряд с Гиммлером и Геббельсом. Амери даёт радикальный ответ на вопрос о том, что нужно делать, когда родина совершает преступления: прощаться.
Фото: Антон Малышев
