Группа «Дом кукол»: «Бабушки остались довольны, сказали: „Яхшы!“»

В декабре 2019 года «Дом кукол» выпустил свой пятый студийный альбом «Космонавтика», а сегодня, 10 апреля, у них будет онлайн-концерт. Специально для «Инде» соавтор телеграм-канала о музыке «Казанализация» Моисей Роомб поговорил с участниками коллектива о музыке и книгах, определивших эстетику «Дома кукол», казанской сцене и ее главных проблемах.

Допустим, человек, который прочитает это интервью, ничего не слышал о группе «Дом кукол». Какие несколько песен посоветуете послушать, чтобы составить наиболее полное представление о коллективе?

Дмитрий Сычев (основатель группы, вокалист): Поскольку история группы длинная, я бы предложил начать с последней пластинки. А затем уже разматывать этот клубок к первым альбомам. Сам я обычно так и двигаюсь по дискографиям. Правда, не всегда добираюсь до первых альбомов, ведь часто чем старше песни, тем наивнее и смешнее они звучат.

Признаться, я прослушал все записи «Дома кукол» от старых к новым, и мне показалось, что в случае вашей дискографии все как раз наоборот.

Дмитрий: Это уже диалектика, вариант подхода. Но я рекомендую начинать с последнего альбома, все-таки он самый свежий.

От последнего трека к первому?

Дмитрий: Это не обязательно.

Олег Бурилов (гитарист): Мы особо не заморачивались порядком треков и расположили все по уровню ярости. Кроме последних двух песен — «Заложники» и «Сундук мертвеца». Это бонусы, которые выходили на EP в прошлом году. Еще есть песня «Лери Пи», которая должна была войти, но не вошла в новый альбом.

Почему не вошла?

Олег: Это такая вольная аранжировка битловской Let It Be. Запрягли наших детей петь и играть, а сами стояли в сторонке, только хлопали и улыбались. Записали ее в непривычном для группы жанре, использовав кучу всяких бонгов-конгов-кахонгов и прочих диковин.

На следующий день после того, как отмастеренный альбом отправили в Москву, позвонил представитель лейбла. Он был уверен, что выход песни на альбоме приведет к конфликту с правообладателями. С одной стороны, было заманчиво, что нас засудят юристы The Beatles, но с другой, 10 тысяч долларов штрафа — это 10 тысяч долларов штрафа, так что «Лери Пи» доступна только во «ВКонтакте» и на нашем сайте.

Дмитрий: Зато она получилась достаточно идиотская — в хорошем смысле. И теперь никто не упрекнет нас в том, что у группы нет веселых песен.

Это ведь не первый раз, когда лейбл исключает песни с вашего альбома?

Дмитрий: Да, еще на третьем альбоме была песня «Твари цвета ультрамарин» — аллюзия на песню «Машины времени». Наш тогдашний директор Денис Осипов, во избежание недоразумений, связался с Андреем Макаревичем и послал ему запись. Тот послушал и подтвердил аж в письменном виде, что авторских претензий к песне и группе не имеет. Но когда пластинка выходила на московском лейбле «Мистерия звука», песню все-таки убрали, так что в народ она просочилась через интернет и бутлеги. В казанском ЦУМе был огромный отдел «Мистерии звука» и в целом по стране у них была большая сеть магазинов, где продавался альбом. Можно сказать, это стало нашим всероссийским дебютом.

Как появилась группа?

Дмитрий: Во время похода по Марийке (Республике Марий Эл. — Прим. «Инде»), на озере Глухом. Мы были там с моим товарищем Димой Разумовским и с девочкой, которую звали Юля Савельева. Она отправилась в туристический поход в белых носках, это было так очаровательно. Дима, собственно, и предложил создать группу, тут же придумали название:«Дом кукол» — классное, многозначительное. А раз уж группу завели, пришлось учиться играть на гитарах.

Откуда возник интерес к музыке?

Дмитрий: Я начинал втягиваться с дедушкиных пластинок Высоцкого. Затем — всевозможные детские мюзиклы, например «Али-Баба и сорок разбойников», «Капитан Врунгель», «Голубой щенок». Всю эту подборку до сих пор держу в машине. Сейчас пока ехал, слушал «Доктора Айболита». Там просто сумасшедшие песни и чудесные хоры.

