Человек дела. Козовод — о превратностях статистики, просвещенном феодализме, козле Тимуре и выгоде санкций

В новом выпуске рубрики «Человек дела» «Инде» поговорил с козоводом и совладельцем фермы «ЛукозСаба» Тарасом Кожановым о том, как построить бизнес на козьем молоке и сыре в Татарстане и в Москве, а также о том, почему СМИ пренебрегают биоритмами коз, сколько должно стоить молоко в рознице и нерыночной природе России.

Козы — это семейный бизнес. Мне надо было просто родиться в такой семье. Отец занялся этим потому, что он склонен к работе в специфических бизнесах — у него был завод по выращиванию дрожжей, он занимался переработкой кожи, которую потом продавал в Италию, продавал сухой молочный белок в Штаты, торговал бумагой, возил соки с Кипра. Поэтому козы легко укладывались в его подход — он всегда интересовался небольшими свободными нишами.

Поначалу было ощущение, что сельское хозяйство для неудачников. Я чувствовал, что меня тянут не туда, думал, что надо потерпеть, а потом появится нормальная работа. Тогда я увлекался ядерной физикой и хотел поступать в МФТИ. Более того, я знаю, что у отца тоже было ощущение, что сельское хозяйство — это стремный бизнес. Сейчас мы так не считаем: бизнес не бывает стремным или нестремным, он либо прибыльный, либо нет. Может быть, я не зарабатываю каких-то невероятных денег — есть программисты и айтишники, у которых доходы намного выше. Но зато я могу рассказывать про свой бизнес везде, а они не могут — потому что после этого к ним придет РУБЭП.

Наша ферма находится в Сабинском районе, связанном с Миннихановым: его младший брат — глава. Понятно, что мы учитывали это среди прочих факторов. После встречи с президентом Минсельхоз нам позвонил и сказал, что теперь в их планах построить козью ферму с нашим участием и надо выбрать район. Нами заинтересовались три: Высокогорский, Альметьевский и Сабинский. Естественно, личность главы района оказала влияние на выбор, но нам не говорили: «либо здесь, либо нигде». В проект мы вложили 320 миллионов. Примерно треть — безвозмездные субсидии от Татарстана и России, порядка 50 миллионов — наши личные средства, остальное — заем.

90 процентов продуктов из нашего молока продается в Москве. Туда попасть было нетрудно. Конечно, до эмбарго были отдельные сложности, но они касались сыра, а по молочке проблем как не было, так и нет. Когда я вижу заявления о том, что фермерам или небольшим предприятиям трудно входить в крупные сети, я понимаю, почему, но сам таких сложностей не испытываю. У меня много вопросов к торговле и мне не все там нравится, но я не вижу альтернатив. Производители должны стать лучше, это реальнее, чем пытаться переделать сети так, чтобы они стали более лояльными. Хотя наценки, мне кажется, часто неадекватные.

Прямая себестоимость литра фермерского козьего молока — порядка 40 рублей. Это зарплата, электричество, корма — без учета процентов по кредиту и амортизации. Заводу ферма продает тот же литр по 70 рублей. Там молоко заливают в бутылку, добавляют этикетки, наклейки. Плюс расходы, связанные с организацией процесса, пастеризация — итого на заводе литр продается примерно по 110 рублей. Себестоимость переработки козьего молока — на уровне 25−28 рублей и 10−15 рублей добавляет завод. Назовем это наценкой, но это не совсем правильно, потому что есть коммерческие и управленческие расходы. Соответственно, где-то по 220−240 рублей оно продается в московских магазинах.

Я — бенефициар санкций. Объем продаж козьего сыра за время эмбарго увеличился в 15−18 раз. Поэтому мне глупо жаловаться и говорить, что надо вернуть все как было. Если санкции отменят, мое производство сыра, скорее всего, упадет. Одновременно сильно упадут цены на молоко, что приведет к существенным проблемам у колхозников. Сегодня цена на сырое коровье молоко — порядка 30 рублей, в Европе — порядка 18−20 рублей. То есть, как только мы отменяем эмбарго, цены на коровье молоко в России будут приближены к ценам на молоко в Европе и падение составит от 6 до 10 рублей на литр. Подобная ситуация и с козьим молоком: в Голландии оно стоит около 75 евроцентов, то есть 50 рублей (я, напоминаю, продаю примерно за 70). Конкурировать даже по сырью — сложно, я не говорю о том, что наши производственные мощности гораздо менее технологичные.

