Духовность на марше. Что не так с новой татарстанской полнометражной картиной «Мулла»

В конце апреля в рамках Недели татарстанского кино в «Мире» состоялась премьера полнометражного фильма «Мулла» по пьесе татарского драматурга Туфана Миннуллина. Производители картины еще три года назад амбициозно заявляли о создании «большого национального кино», так что «Мулла» с огромной долей вероятности получит свои призы на предстоящем Казанском фестивале мусульманского кино. При этом ясно, что такие награды далеко не всегда можно считать признаком того, что фильм удался. Кинообозреватель «Инде» Алмаз Загрутдинов побывал на премьере и рассказывает, почему «Мулла» — шаг назад для татарстанского кино.

Молодой парень Асфандияр только что вышел из тюрьмы, куда попал, взяв на себя чужую вину. В заключении он не без помощи старшего товарища обрел веру («Я ни во что не верил, но очень хотел», — говорит он в одной из сцен фильма). Асфандияр — сирота. Из близких в Казани — только дядя, успешный бизнесмен по имени Самат, который тщетно пытается спасти от гибели и духовного разложения жителей родной деревни. Он уже давно живет в городе, но строит на малой родине мечеть, чинит дороги и мосты. При этом его земляки вместо визитов в мечеть продолжают пить, а материальное, несмотря на усилия героя, их по-прежнему волнует больше, чем духовное. Встретив Асфандияра, Самат решает возложить на него миссию по спасению деревни и отправляет его в пустующую мечеть муллой.

Фильм «Мулла» снят по одноименной пьесе драматурга, классика татарской литературы и в прошлом депутата Госсовета РТ Туфана Миннуллина (произведение написано в 2006 году). Материал хорошо известен по многочисленным сценическим воплощениям: в Татарстане его ставили на сценах Атнинского, Мензелинского, Камаловского театров, а еще спектакль по Миннуллину шел в Башкирском академическом театре (Уфа). Связь с театром осталась и в фильме: роли исполняют актеры Атнинского государственного (и их театральная манера игры бросается в глаза), а одним из режиссеров выступил руководитель учреждения Рамиль Фазлыев (он же играет главную роль). Его напарником стал молодой казанский режиссер Амир Галиаскаров.

В выборе материала читается режиссерское желание снять народный хит, который при идеальном раскладе еще и отобьется в прокате. Да и практически все полнометражные татарские фильмы последних лет сняты по национальной литературной классике (вспомните «Неотосланные письма» и «Белые цветы»). Экранизация литературы — понятная стратегия для местной киноиндустрии, страдающей от дефицита хороших сценаристов. При этом «Муллу», несмотря на внешнюю простоту формы, трудно назвать удобным материалом для фильма. В местной прессе и литературных аннотациях о пьесе принято писать с интонацией и штампами школьных учителей литературы: татарский народ теряет духовные ориентиры, а Асфандияр становится лучом света в темном царстве. Текст Туфана Миннуллина по-соцреалистически схематичен — герои пьесы четко делятся на хороших и плохих и функционируют в заданных рамках идеи «морального беспокойства» за судьбу татар, а в финале звонко артикулируется мораль: у народа есть будущее, покуда новое поколение не успело запятнать себя грехами и готово впустить в сердце свет добра и религии.

На сценах театров эти свойства пьесы, как правило, оттенялись актерской игрой, а режиссерам удавалось сохранить до финала главную интригу: кем станет Асфандияр в этом татарском Догвилле — новым Иисусом или ангелом истребления? Казалось бы, у кино гораздо больше выразительных средств, чтобы отстроиться от недостатков первоисточника, но парадоксальным образом режиссерам удалось сделать фильм еще более сухим и прямолинейным, при этом умудрившись разрушить жестко заданную структуру текста.

Еще на этапе подготовки к съемкам продюсер проекта Миляуша Айтуганова рассказывала, что дословная экранизация пьесы не планируется («Все, что недосказано в тексте, мы раскроем и покажем зрителю через фильм», — говорила она). Биография Асфандияра на экране действительно изменилась: если по пьесе он сирота при живых, но неблагополучных родителях, то в фильме они по-настоящему умерли и время от времени за кадром звучит голос матери героя (она зачитывает прощальное письмо с жизненными наставлениями). Но мелодраматичные монологи в духе героев дневных сериалов канала «Россия» на пользу картине не пошли.

Также сценаристы переформулировали причину упадка татарской деревни. Миннуллин видит корни кризиса в советском прошлом. Самат — внук человека, который в 1920-е был на стороне антирелигиозных репрессий, лично участвовал в уничтожении старой мечети и высылке из деревни тогдашнего муллы; в то же время антагонист Самата и Асфандияра, алчный предприниматель Валиахмет, который претендует на пустующие земли мечети, — потомок того самого муллы. В пьесе очевидны религиозные аллюзии: Валиахмет, искушающий муллу деньгами и пугающий физической расправой, — фигура дьявольского масштаба, а Самат, не теряющий надежды исправить жителей и отправляющий к ним своего «пророка» Асфандияра, — его божественная противоположность. В фильме эти смыслы практически полностью нивелируются сценарными нововведениями. Философия Валиахмета сведена на нет, его действия и характер оправдываются преступным прошлым в татарстанские 1990-е; рушится и обоснование мотивации Самата — если в пьесе он действует из чувства вины за своего предка, то в фильме это просто добрый богач, почему-то решивший, что именно он должен спасти деревню.