Переломный момент случился в конце 1980-х, когда мама привела тринадцатилетнего меня на концерт групп «Мистер Твистер» и «Сталкер» на Центральном стадионе. Представляете, какие были масштабы, при этом все места заняты! Тут-то мне башку и сорвало. Побежал покупать пластинки Deep Purple — «Дом голубого света» (The House of Blue Light. — Прим. «Инде») и Led Zeppelin из пиратской серии «Архив популярной музыки», со смешными переводами названий: «Песня иммигрантов», «С тех пор, как я тебя люблю». В какой-то момент затесалась еще и пара пластинок Modern Talking. Они меня тогда жутко заводили.

Олег: Они вообще сильно подкупали барабанами. Тыг-дыщ, тыг-дыг-дыщ! Я их у бабушки включал, вместе с «Арабесками» (группа Arabesque. — Прим. «Инде»), у которых девочки красиво поют. А интерес к музыке передался от родителей. Лет в семь мне мама подарила пластинку Beatles, и понеслось. У Сергея (бас-гитарист группы. — Прим. «Инде»), я помню, была «Машина времени» на кассетах.

Где репетировали?

Дмитрий: К старшим классам мы неизбежно оказались в «Рок-капелле» на Большой Красной. Практически все казанские рок-группы 1990-х вышли оттуда.

Олег: Кроме как в «Рок-капеллу» идти было некуда. Школьное оборудование оставляло желать лучшего. Например, в нашей 39-й школе была только перекошенная ударка.

Мы с Сергеем пришли в «Капеллу» в девятом классе, морозной зимой. Руководителем был Валерий Владимирович Шашорин, но его мы в тот раз не застали. Зато нам открыл дверь барабанщик метал-группы «Панихида» по кличке Кандлемас. С длиннющими волосами и татуировками по всему телу. А мы — любители Beatles, девятый класс. «Шо нада? Никого нет, приходите завтра!» — захлопнул дверь перед моим носом и продолжил яростно барабанить. Но мы сразу смекнули, что попали куда надо.

Шашорин, насколько я понимаю, достаточно одиозная личность. Много слышал полярных мнений о нем. А что вообще за место эта «Рок-капелла»?

Дмитрий: «Рок-капелла» располагалась в одноэтажном здании гаражного типа и была частью… как оно называется… муниципального бюджетного учреждения «Подросток». Мы тоже можем одиозно о Шашорине рассказать, но стараемся говорить только хорошее.

Сергей Каргин (бас-гитарист): Удивительно, но там царила абсолютная трезвость. Что с рок-музыкой не особо-то и вяжется.

Дмитрий: Ведь и туалета там не было…

Олег: Да, у всех с Шашориным были веселые истории. Вплоть до попыток мордобоя. Не буду скрывать, даже я на него срывался как-то. Но все быстро успокоились, пожали руки.

Концерты проходили здесь же?

Сергей: В самой «Капелле» не помню мероприятий — помещение все-таки не годилось для этого. Поэтому сейшены были выездные. Сейчас возле НКЦ находится какое-то министерство, а тогда это была Малая академия искусств, которая выделяла то ли актовый, то ли спортзал. И Шашорин устраивал праздник!

Олег: Назначался общий сбор на утро в день концерта. Приезжал муниципальный автобус, в который грузили паяные-перепаянные колонки, инструменты. Приходили помогать все — и те, кто выступал, и те, кто не играл в этот день. Прийти помочь — святое дело, иначе ты враг номер один у Шашорина. Ну а вечером, собственно, сам концерт. И не дай бог, если музыканты подшофе. Шашорин лично контролил этот момент. Приходилось крайне изощренно от него ныкаться.

Остались записи той поры?

Олег: Я как раз на днях разбирал кладовку — это мой любимый рассказ последних недель. Нашел ворох старых афиш, и главное — кучу кассет, года эдак с 1994-го. Предвкушаю, как отнесу все это добро товарищу на оцифровку. Кстати, должны были сохраниться и видеопленки с концертов «Дома кукол» в том числе.

