«Мир рушится, но в это время мы рядом строим новый». Как живёт казанская община бахаи

Бахаи признают эволюционную теорию, выбирают руководителей общины голосованием, ведут протоколы собраний и называют свою веру новой мировой религией, хотя с ними многие не согласны. Часть мусульман считают бахаи сектой: учение зародилось в 1840-е в Персии, и, когда молодой торговец Сейид Али-Мухаммад, известный как Баб (с арабского — «Врата»), на шумной площади Шираза предрёк скорое пришествие нового пророка, местные шииты приняли его за сумасшедшего вероотступника, на чём до сих пор и стоят. Религиоведы не находят в бахаи признаков исламской секты, но и к мировым религиям причислять не спешат: пока вере нет даже двух веков, её влияние на ход мировой истории неочевидно, количество последователей невелико (по разным оценкам, от пяти до семи миллионов человек). Сами бахаи не тратят время на споры с оппонентами. Они сконцентрированы на главной цели: построение мира, в котором все предрассудки — религиозные, расовые, социальные, гендерные — будут упразднены и человечество объединится в интернациональное государство с общим языком и справедливыми законами. Журналист «Инде» Лена Чеснокова побывала в казанском центре бахаи, познакомилась с верующими и узнала, как они планируют это осуществить.

Шамиль

Первое правило веры бахаи — всем рассказывать о вере бахаи.

— Если ты познал такую потрясающую вещь, то просто не имеешь права скрывать её от других людей, — объясняет 61-летний Шамиль Фаттахов, один из основателей казанской общины. — Если человек её принял — отлично, не принял— что ж, ничего страшного. Надо помолиться за него и оставить в покое.

Шамиль родился в СССР и, пока рос, очень этим гордился. Он с детства знал, что живёт в самой передовой, доброй и справедливой стране — ещё чуть-чуть, и она сможет перешагнуть собственные границы и установить такой же справедливый порядок во всём остальном мире. Религия Шамиля не интересовала — жизнь советского мальчика была и без того объяснима и логична, поэтому бабушкины рассказы о пророке Мухаммеде воспринимались как любопытные, но наивные сказки.

— Первые несоответствия я стал замечать лет в 17, — вспоминает Шамиль. — Я всё чаще устраивал окружающей действительности reality check и не понимал, например: почему наша страна так успешна в области космоса, а нормальной картошки в магазине не найти? Но больше всего меня удивляло: почему партия пытается всех убедить, что без неё ни у кого ничего не получится? Я всё думал: неужели нельзя создать систему, в которой вода будет течь, картошка расти, а электричество наполнять провода без помощи КПСС?

Шамиль вырос, получил два высших образования (биолога в КГУ и режиссёра кино и телевидения в ЛГИТМиК). Привычка к reality check привела его в журналистику: сначала на радио ТАССР, потом на местное телевидение. В конце 1980-х, когда в СССР начался процесс реабилитации религии, он занимал должность редактора молодёжных программ на канале, который после распада Союза будет называться ГТРК «Татарстан».

«Группировки, бандитизм, алкоголизм и наркомания», — так бывший редактор молодёжных программ описывает главные реалии, составлявшие жизнь молодого татарстанца в конце 1980-х — начале 1990-х. В 1988-м Шамиль предложил руководству канала сделать первую в республике и Союзе передачу об исламе и православии: тема была актуальной, а информация могла помочь кому-то из молодых телезрителей справиться с жизненными трудностями.

Руководство колебалось — о религии на советском ТВ говорить не привыкли, но в итоге дали «добро». Шамиль связался с местной епархией РПЦ и с муфтиятом и получил контакты отца Вячеслава и Абдуллы-хазрата. Трое бывших комсомольцев — священник, мулла и журналист-атеист быстро нашли общий язык и стали готовиться к эфиру.

Встречи и обсуждения шли почти год. Шамиль боялся, что, если программу покажут в записи, из неё могут вырезать что-то важное, поэтому буквально вынудил руководство дать разрешение на прямой эфир. Анонс передачи с провокационным названием «Аллах, Бог и мы» разместили во всех городских газетах: читателей призывали звонить по указанным телефонным номерам и задавать волнующие вопросы.

— Это был грандиозный успех, — Шамиль улыбается, хотя с того момента прошло больше 25 лет. — Служба выпуска сообщила, что мы побили все рекорды по рейтингу. Пять телефонных линий принимали звонки несколько часов после эфира. Зрители в студии тоже никак не могли разойтись — мы втроём отвечали на вопросы до позднего вечера.