На историю не работают и новые эпизоды — например, неоправданно долгая сцена рабочего совещания в офисе Самата, в которой он отчитывает подчиненных за то, что те не говорят об экономических показателях бизнеса на татарском языке. Дела с татарским в регионе сейчас действительно обстоят не лучшим образом, но, кажется, агитационная вставка, не встроенная ни в одну сюжетную линию, — не лучший способ говорить о проблеме. Еще в фильме появился персонаж Артур — московский друг Асфандияра, предлагающий ему бросить деревню ради совместного бизнеса. Герой не соглашается, и, по логике сценаристов, этот шаг демонстрирует его преданность взятой на себя миссии. Роль Артура исполняет приглашенная звезда Марат Башаров; появляясь из ниоткуда и внезапно исчезая, «свадебный генерал» вносит еще больше сумятицы в и без того проблемную сюжетную структуру.

При этом очевидно, что создатели с большим пиететом относятся к оригинальному тексту. Несмотря на нововведения, герои фильма разговаривают репликами Миннуллина, мизансцены выстраиваются в соответствии с авторскими ремарками. Преданностью тексту объясняется и полное отсутствие у создателей визуального концепта фильма. Повествование — череда плоских иллюстраций, перемежающаяся впечатляющими видами деревни, полей и лесов. В этих вставках камера то и дело взмывает ввысь, преследуя героев в лучших традициях операторов «Властелина колец». При этом кажется, что за такими планами не стоит ничего, кроме желания показать, что бюджет потрачен не впустую и в Казани могут снимать красиво (именно это слово). «Духовные» сцены сняты при неизменном закатном свете — на силуэты молящихся в мечети падают косые солнечные лучи. Но этот прием, родом из презентационных видео Казани на мировых чемпионатах, имеет весьма косвенное отношение к кино. Еще один недостаток картины — местами очевидно кустарный монтаж, напоминающий черновую склейку (заметны резкие переходы от громкой сцены к тихой, саундтрек при смене сцен иногда обрывается на середине и так далее). Впрочем, парадоксальным образом этот хаос рождает любопытные, но вряд ли задуманные создателями визуальные метафоры: сверкающий нож местного гопника Эльбруса внезапно рифмуется с серпом летнего полумесяца, девушка Налима (романтический интерес главного героя), одетая по всем канонам ислама, у кровати раненного Асфандияра внезапно принимает каноническую позу пьеты (а за минуту до этого Налиму сопоставляют по значимости для главного героя с его матерью).

В финале пьесы на Асфандияра нападает местная гоп-компания, но он выживает. Для сравнения, в постановке Фарида Бикчантаева в театре Камала герой погибает, что оставляет зрителя в ощущении полного звенящего потрясения. Но, кажется, решение режиссеров сохранить жизнь герою продиктовано не желанием соблюсти литературный канон, а логикой телевизионной мелодрамы, которую планируют крутить на ТНВ в прайм-тайм. Более того, в финале картины мы имеем не просто выжившего героя, но приторный хэппи-энд: влюбленные счастливы, негодяи наказаны (либо встали на путь исправления), молодежь пошла в мечеть, деревня, а с ней и татарская нация спасены. Марат Башаров в интервью о фильме утверждает, что татары — сентиментальный народ с трагичной историей и поэтому им нужные счастливые финалы, и это, мягко говоря, спорное утверждение. «Мы и без того столько повидали, столько настрадались <...> Мы достойны лучшего», — продолжает актер, и это уже ближе к истине.

Среди немногих достоинств картины — романтическая линия Асфандияра и Налимы. В этих эпизодах актерам практически удается избавиться от театральной манеры игры, а отношения героев наполнены явным эротическим напряжением, за которое создателей уже успели поругать консервативные зрители. Харизма и типаж Рамиля Фазлыева в главной роли оживляют книжные реплики героя, и тот факт, что актер явно старше своего персонажа, отходит на второй план. Кроме того, финал, несмотря на всю очевидность, все же неоднозначен (хотя, кажется, сами кинопроизводители этого не осознают). Фильм, начавшийся с духовного перерождения главного героя в тюрьме, закольцовывается сценой ареста преступника, покушавшегося на жизнь муллы. В контексте картины это воспринимается не только как торжество справедливости, но и как надежда на то, что в той же колонии у героя появится шанс на духовное перерождение (или искупление).

О прокате картины пока ничего не известно, но можно не сомневаться, что «Муллу» покажут на предстоящем Казанском фестивале мусульманского кино (и фильм наверняка получит какой-нибудь специально учрежденный приз). При этом «Мулла» — яркий пример того, что в Татарстане не будет хороших фильмов до тех пор, пока ответственные за культуру госучреждения и продюсеры не перестанут грезить большим кино великих национальных идей.

Фото: vk.com/mirkazan