Какие группы тогда существовали?

Дмитрий: Группа «Холи» — с ее гитаристом Максом Журавлевым дружим до сих пор. «НЗ» и «Кукукикилай», которые позже превратились в «Волгу-Волгу».

Олег: «Холи» на тот момент были известны и за пределами Казани, засветились в энциклопедии «Кто есть кто в советском роке». Группа «Дикси» Камрада Листкова, которая позднее стала «Листьями травы». На волне битломании Камрад выходил с мелированными волосами и играл на гитаре языком. Девочки, конечно, млели.

В ноты попадал?

Дмитрий: Когда играешь на гитаре языком, в ноты попадать не обязательно. Это другое.

Сергей: Тогда еще было четкое разделение: группы при ДК Горького на Баумана (дом Соломина-Смолина, ул. Баумана, 62/9. — Прим. «Инде»), под предводительством эпатажного шоумена Валерия Колоколова, и те, кто в «Капелле» с Шашориным. Перемешивать их было невозможно.

Под Колоколовым и рокеры были?

Дмитрий: Да, в том числе. Еще он проводил мощный фестиваль «Укол» в Молодежном центре. До сих пор помню, как иду по Баумана, а на асфальте краской нарисована афиша фестиваля. Охренеть! Современные маркетинговые фишки в Казани 1990-х! Колоколов дружил со Свердловским рок-клубом. «Наутилус Помпилиус» предлагали ему стать их директором, но он отказался. Натыкался где-то на фотографии Бутусова с группой в Казани: все супермолодые и веселые, хотя концерт тогда вроде бы отменили по каким-то причинам.

Слышал легенду про казанского мастера Желудякова, который собрал для Бутусова первую гитару.

Олег: Да-да, Бутусов долго думал, что у него настоящий американский Telecaster, но кто-то в Москве подсказал, что гитара самопальная. Тот сперва не поверил, но инструмент разобрали и нашли там внутри автограф Желудя — он всегда свои работы подписывал.

Сергей: Тут еще такой момент в плане инструментов: их просто-напросто не было в те времена.

Дмитрий: Шнуров-то не было.

Сергей: Да, вот Чеховский рынок — иди купи там провод для антенны и паяй. Шнуры котировались восточноевропейские, югославские. Какая-нибудь «Музима» — вот это была ценнейшая вещь!

Олег: «Джеки» еще не появились, и вся аппаратура была на так называемых «пятерках», разъем DIN.

Дмитрий: Сегодня на работе детям спаял три шнура. Сел и спаял. Как раз об этом вспоминал.

Кем вы работаете, если приходится детям шнуры паять?

Дмитрий: Полностью моя должность звучит как «преподаватель ансамблевой игры рок-музыки». Веду четыре коллектива. Один из них называется «Единая ассоциация шмелей». Удивительно, но ребята любят Nirvana, могут сыграть Led Zeppelin.

Какие советы дадите начинающим группам?

Дмитрий: Ну, об этом можно писать трактаты. Поэтому дам единственный совет. Помимо изучения чужого материала, надо сразу пытаться делать что-то свое. Пусть будет криво, нелепо, но зато все сами: сделали, написали, аранжировали. Шагать в творчество нужно смело.

Возвращаясь к вашему детству, собственные инструменты завели в итоге?

Сергей: Конечно, но какие — «Орфей», «Урал»!

Олег: Самые первые гитары собирали сами: брали акустику, покупали звукосниматели. Причем часто звукосниматели были басовыми. И ничего: прикручивали, подключали. Фонит и звучит страшно. Но уже можно что-то выжать.

Дмитрий: Словом, как черные на заре эпохи джаза.

Олег: Отец как-то привел меня в комиссионный магазин гитару покупать. Так у меня появилась красная чехословацкая «Иолана». Едва смог его тогда переубедить и не покупать задрипанную полуакустику. Батя говорил: «Отличный инструмент, прям как у группы „Лицей“. Глянь, девчонки же здорово лабают!»

Сигарбоксы не собирали?

