Бренд дизайнерской мебели Yaratam Design отмечает десятилетие. Спецвыпуск рубрики «Местные»

В гостиной стоял большой стол, служивший и рабочим, и обеденным. Это была единственная поверхность в квартире, где получалось разложить пару метровых планшетов. В семье — три архитектора, которые постоянно что-то рисуют, чертят и проектируют.

На столе — подрамник метр на метр, для наклона, чтобы делать отмывку, под подрамник подложены книги, рядом еще планшет, тушь, акварель, кисти, карандаши, рапидографы. Потом все убирается, накрывают обед. Поели — и снова за работу. Восприятие дизайна и архитектуры складывалось бессознательно, потому что такая среда была со мной с раннего детства. Формировалась внутри меня, я и не сопротивлялся.

Мне хотелось свободы творчества. В Казани сфера дизайна тогда была развита слабо, так что идея уехать в Москву возникла не спонтанно: я понимал, что возможностей и ресурсов там больше. Вдобавок был в восторге от города, потому что Казань в 1990-е — это группировки, разборки и мрак. Помню, как я приехал в Москву в ноябре 1993-го, через месяц после обстрела Белого дома. Он стоял обгоревший, поначалу было как-то не по себе. А потом я пришел в общежитие МАРХИ, где жила моя сестра, встал у окна, смотрел на Москву с десятого этажа сверху вниз и впервые в жизни ел йогурт — малиновый, в бумажном пакете. Мне стало очень кайфово. Тогда же мы вместе с сестрой отправились на Кузнецкий Мост, где продавались аудиокассеты с самой разнообразной музыкой. В 1990-х музыка воспринималась по-другому, субкультуры объединялись по музыкальным предпочтениям. И я почувствовал, что в Москве есть то, что мне нравится, что мне интересно. В Казани я жил на Горках, в криминальном районе. Все вокруг слушали «Ласковый май», «Мираж» и «Сектор Газа», ходили в широких брюках и летных куртках — никакой индивидуальности. В Москве можно было выглядеть как угодно, слушать что угодно и не бояться быть за это избитым.

Но я думаю, что переехал в Москву в неудачное время. 2000-е — пора шальных денег, дорогих клубов и нескончаемых тусовок с обилием наркотиков и алкоголя. Все это не лежало в сфере моих интересов. Как-то я попробовал потусоваться с друзьями, работавшими в ночных заведениях, неделю пожить их жизнью. Приходил домой спать по утрам, когда люди шли на работу, а просыпался уже в темноте, когда все с работы возвращались. Не понравилось. Я почему-то думаю, что Москва 2000-х была неудачным местом для человека с уже не советским мышлением, но советским воспитанием.

Я довольно долго пытался найти себя, работал в разных архитектурных бюро, делал проект в Испании — дом, интерьер и ландшафтный дизайн для украинского бизнесмена, много ездил по работе в Европу. В это время я легко себя чувствовал и неплохо зарабатывал. Получить две-три тысячи долларов было несложно. Я жил легко, путешествовал, менял машины, ни на что не копил. Довольно глупо, в общем.

У меня в голове внезапно возникла фраза «Грядет великий Яратам». «Яратам» воспринимался мною не как глагол, а как имя собственное, персонаж. Я представлял его как огромного великана, воина с усами и кривой саблей. И еще я очень скучал по родному городу, по старым улицам, по атмосфере.

Когда я вернулся, был в полном недоумении, что мне делать дальше. Мне 33, у меня уже какой-никакой бэкграунд за спиной, проекты, знакомства, но абсолютно нечего предложить миру — не было кейсов, я никому не известный казанский архитектор. Меня это очень дестабилизировало. Один человек, с которым мы как-то обсуждали, чем я недоволен в жизни, сказал, что у меня синдром непризнанного гения. Меня это задело, потому что, во-первых, синдром, во-вторых, непризнанного. Гения — окей, мне нравится (смеется. — Прим. «Инде»). А два других слова — нет.

[Кроме Yaratam] был вариант «Супернова» — отсылка к песне группы Oasis. Но я понимал, что хочу что-то аутентичное, такое наше, волжское. Тогда еще не было тренда [на татарское], но когда я создавал сайт, все домены были заняты, а свободным оказался только .design. И я подумал: пусть называется Yaratam Design.

До прошлого года я не знал, что у qullar тоже татарские названия предметов. Я много раз виделся с Константином Максимовым, их основателем, но мы никогда не обсуждали нейминг. Я не знаю, почему так получилось, но идеи же витают вокруг.

