«Обычно мне сложно принять общие правила институций — все равно сделаю по-своему». Художница из Казани Гульшат Губайдуллина — о проекте «Яңгыраш», национальной идентичности и работе с семейным архивом

Художница Гульшат Губайдуллина работает в методике семейной этнографии и восстанавливает в своих проектах «пробелы в родовой памяти» и «утраченную связь с прошлым татарского народа». В течение месяца Гульшат трудилась над авторской книгой «Яңгыраш» в «Открытых мастерских» Альметьевска, а 20 октября провела открытый воркшоп для горожан по работе с архивами. Журналистка «Инде. Алмет» Лилия Даумова поговорила с Гульшат о ее проектах, важности сохранять родной язык и называться татарским именем.

Расскажи, как ты стала художницей: с чего начала путь, в каких проектах и выставках принимала участие?

По образованию я инженер-геолог, а фотографирую с 16 лет. Кажется, я всегда остаюсь художницей, чем бы ни занималась. Пришла к мысли, что иду этим путем с тех пор, как начала себя осознавать. Я бежала на художественные съемки, даже когда работала на строительной площадке, в горах или на обмерах коммунальных квартир. Но два года назад наступил поворотный момент. Я себе призналась, что больше не могу и не буду делить жизнь на две абсолютно разные части. У меня тогда уже была большая насмотренность, свое художественное видение. Я проводила съемки и участвовала в создании кино, но все это было не мое.

Я остро чувствовала потребность в знаниях. Обычно мне сложно принять общие правила институций — все равно сделаю по-своему. Поэтому я совсем не знала, куда податься. Решила поступать в мастерскую монтажа Московской школы нового кино, но рассматривала для себя только грантовое место, так как денег на образование не было. Я попала в шорт-лист, но на грант меня не взяли, место было единственным.

Я расстроилась и от усталости быть нигде подала портфолио в Московскую школу фотографии и мультимедиа имени Родченко. Сделала это за несколько дней до окончания приема заявок и без какой-либо надежды. На тот момент я не понимала ни что такое современное искусство, ни, тем более, — проект. Но поступила. В школе Родченко я почувствовала, что больше не одна, встретила интересных мне педагогов, студентов и начала получать знания без давления. Буквально через месяц я стала смелее в художественных высказываниях. В общем, очень важна среда, в которой ты находишься.

Особенно значимой для меня стала лаборатория авторской книги Жени Яхиной (соосновательница лаборатории книжной телесности book[e]lab, куратор, танцхудожница. — Прим. «Инде»). Я всю жизнь с книгами, но никогда не смотрела, как они сделаны или что написано в выходных данных. В книге, оказывается, работают те же правила монтажа, что и в кино. Сейчас я продолжаю учиться книжному делу и готовлюсь к учебному году в новой мастерской в школе Родченко.

Как ты считаешь, почему многие художники в своем искусстве обращаются к семейной памяти? Почему эта тема стала так актуальна и как ты к ней пришла?

Обращение к прошлому — это ностальгический побег, естественная реакция нашего сознания на титанические сдвиги в настоящем. Сейчас, когда мы живем в турбулентном периоде и пересобираем себя заново, первым делом мы задаемся вопросом: «Кто я?» И когда нет ответа в настоящем, обращаемся к прошлому. Я вижу много подобных исследований, так как они в поле моего фокуса внимания, но хотелось бы, чтобы их было больше.

Я пришла в эту тему потому, что мне в целом свойственно гулять по прошлому, но к семейной памяти я обратилась, когда оказалась впервые одна в другой стране. Там меня спросили: «Ты кто? Откуда?» «Я — татарка», — промямлила неуверенно, так как совершенно не понимала, что значат эти слова.

Я единственный ребенок у мамы и всегда жила с ощущением, что нахожусь на своем острове одна. В слепой зоне таился семейный архив, о котором я давно знала, но не решалась узнать больше. Чтобы получить ответы, пришлось перебороть свой страх, привычку не знать, а особенно привычку безмолвия. Страх был в предчувствии: я ощущала, какая куча вопросов на меня свалится от самой же себя, и понимала, что исследовать личный архив будет эмоционально сложно, иногда даже безответно. Будут открываться как знания, так и травмы поколений, о которых умалчивалось столько лет. Но главное — я не могла оторваться от этих фотографий. Мне было классно в них жить, погружаться в каждую зафиксированную во времени ситуацию в кадре, видеть и работать с ней.

Что для тебя семейная и национальная идентичность? Какой смысл ты вкладываешь в эти понятия?

Во-первых, важно сказать, что идентичность — калейдоскоп факторов, влияющих на нас и формирующих нас каждый день. Это путь обретения себя.

Во-вторых, есть отдельные понятия: национальность, этничность, идентичность — гендерная, профессиональная, социальная и так далее. Есть семья, которая, безусловно, закладывает основу личности, но вопрос же не об этом. Если я начну отвечать подробно, то, скорее всего, окажусь в любом случае неправильно понятой, чего я не хочу. Это очень острые темы сейчас, на которые нужно говорить медленно и осознанно.

Быть татаркой для тебя — это как и про что?

Если честно, я не знаю. Наверное, это сталкиваться с вопросами от людей: «Гульшат?.. А как тебя проще называть? У тебя есть русское имя?» Но у меня одно имя. Почему должно быть еще и русское?