Дмитрий: Не без этого. Однажды взял бабушкину зеленую коробку из-под ниток, приделал к ней старое топорище вместо грифа и колковый механизм из детского конструктора. Помню, еще три-четыре лески умудрился натянуть, играть что-то даже получалось. Родители когда увидели, пришли в ужас и купили мне семиструнную гитару, а коробка благополучно вернулась к бабушке.

Как судьба группы складывалась в дальнейшем?

Дмитрий: Сейчас уже не помню, какими путями, но нам повезло перебраться в СПК «Заречье», где мы стали серьезно заниматься творчеством. Руководителем там был Слава Лопатин, который имел связи в ВГТРК «Татарстан». И мы получили возможность записать несколько песен на профессиональной студии, где писался, например, симфонический оркестр. Это было шикарно!

Кстати, Михаил Манжелиевский, с которым мы работали над записью «Космонавтики», рассказал забавную историю. Он недавно, когда ВГТРК распродавала старое оборудование, приобрел у них за копейки то ли магнитофон, то ли сэмплер. Включил и обнаружил, что в него загружен какой-то материал. Оказалось, что те самые древние записи «Дома кукол».

Где записали первый альбом «Страх пустоты»?

Дмитрий: Первую пластинку записывали в студии у Игоря Сиденко. На огромные кассеты, чуть ли не с чемодан размером. Их еще нужно было в Москве где-то раздобыть и прийти в студию со своей кассетой. Мы тогда едва успели записать пару песен, как Сиденко провозгласил: «Все, революция!», уехал в Москву и вернулся с персональным компьютером.

Олег: Началась эпоха ctrl+c, ctrl+v, ctrl+z!

Дмитрий: Альбом в итоге записали на компьютере, а вышел он на магнитокассете на заводе «Тасма».

Сергей: Вот завод-то, за соседним забором здесь (интервью проходило рядом с заводом «Тасма». — Прим. «Инде»). Все сюда ездили за своими кассетами. По этой территории ходишь-ходишь: огромные пространства, куда идти, спросить некого. Кое-как находишь крошечную железную дверь, ныряешь туда, и — вот ваши коробки, пожалуйста.

Заводчане неофициально тиражировали казанский рок?

Олег: Да их поди разбери, что официально, что неофициально.

Дмитрий: До шести вечера все официально, а потом — как получится.

Обложка первого альбома тоже компьютерная?

Дмитрий: Да, но для нее была проведена специальная фотосессия. Нашли какую-то котельную в Советском районе, отсняли там ржавые трубы. Профессиональный фотограф туда отправился, и я с ним заодно. Матерые дядьки-истопники на нас смотрели как на больных: «Что вы там снимаете, снимайте нас!» А девочка на коллаже — дочь нашей подруги Марии Кигель, жила тогда в Казани такая исполнительница авторской песни.

Кто разработал обложку «Космонавтики»?

Дмитрий: Ее придумал наш товарищ, казанский художник Ваня Выгловский. У него давно зрела идея нарисовать младенца-космонавта, и нашему альбому она пришлась очень кстати. Между прочим, «Обезьяна-космонавт» — это Ванина песня. Мы впервые сыграли и записали чужой материал.

Обложку для второго альбома сделал Олег Кургаев, а все остальные — за авторством моего брата и бывшего участника группы Арсения Сычева. Он работает дизайнером в крупной рекламной компании. Например, для четвертого альбома «Восемь писем на другой конец радуги» Арсений использовал фотографии, которые сам снял в Припяти. Если не ошибаюсь, это пианино находилось в заброшенной гостинице «Полесье». Мы заранее не придумываем для обложек диких концепций. Все целиком и полностью остается на усмотрение художника. Никто не говорит, «как там у рэперов надо», чтобы 25 мертвых копов лежали штабелями.

В отличие от последнего альбома, посвященного космосу, в первом — песни в основном про небо и ангелов. Это сознательное смещение?

Дмитрий: Скорее бессознательное. Но когда Борис Гребенщиков послушал альбом «Страх пустоты», одна из его ремарок заключалась в том, что образ ангела, конечно, очень сложный и интересный, но у нас уж слишком их много. Передозировка ангелами, которые встречаются чуть ли не через песню. И я дал себе слово, что на следующей пластинке ни одной композиции про ангелов не будет.

