Инсайдер. Школьный психолог — о детских истериках, родителях-перфекционистах и недостатках системы образования

Герои рубрики «Инсайдер» регулярно рассказывают «Инде» о жизни и работе.
Имена и детали изменены.

Современная российская школа продолжает вызывать беспокойство родителей и общественности. ЕГЭ, учебные перегрузки, учителя-неумехи и воспоминания об «идеальном советском образовании» — вот регулярные темы праздных и профессиональных дискуссий о будущем детей. При этом сами дети и их отношение к учебному процессу, как правило, остаются за рамками споров. В новом выпуске рубрики «Инсайдер» «Инде» поговорил с психологом начальных классов о сложностях адаптации, беспокойных родителях и школьниках, которые все понимают.

Выбор пути

Мне 25 лет и я уже третий год работаю в школе педагогом-психологом. Я окончила ТИСБИ по специальности «Психология образования». Вообще, в 11-м классе я обдумывала разные варианты специализации — думала поступать на конфликтолога или журналиста. Но в итоге оригиналы документов подала на биофак КФУ и на всякий случай закинула дубликаты на специальность «Биоинженерия» в КХТИ и психологические направления в ТИСБИ и КФУ. Так получилось, что я уезжала из города и не могла ждать второй волны зачисления, поэтому выбрала ТИСБИ, где я гарантированно проходила на бюджет. О своем выборе не жалею, хотя многие могут сказать, что в коммерческом ТИСБИ качество образования хромает. Но именно здесь я получила диплом, который позволил мне без дополнительной переподготовки работать в школе. Даже диплом психфака КФУ не дает такой возможности — в школах требуют, чтобы в документах об образовании была обозначена педагогическая направленность.

В школе, где я училась, тоже был психолог. Сейчас мне кажется, что эта женщина в какой-то степени повлияла на мой жизненный выбор. Именно она дала мне самый значимый совет в 11-м классе: «Забей и успокойся. Не обращай внимания на то, что говорят другие, — делай то, что считаешь нужным». Я тогда сильно загонялась по поводу ЕГЭ: в мой год были массовые списывания, и баллы выпускников подскочили до небес, у меня были достаточно высокие результаты, но я оказывалась в конце во всех списках абитуриентов. Моя мама тоже школьный психолог, и она тоже на меня не давила и дала полную свободу выбора. Возможно, как специалист по детской психологии она понимала, что мне и так сложно, и не стала дополнительно меня невротизировать.

Сейчас я поступила в магистратуру московского вуза на специальность «Измерения в психологии образования». Если говорить в общих чертах, это про то, как правильно и достоверно измерить уровень знаний школьников, ведь всем ясно, что ЕГЭ не самый удачный инструмент. Также нас учат измерять психологические состояния: уровень тревожности, к примеру. Мой научный руководитель хочет, чтобы я защитила кандидатскую диссертацию, то есть, вероятно, аспирантура в моей жизни тоже будет.

Волшебный браслет от ругани

На втором курсе меня буквально трясло от мысли, что я когда-нибудь буду работать с детьми, хотя сейчас именно от этого я получаю наибольший кайф. На четвертом мне сообщили, что в какой-то школе есть свободная вакансия, и я подумала: почему бы и нет?! Диплома у меня еще не было, ясных перспектив тоже, но профессиональный опыт перед выпуском был нелишним, к тому же поход на собеседование меня ни к чему не обязывал.

Во время первой встречи заместитель директора школы спросил меня про образование, опыт работы и задал практический вопрос: «Как вы будете работать с ребенком, который в начальной школе начал материться?» Забегая вперед, скажу, что кейс оказался пророческим — такой ребенок появился в моей практике почти сразу. В этой ситуации контрпродуктивно доказывать, что материться плохо. Кроме того, в таком поведении есть плюс: ребенок выражает себя и не заглушает агрессию, что могло бы привести к другим проблемам. В итоге я дала ребенку фенечку и сказала: «Когда в следующий раз захочешь выругаться — просто дергай за браслет». Это помогло.

Меня взяли на должность психолога в младшей школе — в старших классах уже работал другой специалист. Наш случай нетипичный: обычно в школах один психолог (если он вообще есть), который формально относится к своей работе и может появиться в жизни школьника лишь в выпускном классе с тестами Климова на профориентацию (школьник отвечает на вопросы о том, что ему нравится, и в итоге получает результат — рекомендацию о сфере будущей профессии).

