Режиссерка Полина Кардымон и драматург Егор Зайцев — о разделении обязанностей, терапевтических репетициях и важности детских спектаклей

В Казани продолжается форум-фестиваль молодой режиссуры «Артмиграция», ежегодно собирающий региональные театры и постановщиков-экспериментаторов со всей России. Один из спектаклей большой программы этого года — «Детство. Коромысли. Глава 3» от новосибирской Лаборатории современного искусства и международного фестиваля «Толстой» в Ясной Поляне.

«Инде» поговорил с режиссеркой Полиной Кардымон и драматургом Егором Зайцевым о ключевых нарративах в их творчестве, изменениях российской театральной сцены после 2022-го и, конечно, о самой постановке.

Вы давно работаете вместе — кажется, это началось с «Фрагментов любовной речи» Барта и променада «Индивидуальные переживания» в Новосибирске. Расскажите, как вы познакомились?

Егор: Впервые мы увиделись на лаборатории «Стенография» в 2018 году, где нужно было делать эскизы [спектаклей], опираясь на граффити Новосибирска. А потом — на фестивале «Территория»: я там волонтерил, а Полина принимала участие.

Тогда уже появились мысли о совместном проекте?

Полина: Да. Сначала это как-то по приколу звучало…

Егор: Потому что я вообще на филфаке учился, немного работал как переводчик и иногда ходил в какие-то студии, волонтерил на «Территории». А потом Полина рассказала, что она проводит все время в театре — с утра до вечера. Мне тоже захотелось попробовать жить в таком ритме. Она позвала меня работать над «Фрагментами любовной речи», и я согласился.

Насколько в традиционном смысле вы разделяете свои роли режиссерки и драматурга?

Полина: Вообще, мы всегда придумываем вместе, а уже на моменте выпуска спектакля немножко делимся — я начинаю репетировать с артистами. Но Егор тоже приходит на репетиции и участвует в них, когда может.

Егор: Да, такое сотворчество. Текстуальную основу для спектакля мы тоже обычно вместе делаем. Я, может быть, больше отвечаю за формулировки.

Как часто вам приходится искать компромиссы в работе?

Егор: Недавно мы сделали «Инсектопедию» в [московском] ГЭС-2, и есть ощущение, что все залипательно-медитативно-красивые сцены — Полины, а веселые — мои. Но я не знаю, насколько это правда. Кажется, все-таки и то, и то мы вместе придумали.

Полина: Конечно. Иногда меня просто переваливает в ощущение. Я в целом как будто более печальная, поэтому и отвечаю за лирику чаще всего.

Егор: А мне хочется над всем иронизировать.

Полина, в одном из старых интервью вы говорили, что для вас в искусстве существуют две главные темы — любовь и смерть и пока вы предпочитаете обращаться к первой. Насколько за годы изменился ваш взгляд?

Полина: Есть определенные зоны моего интереса, и сейчас смерть — одно из направлений, которое я постоянно изучаю. В целом про любовь как-то меньше транслируется, а про смерть стали выпускать больше книжек. Ну и вообще, фон сейчас достаточно мортальный.

В 2021 году вы попали в выпуск журнала «ТЕАТР.» о «новых героях российской сцены». С тех пор российская сцена заметно изменилась — как вы лично ощущаете и переживаете это изменение?

Полина: Я вспомнила про этот выпуск, когда, по-моему, в «Подковерке» (telegram-канал. — Прим. «Инде») выложили обложку этого выпуска и написали, что это «расстрельный список».

Егор: Тогда пришлось вспомнить.

Полина: Пришлось вспомнить, что там было, да.

Егор: До 2022-го еще были годы ковида, которые в творческом смысле оказались в не меньшей степени сложными. Мы только начали разгоняться, что-то придумывать, у нас были планы в разных театрах и так далее. Потом все довольно стремительно начало рушиться, и года на полтора [мы] полностью выпали из театрального-творческого процесса. Тот пережитый опыт можно использовать сейчас.

Если тебе важно то, что ты делаешь, и сфера, в которой работаешь, — нужно продолжать, насколько это приемлемо этически. Думаю, здесь умозрительные рассуждения уходят на второй план по сравнению с реальной возможностью работать. Началась [спецоперация], и мы выпустили детский спектакль «Великан Бобов» в театре «Глобус». В это время был очень разнородный эмоциональный фон. Какие-то люди говорили, что в России больше нельзя работать, нужно забыть словосочетание «государственный театр». Кто-то считал, что «все, что не говорит о [боевых действиях], — не имеет никакого смысла» и так далее.

Полина: Артисты просто ревели, не могли репетировать.

Егор: Да, было несколько терапевтических репетиций, не про спектакль даже. И это ситуация выбора: когда ты должен понять, что в приоритете. В моем понимании — детский спектакль важнее. Опять же смотря какой: если это спектакль про то, что нужно брать ружья и всех перестреливать, — наверное, не очень хорошая тема. Но если это постановка, которая способствует формированию адекватного человека, чтобы тот просто не смог попасть под тупую однозначную пропаганду в какую-либо сторону, в зону человеческого отупления, — мне кажется, это полезный спектакль и нужно им заниматься.

Как вам вообще далась работа над детским спектаклем? Чем она отличалась?

Егор: Наверное, это просто чуть менее заумная история.

Полина: Было очень весело. Там есть момент игры, и ты в какой-то момент на репетициях сам в нее включаешься. Поэтому, пока мы сочиняли, просто бесились как дети. Это был праздник.