Какие пару песен с самого первого альбома стоит послушать?

Дмитрий: «В Париже +6» и «Мясной блюз», конечно. (Обращаясь к музыкантам) Может, «Блюз» как-нибудь воскресить, переделать? Хотя песня совершенно не модная, совсем старенькая.

Олег: Можно пойти по пути Rammstein, и все будет модно.

Какие песни выделяете на новом альбоме?

Олег: Мне больше нравятся лирические «Космонавтская», «Часть тебя», «Обезьяна-космонавт», «Дуняша». И еще один фаворит — «Мой дедушка русский летчик». Она родилась в последний момент из гитарного риффа.

Дмитрий: Все песни о космосе и «Антинаучная девочка». Последнюю я написал про свою дочь Полину. У нашего бас-гитариста Сергея, кстати, тоже дочь и тоже Полина.

Как дети относятся к творчеству?

Дмитрий: Прекрасно. Слушают, ходят на концерты. На альбоме среди исполнителей указан и хор имени Емельяна Пугачева. Там есть их пение. Местами нестройное, что очень приятно. Такая наивная фальшь.

Ваш дедушка действительно русский летчик?

Дмитрий: Да, причем летчиками были оба деда и оба прошли всю войну.

О чем поется в припеве легендарной песни «Ванилин»?

Дмитрий: «Запах лезвий, чистый ванилин»? У меня в столе был верхний ящик, где хранились папки с рукописями и лоток с карандашами и ручками. А лезвия лежали в коробочке из-под ванильного «Тик-така».

Магия песни, конечно, улетучивается, когда узнаешь авторское толкование. У меня был ряд вопросов по текстам. Теперь, думаю, задам разве что один, чуть позднее.

Дмитрий: Да-да, абсолютно верно. Лучше не толковать. И более того, не переводить иностранные песни на русский язык. Как раз на днях переслушивал песню «Глобалист» (The Globalist. — Прим. «Инде») группы Muse. Так она мне нравится, такая красивая. Решил глянуть перевод. И, блин, лучше б вообще не смотрел — все очень плохо.

Сергей: У нас один товарищ-каверщик стал учить английский, и музыканты ему подсунули песню Lady Gaga. Вникнув в текст, он заявил, что такое петь не готов.

Как относитесь к русским группам, которые поют на английском?

Дмитрий: По песням, которые я слышал, сразу ясно: поют наши. Набор штампов.

Олег: Чтобы понять, насколько это нелепо, можно послушать, как иностранцы поют на русском.

Дмитрий: Да, к примеру, не так давно Massive Attack перепели «Гражданскую оборону». Звучит отвратительно, просто капец как ужасно!

Олег: Но-но! Massive Attack — это святое.

Сергей: В нашем детстве по ТВ шла программа «Джем». В конце каждого выпуска разные зарубежные звезды, улыбаясь и кривляясь, произносили в камеру с ужасным акцентом: «Сматритэ „Джэм“!»

Дмитрий: «Спыцыальна. Длиа. „Джэма“!»

Ясно, песен на английском от «Дома кукол» можно не ждать. Легко ли пишутся песни на русском?

Дмитрий: Все хорошие песни пишутся на раз-два. Когда даже откладываешь что-то на следующий день, песня выдыхается, становится скучной. Одна из лучших наших песен, «Ходить по небу», написана за 15 минут.

На эту тему есть классный диалог Леонарда Коэна и Боба Дилана. Дилан спрашивает: «Как долго ты сочинял Hallelujah?» — «Года эдак полтора. А ты свои „Времена“ (The Times They Are A Changing. — Прим. «Инде») долго?» — «Да минут за десять». Разошлись, и каждый думал, что вот Hallelujah в действительности-то написана за десять минут, а «Времена» стоят и полутора лет.

Олег: Вспомнилась история. Во время гастролей мы ехали в тачке, и Дима с заднего сиденья выпытывал у нас с Сергеем, с которым увлекаемся мотоциклами, какие марки байков мы знаем. Мы честно перечисляли, а к концу дня была готова песня «Мотоциклисты».

Влияние каких поэтов испытываете?