Правда, через неделю Шамиля вызвали на ковёр в обком партии, но ничего серьёзного — отделался строгим выговором.

— Первым позвонил отец Вячеслав, — вспоминает Шамиль. — Говорит: давай мы тебя крестим, у тебя ведь день рождения 25 декабря, в Рождество Христово. Потом был Абдулла: мол, ты ведь татарин, значит, потенциально мусульманин. Но я тогда почему-то обоим тактично отказал.

В тот момент Шамиль жил с полным осознанием, что под откос катятся не только криминальная ТАССР и коммунистический СССР — это он как журналист понимал чуть яснее, чем большинство соотечественников, — но и весь погрязший в войнах и дележе рынков мир. Он перебирал варианты: что может помочь человечеству? Добрый царь? Политическая партия? Технологии?

— После той передачи я вдруг подумал: может, религия? Если всё, что разумно, не может справиться с глобальным кризисом, может быть, поможет что-то иррациональное?

Размышляя над тем, почему же в таком случае он отказал Вячеславу и Абдулле, Шамиль взял лист бумаги и написал: «Принципы идеальной религии, если бы она существовала». И в столбец перечислил:
— Самостоятельный поиск истины, отсутствие посредников между Богом и человеком;
— Гармония науки и религии;
— Равенство мужчины и женщины;
— Цель — объединение, а не дезинтеграция.

Буквально через год он выяснил, что такая религия существует уже полтора века.

Фарид

Казанский центр бахаи — это двухэтажный деревянный дом на улице Ульянова-Ленина. Рядом — овраг, дом-музей Ленина, элитные новостройки и две гостиницы. В середине XIX века здесь жила семья Евреиновых, приютившая 16-летнего Алёшу Пешкова, который приехал из Нижнего Новгорода в Казань поступать в университет. Будущему Горькому было неудобно объедать и притеснять небогатых хозяев, и он быстро съехал в трущобу в Марусовке. Но пары недель у Евреиновых хватило, чтобы городские власти повесили на дом мемориальную табличку и включили его в список объектов культурного наследия.

— Этот дом — и наш бонус, и наше проклятье, — рассуждает администратор центра Фарид Фаттахов. — С одной стороны, имя Горького помогло зданию сохраниться, с другой, из-за его охранного статуса мы не имеем права здесь что-то перестраивать, делать масштабный ремонт.

В 2015 году после очередной проверки Министерство культуры Татарстана выставило общине штраф в 100 тысяч рублей за ненадлежащее содержание памятника. Фарид предполагает, что проверку инициировала одна из гостиниц.

— Я их понимаю — у них внутри красота, а окна выходят прямо на нас. В последние годы в этом районе всё стало таким элитным, что мы явно не вписываемся. Даже Ленин после ремонта элитный! — смеётся Фарид и добавляет уже серьёзно: — Но штраф, естественно, будем платить.

«Естественно», потому что один из принципов веры бахаи — безоговорочное подчинение законам страны, в которой живёшь. Правительство шиитского Ирана, к примеру, до сих пор считает последователей Бахауллы неверными, поэтому им нельзя собираться, печатать книги и рассказывать о вере другим, а женщинам, которые у бахаи имеют равные права с мужчинами, запрещено появляться на людях без хиджаба. Бахаи повинуются: без вести пропадают в иранских тюрьмах, переживают пытки и отправляются на казни, но закон не нарушают. На этом фоне оплата 100-тысячного штрафа не кажется чем-то экстремально несправедливым.

Фарид — племянник Шамиля. Ему 35 лет и он бахаи с детства. Последние три года Фарид живёт и служит в казанском бахаи-центре с женой Полиной, улыбчивой светловолосой девушкой. Их соседи по дому Евреиновых — три кошки-сфинкса: Бертрам, Изида и Зигфрид.

— В детстве у меня не было сомнений, что всё человечество — одна семья и мы постепенно движемся к прогрессу, — вспоминает Фарид. — Но в 1990-е кругом были наркотики и жестокость. В совке я наголодался, а кругом появлялись товары, всё дразнило и манило, распространялся дух свободы. В итоге меня начало сносить в агрессивный материализм.

В 18 лет Фарид пережил первый серьёзный кризис, связанный с наркотической зависимостью. Религия спасла, но не удержала: через какое-то время он вернулся к прежнему образу жизни. После нескольких срывов Фарид твёрдо решил, что больше не может позволить себе «относиться к жизни так расточительно». Это случилось, когда ему исполнилось 30.

