«А если звук исчезнет совсем?» Альметьевский театр горожан «Аулак» представил спектакль Mute с участием людей с разным уровнем слуха
3 ноября театр горожан «Аулак» отметил двухлетие вечеринкой и тихой дискотекой, а главное — премьерным показом пластического спектакля Mute, в котором поучаствовали глухие, слабослышащие и слышащие люди. Идея проекта возникла летом 2023 года, когда на 1-м Всероссийском фестивале современного театра «Аулак» проходила лаборатория русского жестового языка.
Эскиз Mute показали зрителям 2 июля, после чего команда решила превратить его в полноценный спектакль. Над этим почти год работали режиссер и хореограф Ильдар Алекбаев, драматург Дина Сафина, переводчица с русского жестового языка Екатерина Ибатуллина, а продюсером проекта выступила создательница «Аулак» Эльвира Галеева. Журналистка «Инде. Алмет» Лилия Даумова рассказывает, удался ли эксперимент и стоит ли идти на Mute в декабре, когда его планируют повторить.
Визуальный ряд спектакля минималистичен: сцена и несколько коробок с реквизитом. Это позволяет сосредоточиться на главном — человеческих отношениях и эмоциональных связях. Голос Ильдара Алекбаева за сценой предлагает: попробуйте сфокусироваться на пространстве рядом с собой и услышать все возможные звуки; попытайтесь расширить зону внимания до масштабов зрительного зала, а затем и выйти за его пределы. Кстати, услышать шум моря можно даже без ракушки, просто сложив руки лодочкой — это зрителям тоже предложат сделать.
«Вы задумывались, что такое звук? Как он работает, как влияет на вас? А если звук исчезнет совсем?» Спектакль начинается не на сцене, а перед ней; далее задействованы будут оба пространства. Героини Mute — шесть девушек: Гузель Ахметгареева, Виктория Гильфанова, Ольга Николаева, Маргарита Хайруллина, сестры Мария и Милена Филипповы. Три из них слышащие, две — слабослышащие, а одна — глухая. Босые девушки, одетые в белое, по очереди передвигаются с двух сторон зала к противоположной стороне. Постепенно они переходят к нехитрому телесному взаимодействию — похлопываниям, касаниям, объятиям. С первых минут хореография, жестовый язык и мимика становятся основными средствами выражения мыслей и эмоций.
Текст на экране — тоже важная часть происходящего. Зрители прочитают, что в России более 13 миллионов людей с нарушениями слуха, из них более миллиона — это дети. Носителями русского жестового языка, по данным ВОЗ, являются более 300 тысяч человек. К 2050 году, по прогнозам той же организации, у каждого четвертого жителя планеты будет нарушение слуха. Как выяснилось после спектакля, некоторым было непросто успевать наблюдать за действиями участниц и одновременно следить за текстом — лучше быть готовым к этому.
Тем не менее экран приглашает: давай поиграем? Одна из героинь перемещается в зрительный зал и бросает оттуда мяч, затем в игру вовлекаются зрители. Реплика на экране: «Хлопайте, когда мяч ударяется о пол». Интерактива в спектакле достаточно. Это предполагает и заявленный лейтмотив игры как некоего общего места, универсального инструмента взаимодействия. Никакого ощущения постановочности: все происходящее воспринимается исключительно как импровизация, но лишь до определенного момента.
Героини перемещаются на сцену. Плавные движения сменяются резкими, статичность — экспрессией. Музыка становится напряженной и будто вводит в состояние транса (к слову, за саунд-дизайн спектакля отвечает «Каракуз Лейбл»). Позже мы узнаем, что саундтрек к этому эпизоду подобран неслучайно: Екатерина Ибатуллина рассказала, что звуки очень похожи на аудиограмму — так называется проверка остроты слуха. Тревожный оранжевый свет, не менее тревожные звуковые вибрации, которые сменяются гнетущей тишиной. Эмпатичные зрители на обсуждении назвали эту сцену страшной и признались, что выдохнули, когда она закончилась.
А на экране многое читается (слышится?) как крик души.
«Я боюсь одиночества».
«Меня злит несправедливость».
«Кстати, если хотите сказать что-то глухому человеку — просто помашите рукой. Кричать бесполезно, а трогать людей без их разрешения неприлично».