Дмитрий: Влияние поэзии испытываю с тех пор, как читать научился, лет в пять. Начиная с Ершова и «Конька-Горбунка». В зрелом возрасте, конечно, Бродский, если называть особо любимых. У нас и песня есть на его стихи. Люблю Буковски, причем именно стихи, а не прозу. Бродского можно читать трезвым, но с Буковски такой трюк не пройдет. Вот если немного выпить — сразу все становится понятно. Арсения Тарковского люблю, папу Андрея.

Из современных отечественных поэтов нравится Вера Полозкова. Также есть очень интересная группа «Машнинбэнд». Ее лидер Андрей Машнин — человек из цоевской тусовки времен кочегарки. К сожалению, его слабо знают, хотя он пишет отличные стихи и песни.

Олег: Кстати, продюсер из Казани и бывший директор группы «Отчаянный» Марат Нигметзянов помогал Машнину с выпуском нового альбома «Железо XXI». И так совпало, что он вышел одновременно с нашим.

Ранние ваши песни крайне надрывные и физиологичные. Но более поздние эти свойства утрачивают.

Дмитрий: Конечно, ведь это сильно привязано к возрасту. В юности молодого человека совершенно другие темы интересуют, и взгляд на них, как правило, более жесткий и бескомпромиссный. Вот в песне «Вампирская хороводная» поется: «Отдай свое тело, отдай свою душу». Я бы с удовольствием переписал этот припев, например, но не знаю, как это сделать. Песня из того времени, но мы до сих пор играем ее.

То есть вы согласны с тем, что песни стали проще и легче?

Дмитрий: Может быть, в творчестве нет графика или плана, получается как получается. Главное, что мы принципиально не пишем и не делаем песен «на продажу», ничем не связаны, никому ничем не обязаны. И хотя сотрудничаем с известным лейблом, делаем только то, что нам нравится.

В песне «Заложники», которая перекликается с цоевской «Следи за собой», поется об ощущении заложника в собственной стране. Это красивый образ или вполне реальное ощущение?

Дмитрий: Толчком, кстати, послужила не цоевская песня, а социальный мультик «Глупые способы умереть» мельбурнского метро. Мне кажется, ощущение это общее, разлитое в воздухе. В известной пирамиде Маслоу на базовом уровне человеческих потребностей покоится безопасность, которая в России оставляет желать лучшего. Если не удовлетворяется потребность в безопасности, то по цепочке — и все остальное.

Наш поезд едет криво: то так, то сяк, то под откос, то куда-то в жопу, то из жопы, то обратно в нее. Такой маршрут непреодолим, на мой взгляд. Тяжело жить с этим ощущением и, цитируя одного литературного персонажа, «думать о том, какие бессмысленные проблемы принесет новый дырявый день». Так что петь есть о чем на сто лет вперед, можно не беспокоиться, не переведутся на нашей земле гусляры.

Особняком от песенного творчества стоит ваша аудиокнига «Глаза Гвиневры», можете чуть подробнее о ней рассказать?

Дмитрий: Это достаточно странная вещь — стихи под музыку. Мы с моим братом Арсением записали ее за несколько дней, попивая коньяк. Туда вошли стихи разных лет. Песен из них не сделаешь, поэтому решили собрать все в аудиокнигу — не пропадать же добру. С тех пор стихов больше не пишу, только тексты для песен.

Философское образование помогает в сочинительстве?

Дмитрий: Учился я по специальности «история религии». И только потом, в аспирантуре, на кафедре философии. В творчестве важен вопрос не столько образования, сколько круга чтения. Читал бы я книги о рыбалке — наверное, и песни писал бы соответствующие.

Сергей: И был бы популярен давно…

Какие, собственно, книги читали?

Дмитрий: В то время, когда начинал писать, читал Кастанеду, который совершенно отворачивал мозг. Затем Воннегут, Кортасар, Борхес. В последнее время подсел на Нила Геймана. Его сложно классифицировать. С одной стороны, вроде фантаст и сказочник, но с другой — мощный постмодернист, неповторимый в своем амплуа. Из наших недавно прочитал «Искусство легких касаний» Пелевина. Такой уровень у человека, давно пора Нобелевскую премию дать.