Мы выпустили уже несколько детских спектаклей, и я чувствую, что даже по-другому веду себя в целом. Работа над ними во многом раскрепостила и облегчила жизнь.

Опыт работы с детским материалом и опыт работы над спектаклем о детстве как-то дополняли друг друга?

Егор: Это сошлось в одну картинку — «детский период».

Полина: Так и было. Считали, что у нас какой-то «год детей»: «Детство. Коромысли. Глава 3», «Великан Бобов», «Принцесса и Людоед».

Аудиальный перформанс «Детство. Коромысли. Глава 3», который покажут в эту субботу в MOÑ, построен следующим образом: в течение спектакля актрисы поют фольклорные песни, а на экране позади них транслируется текст, который описывает детские традиции и обычаи прошлого. Расскажите, как вы его собирали?

Полина: Огромный объем информации нам дала консультантка, фольклорист Ирина Аксенова. Песни я выбирала вкусово и логически — это первый этап работы. Получилось много: обычно «Коромысли» идут 45 минут, а третья часть вышла на 60. У нас был такой бой с Ириной за песни, потому что она постоянно предлагала добавить еще колыбельные. Я уже утвердила с ней список — а порядок там очень важен, потому что от зачатия до семи лет идет эта логика. И через пару дней мне приходит голосовое: «Полина, нам надо добавить еще загадки, игры, песенки…»

Егор: Под конец работы она нам прислала письмо: «Так, это все неплохо, но…» — и дальше огромный список того, что нужно переделать, пояснить и что может быть неправильно понято с научной точки зрения.

Полина: Ирине нужно было максимально донести суть. А нам это не так важно, потому что все можно описать в одном предложении, а дальше — создавать художественное впечатление, а не лекционное. Поэтому были некоторые стычки, но не конфликтные. Она очень включена и в том числе помогала нам со второй частью. Только тема смерти ее не так сильно интересовала, как тема детства, проходящая красной линией в ее практиках.

[В прошлых «Коромыслях»] я обычно выдавала девочкам песни, и они начинали разучивать и раскладывать на голоса отдельно от меня. По возможности встречались: все из разных театров, и бывало очень сложно подобрать время для репетиций. Текст [третьей части] я перерабатывала вместе с Егором, а потом рассказывала девочкам в формате полулекции. Приходила и говорила: «Сегодня вы узнаете про обряды зачатия». Сами титры они увидели намного позже.

В «Детстве» мы с Егором занимались своей работой, а девочки были как будто отдельно. Но из-за того, что мы все вместе были на резиденции в Ясной Поляне, у нас получилось собраться воедино.

Егор: Мы много ходили по экскурсиям, вдыхали местный воздух, слушали истории про местную школу и так далее. Была своя история, связанная с Ясной Поляной.

Насколько для вас важно было войти в тему детства через семью Толстых? И что в принципе появилось раньше — тема или проект в Ясной Поляне?

Полина: На лабораторию нас пригласила кураторка Женя Петровская, и она уже знала, что тема фестиваля в Ясной Поляне — детство. Уже исходя из этого мы сочинили третью часть.

Егор: В тексте нет ничего про Толстого, никаких пасхалочек. Но на уровне ощущений прослеживается нить того, что жители Ясной Поляны — это потомки Толстых, других людей, которые там жили. Возникает связь с Россией прошлого.

Третьи «Коромысли» — финальная часть или есть мысли о продолжении?

Полина: Это финал. Вообще, вторая часть должна была стать последней, но мы очень соблазнились темой детства. Мне вообще хотелось сделать спектакль отдельно про колыбельные, а тут в наших руках оказалась еще более широкая тема. Поэтому в третьей части есть очень большой блок колыбельных, который я обожаю. В итоге получилось: общая часть, смерть и рождение. По сути, больше ничего и не нужно.

Может, вы планируете обращаться к фольклору в других своих постановках?

Егор: Мне кажется, скорее не к фольклору, а к приблизительной форме [«Коромыслей»]. Мы делали эскиз Haters Gonna Hate в сургутском театре. Он, в некотором роде, использует технику «Коромыслей» — это метод довольно минималистичного формального действа, в котором есть музыкальная, интеллектуально-текстуальная составляющая и их пересечение. И это круто для подросткового театра: там может быть хороший контакт с публикой. К тому же можно вставлять от себя какие-то приколы.

Полина: Да, не хочется отказываться от этого приема, потому что он найден, работает и может существовать в разных жанрах и направлениях.

Егор: В Haters Gonna Hate есть дисклеймер, в котором от нас с Полиной говорится: «Дорогие подростки, вы пришли в подростковый театр. Мы авторы спектакля, нам есть что сказать о подростках, слушайте нас…» Там десять таких предложений, которые дают понять, что мы вообще не имеем никакого права что-либо говорить подросткам, что мы идиоты и вообще сама идея того, что взрослые будут чему-то учить подростков, — абсурдна. Я немножко переживал, считают ли ребята, что это стеб. В итоге они ржали конкретно — поняли, что это тотальная ирония над самим форматом.

Насколько важно знать контекст всего проекта, чтобы прийти на третью часть «Коромыслей»?

Егор: Да не особенно.

Полина: Вообще неважно. Все три части самостоятельные и самобытные — можно смотреть в любом порядке или только одну. Там все равно всегда есть контекст, который задается в субтитрах.

Обложка: Алексей Никишин; фото: 1–3 — Алексей Никишин; 4–17 — Аня Тодич; 18–21 — Zakhar Telpeace