Нельзя сказать, что за время санкций произошел какой-то взрывной рост сельского хозяйства. В этой сфере очень длинный цикл инвестирования. У козы нигде нет кнопки «доиться больше». Это занимает уйму времени: построить корпуса, разработать технологию, набрать людей и заставить все это работать. Эмбарго позволяет заработать больше денег — их можно потратить на расширение или купить себе «Ленд-Крузер».

Считаю ли я, что санкции должны быть навсегда и надо постоянно жить в изоляции? Нет, это плохо, и лучше ужасный конец, чем ужас без конца. То, что мертво, должно умереть. Если сельское хозяйство в России всегда будет неконкурентным — невозможно его постоянно поддерживать. Остаться должны только сильные производители. Вполне возможно, что это буду не я.

Я сам не понял, почему люди так залипли на этой истории. Я почувствовал себя рок-звездой, когда люди писали мне и спрашивали: «а что вы сегодня ели? где вы сегодня будете вечером?». Ты вообще кто, почему ты мне пишешь? Я помню, утро, достаточно прохладно, стоят журналисты «Звезды», RT, «Вестей», НТВ и других телеканалов. Один из телеоператоров сквозь зубы говорит: «Боже, какого… Я, журналист федерального СМИ, стою и снимаю каких-то коз 8 Марта с утра во Владивостоке. Что за бред?».

Тимур не интересовался невестами, потому что случной сезон у коз в сентябре — ноябре. Здесь был конфликт в том, что ждать до августа значило выпасть из трендов, поэтому физиологический смысл был принесен в жертву СМИ. СМИ нужна была история на 8 Марта: «любовь зла — полюбишь и козла» и так далее. А то, что ничего не произошло, — для меня это не было новостью.

В Татарстане — просвещенный феодализм. Это очень сильная власть, ей до всего есть дело в хорошем смысле слова, ничего не происходит без согласования, они сильно участвуют в жизни людей, компаний, социальных историй. «Просвещенный» значит, что люди, которые этим занимаются, пытаются делать это хорошо и в целом все выглядит очень разумным, понятным, обладающим внутренней логикой. Когда обычные феодалы заставляли отрабатывать барщину, просвещенные феодалы внедряли оброк, пытались развивать то общество, которым они управляют, а не жили старыми порядками.

Сельское хозяйство, в особенности в Татарстане, — это не всегда рыночный механизм. Мою ферму вряд ли можно назвать чисто рыночным или коммерческим предприятием. Только свои деньги в ферму я бы вкладывать не стал, потому что не могу получить доход выше, чем положив деньги на депозит Сбербанка.

Банкиры не готовы кредитовать козьи проекты. Они не понимают этого рынка. Недавно я был на встрече с российским фондом прямых инвестиций в Минсельхозе — это фонд с управлением 10 миллиардов долларов, безумные для меня деньги. И они говорят, что проекты с доходностью меньше 20 процентов в год им не интересны. Если бы у меня была 20-процентная доходность, я бы не просил у вас инвестиции, мог бы заработать деньги сам. Моя доходность — четыре, может быть, пять процентов. Правда, возможно, я плохо работаю.

Если совсем честно, страна в целом у нас тоже нерыночная. Но, мне кажется, за рубежом всякий лоббизм и знакомства тоже много что решают. Не могу сказать, что я противник рыночной экономики, но я смотрю на Татарстан, где она не вполне рыночная, я смотрю на результаты, которые достигнуты, — и они впечатляют. Рыночно это, нерыночно — боже мой, я что, больше всех понимаю? Республика Марий Эл, наверное, намного более рыночна, потому что там условия у всех одинаковые. Но условия настолько фиговые, что никто ничего не делает.

Раньше я очень много писал в социальных сетях, у меня было много читателей. Но чуть меньше года назад я понял, что мне все это надоело. Теперь я почти не пользуюсь смартфоном, у меня «Нокиа»-звонилка, я удалился из большинства соцсетей, остался только «Фейсбук» — и то я отдал логин и пароль нашей пиарщице и сам туда практически не заглядываю. Жизнь стала спокойнее, осмысленнее. Появилось много времени — я стал ходить в спортзал, занялся гитарой. Иногда открываю «Фейсбук» и вижу эту ленту: экспрессивную, кричащую. Неважно, Навальный это или приют для кошек, все пишут одинаково экспрессивно, и от этого устаешь. И если от этого на время отстраниться, постепенно приходит сомнение: стоит ли это вообще пускать в свою жизнь?

В рамках российской статистики козы не дают молоко. Козы и овцы в отчетах Росстата всегда шли одной строкой, и, так как овцы в основном приносят шерсть и ягнят, Росстат ничего не знает о количестве козьего молока в стране. Таких перекосов довольно много, но если ты владелец небольшой фермы, поменять это устройство почти невозможно.