В начальных классах нашей школы учится более 200 детей. В первый месяц работы я дико боялась такого количества, хотя понимала, что если бы была единственным психологом, мне бы приходилось работать с еще большим числом учеников. Когда я впервые пришла на занятие к шестилеткам, в моей голове крутилось что-то типа: «Матерь божья, они еще и под стол лазают!». Но уже после первой четверти страх прошел — обнаружилось, что с детьми при желании можно обо всем договориться.

В мои обязанности входит ведение специального игрового урока — один раз в неделю или две, в зависимости от конкретного класса. С самыми младшими провожу игры, направленные на развитие памяти, мышления, внимания. К примеру, стандартный и очень действенный способ развития внимания — особые раскраски, в которых есть задание найти определенный предмет на рисунке. С детьми постарше занимаемся развитием коммуникативных способностей, навыков командной работы — это, по большому счету, то же самое, что делают взрослые на корпоративных тренингах, но в более простой, увлекательной форме. Я работаю по специальной детской программе «Психологическая азбука». В нее входят рабочие тетради, а еще у меня есть прописанные сюжеты к каждому занятию.

Дети воспринимают меня не как обычного преподавателя, а скорее как доброго волшебника, который их развлекает. Обычно на уроки я приношу кучу разных игровых предметов типа шаров и мячей.

Плачущие дети и их амбициозные родители

Я могу работать с каждым конкретным ребенком только с согласия его родителей — в начале года они заполняют специальную бумагу-согласие. Отказы бывают. Я не знаю мотивов, но, наверное, дело в скепсисе по отношению к психологической деятельности. Родители уверены, что сами во всем разберутся. Помимо занятий с детьми в мои обязанности входит консультирование родителей. Основная нагрузка тут приходится на начало года, потому что родители тревожатся из-за адаптации детей в школе — особенно родители первоклашек. На самом деле даже у взрослых процесс адаптации к чему-то новому может длиться от двух месяцев до года, поэтому зачастую паника необоснованна. Моя задача в таких случаях — проговорить это родителям, успокоить их.

Также по запросу родителей, учителей или администрации школы я провожу индивидуальные занятия с детьми. В начале этого года ко мне обратились по поводу девочки, которая без остановки рыдала на уроках. Мы с ней виделись три раза. У меня есть комната для сенсорной разгрузки — с бассейном с шарами и столом для рисования песком. Последнее — очень хорошее средство: пропуская через пальцы песок на подсвеченную поверхность, ребенок расслабляется и сам обо всем рассказывает — с кем дружит, чего боится. Я просто сижу рядом и ловлю его слова, попутно осторожно задавая наводящие вопросы. Та девочка сразу сказала, что учитель слишком строгий, поэтому ей хочется домой. Я не могу сделать ее учителя менее строгим, моя задача — объяснить, что то, что девочка пока не может привыкнуть к школе после детского сада, — нормально. Такое бывает со всеми и не нужно переживать и стесняться. После консультаций я не пишу никаких карт, характеристик или протоколов на ребенка — просто разъясняю ситуацию учителю и родителям.

Вообще родителям хочется посоветовать не напрягать ребенка из-за оценок и не делать из него болезненного перфекциониста. Родители склонны перегружать ребенка — это тенденция, которая меня беспокоит. Из-за всех этих плаваний, скрипок, курсов английского дети ходят просто никакие. В большинстве случаев всеми этими кружками родители просто тешат собственные амбиции и соревнуются друг с другом, совершенно забывая о ребенке. Дети устают, но сказать об этом не могут или боятся, в итоге все их напряжение уходит внутрь. Сейчас очень любят уже с трех лет учить письму, чтению, математике, но в этом возрасте ребенку полагается играть, а не учиться. Современные родители читают кучу странных книг про воспитание и про то, как вырастить гения, но информацию нужно уметь фильтровать. Мне часто приходится говорить что-то вроде: «Пожалуйста, притормозите, ребенку сложно, он сейчас адаптируется, оставьте кружки на потом». Это гигантская проблема, и вопрос о том, как остановить помешанных на раннем развитии мам, мы в последнее время часто обсуждаем на профессиональных конференциях.