«Говорящие думают, что мы сидим дома и живем за счет родителей. Хотя вот — мы же не слышим, но танцуем, работаем, ходим в кафе и магазины. Мы живем как говорящие люди. Просто у нас нет слуха». Одна из героинь вспоминает, как однажды охранник не хотел пускать ее на работу, толкал и даже пытался снять наушники — а «я вообще-то курочку жарю лучше всех в своей смене».
«Ты слышишь миллионы ненужных звуков. Если бы я это слышала, я бы сошла с ума», — гласит текст на экране. Отсылок к «Стране глухих» в спектакле несколько, но разница между Mute и фильмом Валерия Тодоровского принципиальна. Спектакль говорит о проблемах людей с нарушениями слуха, но не делит мир на два. Он про общность, а не про разобщение. И уж точно не про жалость. Смысловые акценты здесь расставлены правильно: они апеллируют к переосмыслению, но не навязывают, не давят.
Одна из самых интересных мизансцен — игра в глухой телефон, причем начинали и завершали цепочку именно неслышащие девушки. Какие-то слова были всем понятны, а какие-то упорно не давались. По словам Виктории Гильфановой, когда на одну из репетиций не смогла приехать переводчица Екатерина, всем пришлось непросто. Непонимание выматывает физически, и даже элементарные просьбы вроде «повернись» могут вызвать недоумение. Но когда девушки учат зрителей некоторым словам и фразам на русском жестовом языке — «спасибо», «извини», «молодец», «люблю», «Альметьевск», — многое запоминается сразу, нативно. Это заставляет задуматься о том, что часто мы все же недооцениваем силу невербального общения.
«А почему мы все время говорим о грустном? Я вот люблю k-рор. Потанцуете со мной?» Героини танцуют под Permission to Dance южнокорейского бойз-бэнда BTS, а затем половина из них — кажется, слышащая — вновь перемещается в пространство перед сценой. Вторая половина остается на авансцене и пытается привлечь к себе внимание. В ход идут спортивные палки из вспененного полиэтилена — такие используются на занятиях аквааэробикой, водные автоматы, а после все участницы устраивают битву подушками.
На экране Маргарита Хайруллина рассказывает, что к слуховому аппарату нужно привыкать месяц-два, а подбираются они по индивидуальным размерам. И когда ты двигаешь ушами, это отдается шумом в аппарате. «А если в слуховом аппарате села батарейка — это ощущение, что я потерялась, осталась одна в мире. Нужно идти в магазин. В такие моменты у слышащих людей возникает недоумение: почему ты не слышишь, ты же в аппарате?» — читает зритель на экране.
Мурашки, погружение, динамика, уязвимость, а где-то и желание заплакать — такими тегами описали зрители свои впечатления от просмотра. «Горькое осознание своих привилегий», — призналась одна из слышащих. Но спектакль ни разу не слезовыжимательный. Это не манипуляция и не вызов. Это инклюзия, но очень правильная, бережная и незаметная в хорошем смысле этого слова.
Как выяснилось на обсуждении, многим, кто был в зале, до определенного момента — видеоинтервью на экране — сложно было догадаться, кто из героинь слышит, а кто нет. Взаимодействие между участницами создавало ощущение единства, несмотря на различия в восприятии звука. Mute не только и не столько спектакль о глухих и слабослышащих — это универсальная история о том, как все мы ищем связи друг с другом. Кажется, «Аулак» действительно глубоко погрузился в исследование темы коммуникации и взаимопонимания между разными группами людей, и площадка театра смогла стать тем самым пространством соучастия.
Ильдар Алекбаев
режиссер спектакля Mute, хореограф, основатель казанской школы «Нетанцы»
Идея спектакля зрела внутри, и здесь сработал комплекс факторов. В детстве я развлекался, нажимая кнопку mute на пульте от телевизора, и это был интересный эксперимент — смотреть что-то без звука.
А перед летней лабораторией я прошел Ликийскую тропу один. Одиночный поход отличается от группового. Я иногда наговаривал аудио сам себе, а в остальное время шел и молчал, и это был своего рода детокс. Он навел меня на мысли о том, что люди, которые имеют нарушения слуха и не говорят, — они так проводят каждый день. Ранее я уже работал с людьми с ограниченными физическими возможностями в Казани, на театральной площадке MOÑ, но это не были люди именно с нарушениями слуха. Я решил, что это будет интересный опыт, и решил в него пойти.