— Я никогда не разрывал связь с общиной, — вспоминает Фарид, — хотя из-за зависимости не мог полностью отдаваться служению. Когда ситуация циклично повторяется, копится обида на Бога: почему я должен жить с этой неизлечимой болезнью, почему она досталась именно мне? Но постепенно стали появляться силы, ресурсы, я стал больше отдавать. Бахаи ведь не какие-то сумасшедшие романтики, решившие построить мир во всём мире, — у нас есть чёткий план преобразований, который мы должны выполнять. Мы проводим занятия для детей и подростков, собираем молодёжные форумы, реализуем социальные проекты. На всё это нужны силы.

Сейчас Фарид — член регионального совета и местного духовного собрания. Он рассказывает, что казанский бахаи-центр — место, которое помогло справиться с зависимостью не только ему.

В центре бахаи есть кухня, подвал с чердаком и три комнаты: та, в которой живут Фарид и Полина, та, в которой они проводят чайные церемонии, и та, в которой каждую среду проходят молитвенные встречи. Дом всегда открыт для гостей, и от этого хозяева иногда устают:

— Временами бывает тяжело, но Бог даёт силы. Да и общение нам нравится, — говорит Полина. На стенах центра местами проступили трещины, где-то видны водяные подтёки, но горшки с цветами, настоящая печь, старинное зеркало, артефакты с блошиных рынков и кошки делают его уютным.

Дом принадлежит казанским бахаи с 1992 года — это подарок немецкого предпринимателя тогда ещё молодой и немногочисленной городской общине. За почти четверть века она выросла с 70 до 170 человек (для России это много), и здание перестало устраивать верующих. Сейчас община решает: то ли продать его и выкупить просторное помещение в каком-нибудь офисном центре, то ли оформить землю под ним в собственность и продолжать расширяться на Ульянова-Ленина.

— Центр бахаи должен выглядеть идеально, — Полина вздыхает, — но с таким домом это сложно. Вот если бы у нас был офис, там было бы удобно и выборы проводить, и праздники, и молитвенные встречи.

Сегодня среда, и Фарид заваривает для гостей центра редкий китайский чай. Молитвенные встречи в Казани проходят не только на Ульянова-Ленина, но здесь они самые многочисленные.

— Недавно было аж 32 человека, — гордо говорит Фарид и выставляет на чабань чашки для церемонии. К семи вечера в центре собираются около 15 человек.

— Я вообще не бахаи, меня просто на чай приглашают, — рассказывает Альберт, мужчина лет 30. Он мусульманин и ему нравятся люди, которые собираются у Фарида и Полины: — С ними можно поговорить буквально на любую тему, и никаких споров.

Альберт не единственный не-бахаи на встрече, тут таких чуть ли не половина. Настаивать на том, чтобы кто-то принял веру, у бахаи не принято. Если человек решает, что согласен с учением Бахауллы, он в присутствии других верующих объявляет себя бахаи, а если пока не готов и хочет глубже разобраться в вопросе, просит местное духовное собрание организовать кружок по изучению священных текстов. Программу образовательно-религиозных курсов для людей всех возрастов составляет специальный институт Рухи (от арабского روح (рух) — «дух»), кружки ведут члены общины, которые сами прошли обучение. Занятия состоят из теоретической и практической частей — подростки, например, в качестве практической работы должны совершить доброе дело.

— У меня как-то была подростковая группа, — улыбается Фарид, — я им говорю: «Ну чего, будем добро делать?». Они отвечают: «Давайте ларёк МММ сожжём!». Я говорю: «Разве ж это добро?». Так и не закончили курс.

По периметру молитвенной комнаты расставлены скамейки, в середине — стол с молитвословами. Желающие говорят, за что собираются молиться: за работу, за исцеление, за родителей, за единство, за семью.

— За человечество, — весело говорит 24-летняя Аня, девушка с короткой стрижкой и большими серо-голубыми глазами. Когда приходит Анин черёд читать, все невольно отрывают глаза от молитвословов: за человечество она просит у Бога с выражением, будто театральная актриса.

Аня

Аня учится на художника-оформителя, занимается вокалом и собирается поступать в Академию спорта и туризма. Она объявила себя бахаи два года назад.

