Путешествия с хиппи, уединение в Свияжске и поиск своего пути: каким был иконописец Максим Шешуков

За помощь в составлении материала благодарим директора музея-заповедника «Остров-град Свияжск» Артема Силкина, режиссера-документалиста Марину Разбежкину, сокуратора экспозиции и научного сотрудника музея-заповедника «Остров-град Свияжск» Веру Силкину, а также искусствоведа Ирину Языкову.

Даже в «обычных», не связанных с религией работах Шешуков работал на загрунтованной доске темперными красками в соответствии с иконописной традицией, так что он ее исследовал. В картинах Шешукова видно влияние множества разных стилей: от проторенессанса до африканского искусства. Он собирал сюжеты из разных элементов, зашифрованных символов. Их очень интересно рассматривать, много мелких деталей.

Максим Шешуков собрал себя из всей мировой культуры: он интересовался раннехристианской иконографией, армянскими летописями, эфиопской религиозной живописью, африканским искусством, традиционной японской культурой. Он был увлекающимся человеком, но надо заметить, что, в отличие от огромного количества увлекающихся всем подряд людей, он многое еще и доводил до конца.

Шешукова нельзя назвать сугубо церковным художником, хотя его работы есть в православных храмах и монастырях. Искусство иконописи довольно сложное, и часто художник зависит от клиентов, но Шешуков выстроил свой творческий путь так, что не нуждался в них. Если его иконы покупали, он радовался — значит, эти образы кому-то созвучны и помогают в молитве. Но он редко писал на заказ, так как часто заказчик, особенно не очень образованный, мог продавить свое. Это Шешукову не нравилось, и он от этого уходил.

Шешуков, вырастая из традиций, искал свой путь. Он не шел по пути копирования и стилизации под древность, а делал современную икону на основе находок прошлого. У Шешукова нет новшеств в творчестве, он о них и не задумывался. Он хотел, чтобы эти древние образы, на которые он равнялся, звучали по-современному. Его индивидуальность проявлялась в том, что он сам разрабатывал сюжеты, которые редко встречаются или не появляются в иконописи.

С одной стороны, он довольно укоренен в традиции, с которой и начинал: делал иконы на золотом фоне в византийском стиле. Ему нравилась эта эстетика, но, так как в этом стиле работали многие, Шешуков от него ушел. Он сменил яркие краски и звучащий цвет на более приглушенную и монохромную тональность, умиротворенный и умиротворяющий колорит. Икона ведь дана для молитвы, связана с внутренним успокоением, поэтому и молиться лучше в полутемном храме, чтобы не мешала яркость современной жизни. А иконы Шешукова даже не столько молитвенные, сколько созерцательные, в них много размышлений.

Однажды я услышала церковный звон. Он был какой-то другой, и я подумала, что это новый монах. Подождала у звонницы и увидела, как спустился мальчик. Я спросила: а ты чей? Он говорит: я Игнатий Шешуков, мы всей семьей переехали сюда, папа у меня художник-иконописец. Потом сложно было не познакомиться с семьей, потому что Свияжск для меня — место очень родное: я себя считаю частью острова, и он моя часть. Когда приезжали люди, которые казались интересными, — а Шешуковы, несомненно, были такими, — стало очень любопытно, кто они. Максим поселился с семьей в монастыре, писал иконы по заказу и для себя.

Шешуковы подходили Свияжску: не очень разговорчивые, достаточно замкнутые. Но не от общей угрюмости, а потому, что в Свияжске так и надо жить. Это место было не для веселья, и селились там люди, которые понимали, что такое тишина и время, в которое надо молчать. Эти люди приживались, потому что их делали не так, как всех остальных, — словно из других кусков вырезали. Им нравилось [на острове], несмотря на отсутствие продуктов или отключение света — иногда на месяцы. В этом и заключалась жизнь, хотя рядом — Казань, в которой все [удобства].

В отличие от Рашита Сафиуллина, Максим Шешуков не писал пейзажи или местных жителей. Свияжск повлиял на него духовно — в 2000-е годы он был совсем другой, разрушающийся, далекий. Он часто изображал фигуры отшельников, аскетов, святых, и сам нашел здесь то самое уединение. Но позже все-таки переехал, так как град сильно изменился.

В Москве Шешуков придерживался традиции: пока учишься, еще сохраняется влияние учителей. Когда он уехал в Свияжск, стал свободнее — нашел себя, его творчество расцвело. Псков — тоже новый поворот. Можно сказать, что география влияла на творчество Шешукова, но выбор географии зависел от него. Он поехал в Свияжск, потому что Татарстан — его родина. В Псков его пригласили, когда сложились подходящие условия для переезда. Ну и это древняя земля, которая тоже питает.

Кстати, интересно, что псковская древнерусская живопись немногоцветная [как и работы Шешукова]: иногда встречается приглушенный красный, но синего там никогда нет. Возможно, Шешуков чувствовал, что эта школа ему ближе, чем московская или новгородская.

[В 2018 году] я приехала взять у Макса интервью. Говорить с ним было очень сложно, вытащить какое-то слово было практически невозможно. Но тут он, видимо, мне обрадовался — у нас были хорошие отношения, и я приехала зимой, когда народу не было, Свияжск был совершенно пустой, мрачный. И Макс разговорился. Я до этого ничего о нем не знала, а тут он все о себе рассказал, и я подумала: как круто, потому что это такая красивая история, где видно, как человек прокладывает свою дорогу. Никогда ни с кем так много он не разговаривал.

Получился большой текст, на 30 страниц. Но Макс отказался печатать это интервью. Он считал, что иконописец не должен так много о себе говорить и не надо так много о нем знать. Он считал, что жизнь должна быть анонимна, потому что, как только иконописец начинает рекламировать себя, дар уходит. Поэтому он очень стеснялся этого текста и того, что о нем будут все знать, хотя настолько интересно было все. Так наше интервью оказалось ненапечатанным.

Он никогда не демонстрировал рабочий процесс. Когда он писал, не собирал народ вокруг себя, не звал смотреть — мы приходили уже после того, как что-то было сделано, и просто пили чай. В Максе ничего не было показного. Он скорее хотел от глаз спрятаться и, когда что-то задумывал, держал это в тайне. Я ни разу не видела, чтобы он красиво стоял перед журналистами и вещал. Он был из другого времени, где жили вдумчиво и неспешно, и очень подходил Свияжску, а Свияжск — ему.

На выставке представлены разные работы: и 2000-х, и 2010-х годов, и даже одна из наиболее ранних, еще 1990-х, — «Сон». Она не очень хорошо сохранилась. Из-за утоньшения красочного слоя масло немного осыпается, но картина выглядит эффектно. На холсте темные, густые оттенки и множество разных, необычно выглядящих персонажей. Они плотно заполняют холст — как в «Саду земных наслаждений» Босха.

Ее смысл в том, что птицы, хоть и живут свободно, не планируют, не строят четких планов, а Господь все равно благоволит им и заботится о них. Фраза действительно очень хорошо характеризует жизнь Максима, который был кочующим человеком, полагался в жизни на божий промысел и жил по этой строчке.

У Максима чудесным образом решались проблемы, всегда находились покровители. Он был достаточно свободным человеком, жил вне рамок. Даже в тяжелые 1990-е он все равно нашел свой путь и существовал вполне успешно вне мейнстрима. Нашел себя, авторский почерк, сформировался как уникальное явление в современной иконописи.

«Взгляните на птиц небесных… Творческий путь Максима Шешукова»

Где: Свияжск, выставочный зал «Старая водонапорная башня», Рождественский переулок, 4/6

Вход: 100 ₽