Мало того что у них тоже были татарские названия — qullar думают, что это я у них позаимствовал идею нейминга. Но я выбрал татарские слова потому, что с самого основания компании думал об экспорте и европейском рынке. Да и вообще хотелось отстроиться от конкурентов максимально. Татарские названия казались загадочными и притягательными.

Мой архитектурный бэкграунд непосредственно влияет на все, что я делаю. Образование, понимание конструкций и пространственное мышление — основа, что дает мне представление о масштабе, объеме и принципе взаимодействия материалов. Я буквально переношу архитектурные объекты в мебель. Например, из дома Наркомфина в Москве я делаю комод. Из павильона «Металлургия» на ВДНХ — стеллаж. Из Дома отдыха Союза писателей на озере Севан в Армении — консоль. Именно архитектурный бэкграунд позволяет одну структуру переплавлять в другую.

Я придумал, начертил, мы сделали модель, измерили, отправили на производство. Конструкторы там начинают задавать вопросы. Создается первый образец, который мы смотрим — и уменьшаем угол или увеличиваем радиус, щупаем материалы, тестируем. Путем двух-трех итераций приходим к финальному виду. Потом — маркетинг: фотографируем и выкладываем в соцсети, возим по выставкам, делаем рекламу.

Мы поняли, что пришло время скорректировать вектор развития, пересмотреть стратегию, потому что рынок в очередной раз поменялся. Он стал очень динамичным, не таким, как в 2000-х или даже 2010-х. Кажется, последний стабильный период был в 2019-м. Сейчас только завершились изменения, которые начались в 2022 году, а теперь предстоят новые. К тому же у нас есть сложившаяся ДНК, которой, на мой взгляд, визуально мы сейчас не соответствуем. Также мы хотим расти и развиваться и за пределами России.

Инструменты бизнеса снова поменялись. Нужна собранность, места и времени для маневра практически нет. Руководителям зачастую приходится корректировать задачи, пересматривать методы управления. В ноябре в рамках Российского антикварного салона и выставки «Lifestyle. Искусство интерьера» я работал куратором выставочного проекта Just Design, где собрал 14 брендов дизайнерской мебели и света со всей России. Сначала планировали 30 брендов, но столько не нашли: некоторые не могли предоставить предметы, с некоторыми не удалось связаться. Многие компании производят предметы по предзаказу, поэтому в наличии нет образцов. В основном это молодые бренды, у которых пока небольшой поток клиентов.

Основная проблема российского рынка дизайнерской мебели не в конкуренции, а в отсутствии правил, демпинге и зачастую нежелании создавать и продвигать продукт самостоятельно. Много подделок, рынок непрозрачный, на авторское право многим наплевать. Китай благодаря огромным производственным мощностям поставляет нам большое количество недорогих и в основном неоригинальных товаров. Налоговое законодательство со следующего года снова ужесточится. С 60 миллионов рублей оборота в год появится НДС, наша продукция станет на 20 процентов дороже, и покупательная способность снова упадет. 60 миллионов рублей оборота в год — это всего пять миллионов рублей в месяц, что для производства очень мало.

И, конечно, один бренд не может работать по нескольким юридическим лицам. Мы живем в эпоху тотального цифрового контроля, где экономическая деятельность каждой компании полностью известна. С одной стороны, вы абсолютно раздеты, а с другой стороны, проще бороться с преступностью. За безопасность мы платим прозрачностью.

Я не хочу делать компанию красной (по классификации Фредерика Лалу, этот цвет присваивается компаниям с доминирующей ролью руководителя, иерархией и жестким контролем. — Прим. «Инде»), не хочу держать всех в ежовых рукавицах. Мы стремились к бирюзовой организации (ее отличают уважение к личностям сотрудников, отсутствие контроля, терпимость к ошибкам и взаимовыручка. — Прим. «Инде»). Но я пришел к выводу, что в сложных экономических условиях это недостижимо.

Рабочий стол «Эш»

В детстве у меня был письменный стол, сделанный в СССР то ли из ЛДСП (ламинированная древесно-стружечная плита. — Прим. «Инде»), то ли из ДСП со шпоном. Он мне очень нравился: с гладкой полированной столешницей цвета американского ореха и ящиками, но кое-каких решений не хватало. Например, не очень функциональной оставалась ниша под столом, с проводами вечно были проблемы. Поэтому в столе «Эш» я доработал тот самый, из детства. Добавил в нишу узкие ящики для предметов, которые постоянно нужны, — канцелярия, документы, зарядка, скрепки — и пеналы с отверстиями, чтобы собрать провода, поставить книги.