— У меня был сложный подростковый возраст и всё, что шло за ним, — рассказывает девушка. — Я была очень надменной, руководствовалась какой-то странной философией, основанной на гордыне и предубеждении. Меня кидало из стороны в сторону — плохие привычки, плохие компании. Когда я впервые попала в центр бахаи — случайно, меня друг привёл, — первым делом нахально спросила, почему я не могу создать собственную религию и зачем нужно стремиться к Богу, если существуют деньги и слава. Но, несмотря на это, со мной говорили очень внимательно, с большой любовью. Наверное, это меня и привлекло. Спустя четыре года я вновь оказалась в этом месте, и уже другие люди отвечали мне на мои новые вопросы. Кто такой Бахаулла? Как вы улучшаете мир? Что могу сделать я?

Сейчас Аня — секретарь регионального совета (бахаи делят Россию на семь регионов, Казань относится к Южно-Европейскому). Её служебные задачи: стенографировать ход собраний, вести отчётную документацию, оповещать членов совета о встречах и мероприятиях. Главная повестка большинства собраний — распространение веры в конкретной местности. Например в кластере «Казань».

— Это глубоко структурированный и тщательно продуманный процесс. — Когда Аня говорит о секретарской работе, её внутренняя театральная актриса, кажется, уступает место внутреннему комсоргу, отчитывающемуся о работе перед молодыми избирателями. — У нас есть конкретный механизм обучения и привлечения людей — восемь книг, которые разработал институт Рухи. Мы ведём подробную статистику кластера: сколько человек прошли первую, вторую, третью книги, сколько объявили себя бахаи.

По словам Ани, у Казани с показателями «всё хорошо, но есть куда стремиться». В Баку молодёжные конференции бахаи собирают по 600−800 человек, а в татарстанской столице пока по 10−15. Бахаи делят население земли на три большие вехи, путь от первой к третьей лежит через увеличение числа верующих и рост активности общин.

— Получается, что к третьей вехе чаще всего относятся страны третьего мира — Индия, Камбоджа и так далее, — смеётся Аня. — Но не только они — Канада и Австралия, например, тоже преуспели.

Кластер «Казань» пока на первой стадии второй вехи.

Ренат Ибрагимов

Через несколько месяцев после того, как Шамиль составил чек-лист идеальной религии, ему позвонил приятель — певец Ренат Ибрагимов. На заре 1990-х он пытался заниматься туристическим бизнесом, и у него случился форс-мажор. Московское агентство прислало в Казань группу из 62 иностранцев — американцев, австралийцев, новозеландцев. Им обещали Санкт-Петербург, но огромные деньги, отданные за российский тур, осели в неизвестных московских карманах, и в начале декабря туристы оказались в неотапливаемом летнем лагере под Казанью. «Нужна хотя бы какая-то культурная программа», — взмолился Ибрагимов, и Шамиль согласился помочь.

Сначала был фильм о «казанском феномене» и дискуссия о группировках, потом — концерт и чаепитие. В конце вечера журналистка из Гуама (самый южный остров Марианского архипелага) Аннет, женщина с сияющей улыбкой и крепким рукопожатием, подошла поблагодарить Шамиля за организацию досуга.

— Пока мы с Аннет обсуждали проблемы молодёжи и журналистику, ко мне стали подходить другие туристы и дарить книги на русском языке. На «Сокровенные слова» и «Розы любви» я среагировал спокойно, но когда мне в руки дали «Обещание мира во всём мире», не выдержал и спросил Аннет, что это за литература и что всё это значит. Она отмахнулась: мол, это о вере бахаи, дома посмотришь. Заинтересует — обсудим, нет — будем дальше говорить о журналистике.

Первые две книги Шамиля не впечатлили — красивые стихи, ничего интересного. Но, открыв «Обещание мира во всём мире», он увидел что-то смутно знакомое. Описанные в книге принципы веры бахаи почти полностью совпадали со списком, который он составил год назад.

Первая в России телепередача о бахаи вышла на том же канале, что и первый в стране прямой эфир о православии и исламе. Шамиль катал иностранных туристов (как выяснилось, все 62 были бахаи) по Казани, организовывал им выступления в университетах, знакомил с друзьями.

— Перед отъездом Аннет спросила меня, считаю ли я себя бахаи, но я колебался — всё-таки 35-летнему журналисту-скептику, выросшему в СССР, было трудно признать существование божественного промысла, — вспоминает Шамиль. Он продолжал колебаться ещё несколько месяцев, пока не поймал себя на том, что защищает учение Бахауллы от нападок других таких же скептиков.