Случаются и совсем сложные эпизоды — иной раз я просто не понимаю, что с ребенком. В этом случае я сначала советуюсь со своей мамой — у нее опыт больше, чем у меня. Но и это не всегда помогает. Один из главных постулатов психологического консультирования: «Если не можешь разобраться в ситуации, направь пациента к более компетентному специалисту». У школы есть база контактов психологов, терапевтов и врачей, которым мы доверяем, и если я вижу, что не могу справиться с чем-то своими методами, рекомендую обратиться к коллегам. Например, у нас в школе был мальчик с проблемами адаптации, на фоне которых у него наблюдались резкие скачки настроения: вроде только его успокоили, а он снова в истерику со швырянием предметов, криками и рыданиями, и так несколько раз за полчаса. По моему совету родители пошли к специалисту, ситуация медленно выправилась.

Иногда дети приходят ко мне сами, но вообще самостоятельные обращения скорее характерны для средней школы. У подростков начинаются сложные межличностные отношения в коллективе, межполовые проблемы, сложности с восприятием себя и собственного тела, и им нужно кому-то выговориться. Иногда я заменяю психолога в средней школе, и как-то ко мне зашел очень худой мальчик, которого в классе все называли Кощеем. Не самое обидное прозвище, но его это беспокоило. Нужно отметить, что он загнался не из-за тела, потому что сам себя в своей комплекции он воспринимал комфортно, а из-за отношения к нему окружающих. Мы с ним пару раз поговорили о том, что если ему, его организму хорошо, остальное неважно. Это его успокоило.

В младшей группе проблемы со сверстниками стоят не так остро. Бывает, что маленькие дети беспокоятся из-за сложностей в семье. Однажды второклассница рассказывала о каких-то судебных тяжбах между родителями и бабушкой. Она не знала деталей, но чувствовала напряжение в семье. Разумеется, я не могу изменить ситуацию — моя задача просто примирить ребенка с реальностью, мол, и такое бывает, но взрослые сами разберутся, и эта ситуация не меняет того, что родители и бабушка любят и ценят тебя. Дети осознают причинно-следственные связи и делают свои выводы, хотя это отличается от взрослой рефлексии. Проявления могут быть очень будничными, без драмы — например, однажды девочка пришла ко мне и абсолютно спокойно сказала: «Была у меня рыбка, я ее не кормила, а она и умерла». Кроме того, дети уже в младшей школе активно влюбляются, даже «женятся» между собой. Но у них это скорее групповой опыт, нежели интимный, то есть первоклашки с разбитым сердцем ко мне не приходят (хотя обсуждать, кто в кого влюбился и кто кому жених и невеста, могут бесконечно).

Часто дети рассказывают мне о ревности к младшим братьям и сестрам, но это обычная история, особенно если разница в возрасте менее пяти лет. Обычно я советую родителям схитрить и доверить старшему какую-то ответственность за младшего — например, недавно предложила «поручить» старшему последним целовать младшего на ночь. Так родители как бы говорят старшему: «Мы тебя настолько любим и ценим, что доверяем тебе малыша». Эти взаимоотношения между братьями и сестрами очень важны: в подростковом возрасте значимым примером для младшего станет старший.

Тесты на тревожность и эмоциональный фон в школе

В начале года я составляю план работы, в котором прописываю, у кого какие занятия и тестирования проведу. Потом пишу аналитические отчеты по результатам тестирований — они не персонифицированные, я даю классным руководителям и администрации общие процентные соотношения, это такой замер средней температуры по больнице (при этом по запросу конкретного родителя я могу предоставить ему информацию о его ребенке). В глобальном смысле именно к этому сводится роль школьного психолога — мониторить ситуацию и подмечать опасные сигналы. А на локальном уровне психолог в школе — пожарный, который тушит внезапные вспышки истерик и срывов.