Консоль «Тартма»

Вариантов использования этой консоли много: разместить под телевизором, поставить на нее виниловый проигрыватель. Но главный плюс в универсальности. В ящиках можно спрятать что-то нужное, но не очень красивое — например, инструкции от разных приборов, гарантии на них же, кучу проводов от гаджетов, тогда как красивые вещи — журналы, книги — хранить на виду за стеклом.

Модульный диван «Рауф»

Этот предмет — в коллаборации с Masterfabrik — мы сделали в 2024-м, и он стал первым мягким диваном в каталоге Yaratam Design. Мне очень нравится его геометрия с плавными формами, он вписывается в разные композиции для дома, офиса и общественных пространств.

Диван «Шат таш»

Я назвал диван «веселым камнем», потому что он похож на ограненный драгоценный минерал. Не видел других, которые отличаются такой жесткой геометрией. Мне хотелось перевернуть впечатление, когда предмет выглядит, с одной стороны, очень брутально, но при этом оказывается комфортным и мягким. «Шат таш» я считаю самым интересным объектом среди мягкой мебели, ведь, как правило, она однотипная, и сделать что-то новое с диванами непросто.

Стул «Урындык»

Я начал проектировать «Урындык» в 2017–2018 годах, а первый образец изготовил в 2019-м. Это самый эргономичный из всех жестких стульев, на которых я сидел. У него отличная поддержка спины, анатомически правильная сидушка, стул полностью сделан из дерева. При этом он имеет абсолютно простой, лаконичный, вневременной дизайн, который легко интегрируется в интерьер любой эпохи, стиля, места.

Когда «Урындык» выиграл Гран-при конкурса «Сделано в России», мне прилетали сообщения от хейтеров, мол, это не ты придумал, такое уже есть. Да, «Урындык» много на что похож, но его отличают конструкция, изящность, легкость, минималистичность, лаконичность форм. Мы даже делали поиск по картинке, чтобы убедиться, что он единственный в своем роде. Ножки сделаны по архитектурным канонам, у них есть энтазис: задняя ножка снизу тонкая, расширяется в центре, а потом снова сужается к спинке. Эти детали мало кто отмечает, но именно они создают дизайн, получающий награды.

Консоль «Яз»

Если «Тартма» отсылает к позднему конструктивизму 1930-х, то «Яз» вдохновлена советским модернизмом 1960–1970-х, советской курортной и парковой архитектурой. Мне нравится, что один ящик у нее выдвигается вперед, а два других — вбок. Конструкция еще похожа на Дом отдыха Союза писателей на озере Севан в Армении, построенный в 1932-м. Это трудоемкий предмет, потому что мы сами делаем деревянные выкатные рельсы, а два выдвижных боковых ящика — настоящее произведение столярного искусства.

Стол «Аш»

Квадратный простой стол на четырех толстых ножках. Но сочетание пропорций дает необычный визуал. Казалось бы, все на поверхности, просто и минималистично, но при этом самодостаточно — ни убавить, ни добавить, будто он всегда существовал.

Вешалка «Агач»

Обычно вешалка стоит на полу. Это удобно, потому что ее можно переставить, например, но стоит перегрузить одну сторону — она падает. Наша вешалка «Агач», во-первых, устойчивая, во-вторых, привлекательно выглядит, даже когда пустая, — не создает визуального шума. А в-третьих, очень функциональна.

Торшер «Камыш» и светильник «Кыяк»

В интерьере может получиться интересная композиция, если поставить «Камыш» рядом с каким-то предметом. Естественно, эти светильники придумались как отсылка к водным зарослям, рыбалке и по форме напоминают камыш. «Кыяк» — более аккуратный. Мне очень нравится, как мы делаем свет, и тут сложно выбрать один предмет.

Подсвечник «Цапа»

Предмет похож на гравицаппу [из фильма «Кин-дза-дза!»]. Как и она, наша «Цапа» состоит из двух частей, которые можно использовать по-разному. Большая проблема подсвечников — они странно выглядят без свечей, особенно если это канделябр. Но этот смотрится классно и без свечки, например, в качестве настольной скульптуры.

Кресло «Болай»

Лаконичное, без всяких украшательств, с японскими приземистыми пропорциями. Я люблю, когда геометрия очень строгая. «Болай» может вписаться и в традиционный, и в современный интерьер, в жилое и общественное пространство.

Мне нравится, что в него можно залезть с ногами — это очень хорошее качество, особенно если за окном дождь, а вы только пришли с улицы. Забрались в кресло, стоящее у камина, закутались в плед и включили торшер с мягким светом.