Вскоре после тура Аннет вернулась в Казань, и в городе стала создаваться община. Кстати, одним из первых казанских бахаи был Ренат Ибрагимов. «Тогда был, потом забыл», — уточняет Шамиль. Постепенно в Казань стали приезжать пионеры из Испании, Франции, Италии, на квартире у Шамиля регулярно собирались десятки людей, интересующихся новой религией. На встречи приходили даже Абдулла и Вячеслав.

4 сентября 1990 года казанская община одной из первых в России провела выборы в местное духовное собрание. Когда число бахаи в городе выросло до 70, стало ясно, что квартира Шамиля уже не подходит для молитвенных встреч и праздников. В 1992 году иностранные пионеры рассказали немецкому предпринимателю-бахаи о казанских единоверцах, и он пожертвовал молодой российской общине деньги на дом Евреинова с горьковской мемориальной табличкой.

Мехмет Акиф Эскичи открыл Tawooks в начале 2018-го, и кафе быстро стало популярным не только у турецких экспатов, но и среди обычных казанцев. Этой зимой заведение решило увеличить свою площадь, чтобы посетителям было комфортнее. Первый зал практически не изменился — в нем только отремонтировали вентиляцию. Зато второй полностью обновлен: оттуда убрали кухню, стойку приема заказов перенесли подальше от входа, освободив пространство для дополнительных посадочных мест, а интерьер оформили в том же стиле, что и первый.

Кроме того, на втором этаже Tawooks открыл зал для мероприятий. В его интерьере преобладает нейтральный серый цвет: одна стена декорирована рельефной штукатуркой в оттенках серебра, напротив расположили огромный телевизор. Зал предназначен для деловых встреч, семейных праздников, мастер-классов, поэтому посередине установили большой обеденный стол. Договариваться об аренде зала нужно заранее.

Заведующая кафедрой религиоведения КФУ Лариса Астахова считает, что число бахаи вряд ли увеличится в ближайшие годы.

— Десять лет назад я бы с уверенностью сказала, что у веры бахаи фантастический потенциал распространения, — говорит она. — Они отвечали всем трендам, всем современным запросам на религию: либерализация духовной жизни, синкретизм, синтез науки и веры, самостоятельный поиск истины. Но внезапно мы столкнулись с удивительным парадоксом. Мир изменился, и люди стали искать жёсткую догматичную религию, чёткие указания, как можно жить, а как нельзя. Казалось бы, человечество давно и упорно движется к свободе совести и выбора, но на деле — посмотрите, как быстро растёт число приверженцев радикального ислама. Так что, если ситуация в мире не поменяется или бахаи вдруг не сменят тактику пропаганды на более агрессивную (как у саентологов или исламистов), они вряд ли добьются больших успехов.

Но бахаи агрессивной пропаганды не признают. Их инструменты распространения веры — молодёжные форумы и фестивали, образовательные и социальные программы. Они борются за права женщин в Камеруне, Боливии и Малайзии и занимаются ликвидацией безграмотности в Гайане и Камбодже. А ещё у бахаи консультативный статус в ООН — органе, который они считают предвестником скорого прекращения вражды между народами мира. Подтверждением объединительной тенденции верующие также считают Евросоюз — несмотря на всё, что сейчас происходит со Старым Светом.

Бахаи верят, что сегодня человечество как никогда близко к построению разумной и справедливой цивилизации. Правда, они считают, что интеграция происходит параллельно с распадом и деградацией: с одной стороны, мы гуманнее, чем все наши исторические предшественники, с другой, у нас есть атомная бомба. При этом в большую политику бахаи вмешиваться запрещено.

— Мы не имеем права участвовать в демонстрациях — ни покрышку поджечь, ни с пикетом за Навального постоять, — говорит Фарид. В 2011 году российское Национальное духовное собрание разослало всем общинам письмо с наставлением не участвовать в протестном движении против фальсификации выборов. Спустя два года верующие получили похожее сообщение — на этот раз оно касалось акций, связанных с украинским кризисом.

— Вот стоит старый дом, который прогнил и разваливается, — объясняет Шамиль. — Политики пытаются спасти его подпорками и заплатками, но это плохо помогает. Я ни грамма жизненной энергии не потрачу на прогнившую систему. Дом рушится, мир рушится, но в это время мы рядом на чистой площадке строим новый.

В материале использованы фотографии Насти Ярушкиной, сделанные в 2015 году в рамках обучения в мастерской документальной фотографии программы «Фотодепартамент».