Быть татаркой — это испытывать в школе чувство стыда среди одноклассников за желание учить татарский язык и только сейчас, во взрослом возрасте, понять, откуда у этого страхи корни.

Можно сказать, я приобретаю свою этничность — становлюсь татаркой — с нуля через работу с архивом над своим проектом. Да, мое происхождение татарское, как и татарские имя, кровь. Но, к сожалению, я была оторвана от языка, традиций и культуры без моего согласия, даже находясь на родной земле. Сейчас я начала восстанавливать в памяти слова татарского языка, пробовать их заново на вкус. В начале было странно больно их говорить, даже как-то неловко. Я полагаю, когда человек восстанавливает в себе утраченный язык, как я, и когда язык органично обволакивает его с детства, не исчезая, — это два абсолютно разных опыта формирования связи с культурой родного народа.

Если говорить об этническом самосознании татар — какая, на твой взгляд, тут динамика?

За всех татар я говорить не могу. Самосознание — индивидуальная работа каждого. Для меня очень важен личный опыт проживания и переживания потери / приобретения своей этничности. Индивидуальные опыты сохранения — залог живых систем памяти. Традиционные системы памяти — архивы или исторические книги — важны, но, когда человек начинает учиться говорить на родном языке (вспоминать его), он сам становится носителем памяти. На мой взгляд, динамика сохранения и переосмысления татарской культуры сейчас локальна.

Что самое интересное ты узнала за время работы с семейным архивом? Может быть, что-то тебя особенно удивило?

Был такой момент, когда я буквально не могла усидеть на стуле от удивления. Я тогда упорно искала на сайтах имена и фамилии неизвестных мне родственников в разных списках: истории ГУЛАГа, репрессированных, героев Первой и Второй мировых войн. Безрезультатно; очень тяжело находиться в молчании архива. Затем наткнулась на неприметный сайт со странным названием Soroka1736.ru, где был упомянут мой прапрапрадедушка. Я написала туда, и через неделю пришло ответное сообщение.

Как выяснилось, мне ответили историки и исследователи Бузулукского уезда.

«Гульшат, здравствуйте! Огромная благодарность вам за письмо и фотографии. Конечно, нам знакомо имя купца Валея Вагаповича Вагапова, и нас интересует все, что связано с его судьбой и судьбой его семьи <...> Мы сейчас пишем книгу об этом селе и были бы очень благодарны, если бы вы разрешили опубликовать его фото. Хотели бы попросить вас отсканировать фотографии (с 2-х сторон, и лицо, и оборот, даже если там ничего нет) нам для коллекции и дальнейшего изучения».

Это была такая поддерживающая мысль, что оно нужно не только мне, что кто-то — совершенно незнакомый кто-то — занимается сохранением памяти места, где жила моя семья. И что, если бы я никогда так и не решилась посмотреть в свой архив, мой прапрапрадедушка продолжал бы упоминаться в их книгах безлико. Благодаря этим людям я узнала историю половины своей семьи, мы полезно повлияли на книги друг друга. Надеюсь однажды доехать до Бузулука, встретиться с ними лично и показать там свой проект.

С чего начать работу с историей рода человеку, который хочет погрузиться в это, но не попал на твой воркшоп?

Сохранять семейную память — то, что важно делать сейчас. Начать вспоминать — первый шаг. Второй — начать фиксировать информацию в дневниках, тетрадях. Задавать вопросы, и непременно вслух. Если есть контакт с родственниками — поговорить с ними. Иногда эти вопросы (о прошлом. — Прим. «Инде») могут стать катализатором общения. Можно поискать записи о рождении, бракосочетании, смерти в государственных архивах и МФЦ. Важно фиксировать, проговаривать свои чувства — утраты, неопределенности, страха, волнения — и не быть с этими чувствами одному.

Расскажи подробнее о своем проекте «Яңгыраш». О чем эта книга?

Катализатором начала этого исследования было ощущение разделенности с прошлым и болезненный разрыв связей. Это создало огромную яму, которую не переступишь одним шагом. «Яңгыраш», что в переводе означает «отголосье», — художественное исследование, индивидуальный опыт поиска своих корней, попытка вступить в диалог с прошлым, восполнить пробелы семейной памяти и вскрыть травмы поколений, обращаясь к опыту своей семьи.

Какие еще проекты у тебя сейчас в работе? Интересно узнать о ближайших планах.

Как я говорила, у меня все начинается с вопроса. С него началась и резиденция в Альметьевске. Зайдя в свою комнату, я увидела каменный цилиндрический монолит. Спросила: «Что за керн?» Настя Степанова ответила: «Это наш чупаевский камень, из него весь Альметьевск построен». Потом я узнала, что природный ресурс камня почти совсем исчерпан. Вот с этими данными и хочу начать новое исследование. Надеюсь, в эти выходные организую первую полевую вылазку с камерой.

Вне резиденции я работаю с одной интересной командой над созданием цифрового коллективного сборника. Там будут собраны истории о разных опытах, повлиявших на самоидентификацию людей. Мы разрабатываем площадку, на которой можно будет говорить о себе свободно, вне навязанных социальных рамок.

Фото предоставлены собеседником