Логотип группы, кстати, — это пелевинская Звезда октября из романа «Чапаев и Пустота». Звезда, которую не дают, а которую надо брать самому, когда придет время. Она там описана, но не нарисована. Мы с братом в свое время очень Пелевиным увлекались и придумали такой логотип, с тибетско-буддийским флером. А нарисовал ее Денис Осипов уже позже.

Какие ориентиры существуют для вас в русском роке?

Дмитрий: Егор Летов и Борис Гребенщиков. Только не ориентиры, а магнитные полюса: они наиболее ярко и полно отразили русский дух и идею. «Аквариум» и «Гражданская оборона» — две полярные точки, между которыми отечественная музыка еще долго будет балансировать.

В 2006 году «Дом кукол» выступал на одной сцене с «Гражданской обороной» в Казани. Удалось тогда пообщаться с Летовым?

Дмитрий: Да, это было выступление в ныне закрывшемся клубе «Бумеранг» на улице Право-Булачной. Зал битком, дым коромыслом. Мне понравилось то, что мы выступали примерно час, и все время Егор с группой честно стояли и слушали нас, хлопали. Желание пообщаться, конечно же, было, но интуитивно по его поведению я понял, что Летов не особо настроен на общение в тот день. Хотя наш тогдашний барабанщик Тимур пошел к ним с бутылкой водки и они вроде выпивали. Я подумал, что в следующий раз обязательно подойду, но получилось, что следующего раза теперь не будет. «Вышло вовсе и не так!», как у Летова поется.

Однажды знакомый прислал мне фото квартиры Летова. Комната, в которой все обклеено плакатами, а посередке висит та самая афиша с совместного концерта в Казани. Я тогда увлекался соцсетями и стал везде эту фотку постить, чтобы все-все увидели: у Летова в квартире наша афиша висит!

Сложилась ли дружба с кем-то из известных музыкантов?

Дмитрий: Не особо. Со временем связи ослабли, контакты прервались. Например, раньше были хорошие отношения с Евгением Хавтаном из группы «Браво». Когда только-только появились мобильники, он дал мне свой номер. Созванивались, общались. Потом он передал телефон вместе с номером своему отцу, и когда я звонил, попадал уже на его папу. На фоне было слышно большую и веселую еврейскую семью: дети на велосипедах ездят по коридору, звон кастрюль, форшмак на кухне крутится…

Продолжаем дружить с «Торбой-на-круче» и нашими земляками «Волгой-Волгой». На новом альбоме есть совместные с ними песни.

Какие выступления особо запомнились?

Дмитрий: Лет 20 назад знакомый без особого опыта организации мероприятий решил устроить концерт в ульяновском ДК Ленина. Тысячный зал. Афиши по всему городу, аж в маршрутках висели. И вот день концерта, приезжаем в ДК, а местные звукорежиссеры даже не в курсе, что сегодня концерт. Затем выяснилось, что продано 15 билетов… Сердце екнуло.

Организатор абсолютно невозмутим. Спокойно, говорит, говно вопрос, зал будет полный. Мы, конечно, не поверили, выпили в гримерке для успокоения. Выглядываем в зал и видим такую картину. Все места заняты. Первый ряд — счастливые обладатели тех 15 билетов, ульяновские неформалы: фенечки, крашеные хаера. А за ними одна половина зала — люди в черном, вторая половина — люди в зеленом. В черном — суворовцы, в зеленом — военные из ближайших частей. Даже разводящие с флажками сидели. Товарищ оказался влиятельным человеком, позвонил кому надо, и вопрос был решен таким неожиданным образом. На удивление концерт прошел душевно. Хотя неформалы, наверное, чувствовали себя не в своей тарелке.

Не так давно еще выступили с акустикой на Дне пожилого человека. Что-то вроде отчетного концерта из серии «отказать нельзя». Бабушки остались довольны, сказали: «Яхшы!»

Сольная программа у вас большая?

Дмитрий: Обычно полтора-два часа. Есть несколько вариантов программы: громкая электрическая и мягкая в акустике.

Сергей: Концерт нужно вовремя заканчивать, чтобы слушатели оставались голодными. Еще важно грамотно выстроить трек-лист в зависимости от сюжета и темпа песен. Иначе морально и физически тяжело играть.

