Плен идентичности и мечта о свободе. Рецензия на фильм «Синонимы» — победитель Берлинского кинофестиваля — 2019

На минувшей неделе завершился 69-й Берлинский кинофестиваль. Жюри во главе с актрисой Жюльет Бинош отдало главную награду фильму «Синонимы» израильского режиссера Надава Лапида (ранее картина завоевала приз международной ассоциации кинокритиков ФИПРЕССИ). Кинокритик и куратор кинопрограмм Катерина Белоглазова в рецензии для «Инде» рассказывает, кто такой Надав Лапид и чем примечателен его новый фильм.

«Синонимы» — третий полный метр в фильмографии Надава Лапида. До победы в Берлине Лапид был известен по фильмам «Полицейский» (2011) и «Воспитательница» (2014), который в 2018 году пересняла и с успехом представила на «Сандэнсе» американка Сара Коланджело. В отличие от предыдущих фильмов, в основе «Синонимов» лежит личный опыт режиссера: 20 лет назад Лапид так же, как и его герой, отслужил в израильской армии, а затем, решив радикально изменить свою жизнь, переехал в чуждый и незнакомый Париж. Однако фильм Лапида не дань прошлому. В швах этой изобретательно и эксцентрично скроенной истории о молодом израильтянине, пытающемся стать французом, притаилась горечь злободневного высказывания о плене идентичности, участи чужака и лицемерии западной государственной системы.

Йоав (блестящий дебют актера Тома Мерсье) прибывает в Париж из Тель-Авива, чтобы остаться тут навсегда, оборвав связи со своей семьей, отказавшись от родного языка и — главное — от принадлежности к своей стране с ее пестуемой исключительностью, осадным положением, грузными традициями и милитаризмом. Символическую смерть и новое рождение героя режиссер показывает в первых же кадрах. Скитаясь по ничейным квартирам — ключи от роскошного, но совершенно пустого и неотапливаемого апартамента на левом берегу Сены как будто специально ждут героя под ковриком, — Йоав сразу же оказывается в ситуации вынужденного обнуления. Пока он моется в душе, кто-то ворует все его вещи, и ему остается замерзать голым в ванной незнакомой квартиры. Такой завязкой эмблематично обозначена противоречивая сущность европейского гостеприимства: что называется, добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен.

Следующий за этим виток сюжета мог бы произойти в посмертной грезе героя, когда его, нагого и в отключке от холода, находят влекомые любопытством соседи сверху, юные бобо, спустившиеся будто бы прямиком из французского кино. Новые друзья Йоава — Эмиль (Кентан Дольмер), богемный наследник фабриканта, пытающийся написать роман, и Каролина (Луиз Шевийот), видимо, прежде так же подобранная Эмилем по принципу ее «инаковости» француженка свободных нравов, посредственно играющая на гобое в районной филармонии. Они похожи на витальных героев даже не самой французской новой волны, а наследующих ей фильмов нулевых: кино Эжена Грина, Сержа Бозона, Кристофа Оноре. Эдакие инкарнации бертолуччиевских «Мечтателей», они дарят Йоаву с барского плеча пальто Kenzo горчичного цвета (слишком дорогое и экстравагантное, чтобы оно смотрелось на нем естественно), пачку евро и ворох модных шмоток, которыми в следующем кадре Йоав заткнет дыру в потолке своего нового жилища, уже на окраине. Мир, в который попадает Йоав, — не вполне реальность, но и не чистый вымысел. Черты этого мира обострены и граничат с фарсом, причем так, будто происходящее увидено глазами автора, реконструирующего историю (идея фильма, как было сказано выше, автобиографична). Лапид затейливо и иронично ваяет кино-сказку с горьким концом.

Среди эксцентричных сцен авторского повествования важное место занимают и трясущиеся кадры субъективной камеры: лихорадочный Париж самого Йоава, упрямого идеалиста, старающегося не смотреть по сторонам, чтобы не польститься на туристические аттракционы, а открыть потаенное истинное лицо города. Столь же обсессивно герой заучивает французские синонимы, не желая больше произносить ни слова на иврите.

Движимый мечтой о свободе, предельно живой и артистичный Йоав при этом очень серьезен, особенно в своей наивности. Словно начинающий художник, он пытается творить свое новое будущее, действуя с особым перформативным ригоризмом. Показательно нарушая правила израильского консульства, куда его взяли охранником, широким жестом впускает туда смиренно мокнущих в очереди под дождем посетителей. Отдает новому другу почти единственное, что у него есть, — воспоминания об Израиле, правдивые или придуманные им самим (этого мы не знаем) истории о службе в армии. То есть отдает неотчуждаемое — свою память. Но в какой-то момент Йоав захочет забрать ее обратно.

Чем более осязаемой и полнокровной становится для Йоава новая реальность — на носу фиктивный брак с Каролин, который позволит ему натурализоваться во Франции, хотя к Каролин он, кажется, испытывает нефиктивные чувства, — тем яснее герой открывает для себя фальшь и несоответствие французской жизни красивым словам о равенстве и братстве.

Йоав бредит древнегреческим героем Гектором, могучим защитником Трои, в страхе убежавшим от Ахиллеса, но все же вышедшим на бой, проигрыш в котором сулит посмертный позор и унижение. Таковы для него отношения со своей родиной, но вскоре ему придется констатировать, что во Франции никто не готов драться даже за свою музыку. Осознание придет на одном из занятий для мигрантов, где их, словно детей в детском саду, заставляют разучивать «Марсельезу» и хором правильно реагировать на утверждения вроде «если застал свою жену с любовником, то ее можно бить (или сына, если выяснится, что он гей)». Отвечать нужно: vrai ou faux, то есть «правда или неправда» (или «верно или неверно»), но Йоав начинает понимать, что в этой стране правда и неправда давно стали синонимами, а политика толерантности и мультикультурализма не менее агрессивна, чем мачистский милитаризм его соотечественников, устраивающих, к примеру, подпольные кулачные бои с французскими неонацистами.

Одна из рецензий на фильм — победитель Берлинале на русском языке удачно озаглавлена строчкой из песни Hi-Fi «Беспризорник»: «Убежал я из дома бродить по сказочным мирам», но синонимом к фильму может быть, например, и строка из классики советского кино: «Ваше благородие, госпожа чужбина, жарко обнимала ты, да только не любила». Так и Франция для Йоава с ее liberté, égalité, fraternité — мечта об идеальной чужбине, месте, где над тобой якобы не довлеет твоя идентичность. Но все оказывается не так просто. «Всякая страна — полна жопа огурцов», — пел Егор Летов, и Надав Лапид, вряд ли знакомый с песнями «Гражданской обороны», доказывает это очень своеобразным и самобытным способом.

Фото: kinopoisk.ru