Для замера уровня тревожности школьников есть стандартные анкеты с вопросами вроде: «Если бы ты мог взять выходной и не пойти в школу, ты бы сделал это?». Тревожность и успешность адаптации я проверяю у всей начальной школы в конце первой четверти. Параллельно слежу за эмоциональным фоном в классах — как дети относятся друг к другу, дерутся ли, ссорятся ли и из-за чего. Эту информацию я получаю из непосредственного наблюдения: спрашиваю разрешения посидеть во время урока на задней парте и записываю происходящее в специальный протокол наблюдения (тут важно донести до учителя, что ты проверяешь не его работу, а детей). В бумагу попадает все, что вижу и считаю важным, типа: «Саша толкнул Петю, тот в ответ дал сдачи». Чтобы видеть полную картину, надо проводить такие наблюдения примерно раз в месяц, потому что у детей бывают сезонные перепады настроения (осеннее и весеннее обострения существуют на самом деле). После первой и в конце третьей четверти дети традиционно устают и впадают в уныние, это нужно учитывать. Иногда учителя обращаются ко мне за помощью по поводу так называемых «сложных классов». Где-то дети чересчур активные и нужно постоянно концентрировать их внимание, где-то, наоборот, класс нужно постоянно тормошить. Надеяться на какую-то универсальную схему неправильно, везде нужен уникальный подход.

В конце полугодия и в конце учебного года я сдаю отчеты о проделанной работе — сколько часов провела в классах, сколько консультировала преподавателей и родителей, сколько провела индивидуальных занятий. Чтобы вы поняли порядок цифр — за полугодие у меня может набраться до 100 консультаций учителей.

Нормальные дети

Любимая тема в профессиональной среде — это изменение российской системы образования. В школе дети получают не только знания, но и психологические навыки — умение договариваться, взаимодействовать, помогать друг другу. Понятно, что их формирование не входит напрямую в обязанности, к примеру, учителя математики, но этого можно достичь, скорректировав формат ведения уроков. Мне кажется, в школе стоит внедрить тренинговые практики, смену активности, игровые и групповые методы (детям все же важно поговорить друг с другом на уроке) вместо тупого переписывания упражнений. Порядок оценки тоже требует корректировок: система, при которой мы концентрируем внимание ребенка на его ошибках, а не на достижениях, не очень для него полезна. К слову, в нашей школе в начальных классах дети не знают своих оценок — их получают только родители. В первый год работы мне попалась девочка-перфекционистка, которая рыдала от каждой неправильной черточки в тетради. В ее случае сошлись все факторы: и воспитание (обстановка в семье), и индивидуальный характер, и особенности возраста. Каждый раз мне приходилось проговаривать с ней, что ошибаться — это нормально и не нужно из-за этого расстраиваться.

Главное для психолога (и вообще для педагога) — общаться с детьми на равных, потому что строгая субординация тут не работает. Вообще это правило действует в отношениях с людьми любого возраста. Еще важно быть с детьми на одной волне и понимать все новые тренды — сериалы, мультики, игры. Эта часть работы мне нравится — у меня нет младших братьев и сестер, вне работы я не сталкиваюсь с этой возрастной группой, так что узнаю много нового. Дети до сих пор любят сериал «Мой маленький пони» и «Звездные войны» — шестилетки с упоением пересказывают перипетии из жизни джедаев. А однажды на индивидуальном занятии мальчик пересказывал мне «Хоббита». Как-то на уроке мне нужно было привести пример эмпатии, и я не придумала ничего лучше, чем проиллюстрировать свои слова примером отношений доктора Стренджа и его плаща — такие ассоциации хорошо заходят. Дети постарше смотрят «Гравити Фолз», «Шерлока» и youtube-влогеров. Самое сложное для меня — быть в курсе трендов в сфере компьютерных игр, потому что сама я не любитель. Однажды я пришла в класс в платье с пиксельным принтом, и мальчик заявил: «О, это же „Майнкрафт“!» Пришлось гуглить.

Дети — это сложно, но интересно. Они заставляют смотреть на себя и на многие вещи со стороны. У меня, конечно, бывают периоды уныния, когда заходишь в класс и не можешь ни с чем справиться — дети слишком усталые, подготовленные игры и тесты не заходят. Иногда я расстраиваюсь из-за необходимости заполнять кучу бумаг. Но, несмотря на все это, я не вижу себя индивидуальным консультирующим психологом и мне нравится находиться в школе. Мне кажется, если тебе удалось наладить продуктивный контакт со сложным ребенком, то с любым взрослым потом тоже получится. Однажды я параллельно работала со взрослыми и с детьми и осознала, что механизмы абсолютно одинаковые: искренней похвалой можно растопить сердце любого человека, сколько бы ему ни было лет.

Иллюстратор: Лера Баркасова