Есть ли проблемы у казанского рока?

Олег: Да, есть. Отсутствие площадок и засилье кавер-групп. Странно, но раньше было больше мест для выступлений и больше энтузиазма у людей, что ли. Сейчас коллективов много, но именно авторской музыки стало меньше. Чуть ли не 90 процентов каверщиков. Группы со своей музыкой живут в сети. Сидят по домашним студиям, пишут песни, потом выкладывают в пабликах. Если песня выстреливает и появляются возможности выступить, тогда начинают репетировать.

Дмитрий: В свое время мы репетировали в легендарном гаражном комплексе «Юлдаш». На каждом из пяти этажей чуть ли не по две-три группы репали и все шпарили каверы: тут одно, там другое.

Сергей: Нет, Дима, ты путаешь. Не тут одно, там другое. А тут одно и там то же самое. Ладно если бы разное играли.

Олег: Забавное объявление видел у какого-то музыканта: «Гитарист ищет кавер-группу. Ваш репертуар знаю».

Вместо клубов теперь сплошные бары?

Олег: «Маяковский» оккупировали младогвардейцы и строго блюдут сухой закон, а слушатели, увы, не оценят безалкогольный глинтвейн на концерте.

Дмитрий: Масленица без блинов.

Сергей: Есть и другая крайность. Когда главное — это барная стойка, а не сцена. Потому и каверщики в полном порядке.

Олег: Между тем рок-фестиваль «Харокат» уже не проводим несколько лет. Да мы и сами хотим сыграть большой концерт на площадке формата знаменитой «Желтой кофты»: чтобы и сцена, и вместительный зал. Нам предлагали «Эрмитаж», но наша публика туда вряд ли пойдет в силу его специфики. Надеюсь, не сможет долго сохраняться ситуация, когда в миллионном городе нет крупных рок-площадок.

Кого можете отметить из молодых казанских музыкантов?

Дмитрий: Мне очень понравилась группа «Юна». Услышали их на музыкальном конкурсе «Энергия рока», где мы с Олегом были судьями.

Олег: Да, «Юна» тогда чуть ли не единственные вышли и уверенно сыграли свой материал. Еще когда я сидел в жюри фестиваля «Индюшата» с Александром Кушниром, он практически каждую группу спрашивал: «Зачем вы здесь?» Дело в том, что у большинства молодых музыкантов проблемы с поведением на сцене: пугаются, стесняются, не умеют работать со звуком. Творчество — это упорный труд, и просто писать хорошие песни недостаточно, нужно уметь хорошо их исполнять.

Есть молодые продолжатели дела «Волги-Волги» — группа «Сильфред крю». Новая команда «Фибоначчи», эти ребята играли у нас на разогреве. «Гауга» рубят рок на татарском. Есть еще, как я их называю, «клиенты клуба „Соль“»: группа «Джинн сити», Митя Бурмистров.

«Клиенты»-то, в жилу предыдущего обсуждения, поют по-английски.

Олег: И на татарском иногда. Интересный, словом, у них симбиоз. Отличная рок-группа Harajiev Smokes Virginia, которая стоит особняком. Ребята миновали классическую рок-тусовку, и правильно сделали — нечего в ней ловить.

Между тем в начале года был создан Казанский рок-клуб. Ребята собираются поднимать казанский рок с колен. Там есть вообще что поднимать?

Дмитрий: Клубы рока начались и закончились в России в 1990-е. Тогда это было актуально. Причем как для музыкантов-беспризорников, так и для КГБ. Сейчас это интересно лишь как тусовка. Нет как такового казанского рока, есть рок-группы из Казани. Про всех, конечно, не знаю, но «Дом кукол» вполне привольно себя чувствует.

Чем заполняете перерывы между альбомами?

Дмитрий: Концертами, поездками. Если бы у нас еще не было работы, на которую нужно отвлекаться...

Значит, выбор между творчеством и работой остается за творчеством?

Дмитрий: Конечно, все бы так сделали. И Серега, и Олег. Дай волю, только на гитарах бы играли с утра до ночи.