Ильдар Алекбаев
режиссер спектакля Mute, хореограф, основатель казанской школы «Нетанцы»
Мы долго искали лейтмотив этой истории, было непросто. И вот на одном из тренингов с драматургом спектакля Диной Сафиной нащупали мысль, что игра — универсальный инструмент для того, чтобы лучше узнать друг друга. В детстве ведь так и происходит: незнакомая песочница, давай играть? — давай! Через игру все познается лучше. Взрослые тоже играют в настольные игры, например. И там есть азарт, эмоции, коммуникация.
Сонастройка участников во время летней лаборатории не всегда шла легко. Для меня это был первый такой опыт. Тогда еще не были отстроены инструменты коммуникации с подобной группой людей, и разновозрастных участников было гораздо больше. Я обычно подхожу к процессу интуитивно и, отбирая участниц уже непосредственно для эскиза спектакля, почувствовал, что конкретно этих девушек между собой что-то связывает, есть какой-то мэтч. Конечно, нам очень помогала переводчица Катя Ибатуллина. Она являлась мостиком между глухими, слышащими и слабослышащими.
Ильдар Алекбаев
режиссер спектакля Mute, хореограф, основатель казанской школы «Нетанцы»
Некоторые сложности были и с обратной стороной социального театра, то есть с тем, что в нем играют непрофессионалы, люди без сценического опыта, которым просто интересен контекст публичного выступления. Но это не должно было восприниматься и выглядеть как самодеятельность. Мне очень хотелось, с одной стороны, сделать классную картинку, культурный продукт, который будет восприниматься зрителем с интересом, с живостью, с подключением. А с другой стороны, от меня требовалось помочь девочкам включиться в процесс так, чтобы для них это было максимально комфортно. Конечно, мы с ними все проговаривали на берегу, работали над доверием друг к другу. Но у современного театра есть нестандартные приемы и принципы, которые сильно отличаются от традиционных. И вот о них иногда приходилось спотыкаться. Но такое, конечно, нормально, ведь это живой процесс.
Эльвира Галеева
продюсер спектакля Mute, руководительница театра горожан «Аулак»
Mute — значит «без звука», хотя перевести это слово можно по-разному. Но во время наших тренингов и встреч мы интуитивно определили, что именно этот вариант перевода нам подходит. Когда мы изначально думали над темой спектакля, у нас не стояло задачи погружать слышащих людей в мир глухих. Важно было просто дать людям почувствовать, каково это — жить без звука, а каково — со звуком. Акцент здесь именно на том, чтобы прислушаться к миру вокруг и внутри себя. Такой экспириенс может быть важен для всех, по крайней мере в рамках социального театра.
Спектакль Mute — для всех, а не для какой-то конкретной аудитории. Мы затрагиваем в нем общую тему: звук, который присутствует в нашей повседневности. Люди с нарушениями слуха ведь тоже чувствуют внутри себя определенные звуки.
Эльвира Галеева
продюсер спектакля Mute, руководительница театра горожан «Аулак»
В спектакле звучат голоса глухих и слабослышащих людей. Это их родной язык — русский жестовый. Да, спектакль построен в форме игры, но там есть еще текст на экране и истории героинь. Даже игра, происходящая без слов, — это тоже их голоса. Можно долго рассуждать, что такое голос, но в нашем спектакле право голоса есть и у глухих, и у слышащих. У всех здесь есть право говорить.
На протяжении года, пока шел проект «Как звучит жест», мы очень многое узнали про глухих и слабослышащих людей. Эти тонкости нам помогут и в дальнейшем. В рамках этого родилось определенное комьюнити, возник эскиз, а итогом, продуктом проекта и стал Mute. Получив обратную связь после показа, мы создадим еще что-то новое в рамках социального театра.
Повторный показ спектакля Mute анонсировали на 8 декабря — не пропустите регистрацию. А пока — просто прислушайтесь. Даже в абсолютной тишине можно найти множество способов выразить себя и быть понятым.
Фото: предоставлены организаторами