Человек дела. Инженер по кинооборудованию — про 3D-очки, суровые 1990-е и свой любимый фильм

В рубрике «Человек дела» «Инде» рассказывает о самых разных профессионалах. Бизнесмены и производственники, студенты и специалисты сферы услуг — все занимаются разными вещами, но все отлично с ними справляются.

Владимир Николаевич Шишкин работает с киноаппаратурой почти 50 лет. Он помнит тапёра в кинотеатре «Татарстан». Он работал на чёрно-белых премьерах и может с одного взгляда на экран определить, в норме ли звук, резкость и освещённость — три главных параметра кинопоказа. Журналист «Инде» Лена Чеснокова поговорила с инженером по кинооборудованию «Корстона» о советских фильмах, современных технологиях и профессиональной скуке.

Любой инженер по кинооборудованию в прошлом был киномехаником.

Киномеханики — это лётчики, а инженеры — авиатехники. Если техник машину не отладит, лётчик никуда не полетит.

Я начинал с аппаратов, в которых вместо ламп были угли, то есть омеднённые графитные электроды.

При соприкосновении отрицательного и положительного углей возникала световая дуга. Она была настолько яркой, а плёнка тогда была настолько качественной, что фильм буквально дышал. Сейчас во всех кинотеатрах установлены ксеноновые лампы, и спектр потерялся — изображение в разы менее сочное и чёткое. Но прогресс не остановить.

Плёнок в Казани уже нигде нет.

Пять-шесть лет назад все кинотеатры полностью перешли на новое цифровое оборудование. Но у меня в кабинке до сих пор стоит синий плэттер, на котором мы хранили тарелки с кинофильмами, и другие аппараты. Старую технику мы не выбрасываем — не потому что ждём возвращения плёнки, а потому что её устанавливали на века. Чтобы вытащить плэттер, придётся разобрать винтовую железную лестницу, ведущую в комнату механиков над зрительным залом.

Когда эпоха плёнки ушла, работать стало физически легче.

Поднять восемь частей фильма в аппаратную значило перетаскать от 40 до 60 килограммов груза, в зависимости от хронометража. А сейчас малюсенький хард подключил — и никаких проблем. Но интеллектуальных усилий мне теперь требуется больше: чтобы работать с новой техникой, нужно знать информатику и английский язык. Я окончил два института, и нигде меня этому не учили. К аппаратуре привыкал долго и болезненно, до всего доходил сам. Вот и получается: физической работы мало, а вечером даже телевизор посмотреть сил нет.

У нас в аппаратной лежат 3D-очки — бери, спускайся в зал на сеанс и смотри сколько хочешь.

Я как-то ходил на объёмный фильм, но меня не впечатлило. Если долго сидишь в этих очках, переносица болит. На уши, опять же, давят. Тем, кто носит очки с диоптриями, вообще неудобно. Получается, не о кино думаешь, а о неудобствах.

Я прекрасно помню начало 1990-х, когда все залы в городе закрылись.

Я был директором городской сети, под моим началом было 16 кинотеатров. Сначала ушёл один, потом откололся другой, этому никто не препятствовал. Все хотели независимости и умерли, хотя я предупреждал, что выжить можно только сообща. Я очень переживал. Уходило время, в котором всё было налажено, залы наполнялись, билет стоил 35 копеек. Внутри сети была специализация: «Спутник» считался местом для интеллектуалов, там крутили «умное» кино, «Дружба» была студенческой, в ней прогуливали лекции. Были кинотеатры спальных районов: «Звёздочка» в Кировском, куда я впервые привёл на свидание будущую жену, «Огонёк» около «Оргсинтеза». В 1990-е доходило до того, что механики подрабатывали, показывая братве порнофильмы на арендованных аппаратах фирмы Panasonic. Но даже в те годы я не сменил профессию.

Я уже устал от кино.

Иногда меня спрашивают: «Владимир Николаевич, вот помните, в одной комедии...». Не помню, потому что через меня их прошли тысячи. В последнее время я вообще перестал ходить в кино — сапожник без сапог. В любом зале у меня работают знакомые и ученики, и когда я вижу какие-то недостатки во время сеанса, мне всегда неловко.

Если честно, я никогда особо не любил смотреть фильмы, меня привлекала работа с аппаратурой.

Знаете официальный гимн киномехаников? «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино». Наверное, мне просто нравится быть таким волшебником.

А вот «Белое солнце пустыни» и «Москва слезам не верит» мне нравятся.

Когда они выходили в прокат, я уже работал механиком — помню, как склеивал ленты. До сих пор не понимаю, что меня в этих фильмах так цепляет. Жалко, что в современном кино нет этой изюминки: сплошное мордобитие, ни одной ленты без постельной сцены.

Когда на сеансе случается форс-мажор — проблема со звуком или светом, — кто-нибудь в зале обязательно крикнет тебе: «Сапожник!».

Это жутко неприятно. Я не знаю, почему именно «сапожник», — до сих пор иногда ломаю голову, но так ничего и не придумал. Точно могу сказать, что сколько себя помню на этой работе, слово всегда было одно и то же — «сапожник».

Если бы я не стал киномехаником, пошёл бы работать по специальности — химиком.

Я бы хотел делать лекарства на специальных машинах. То есть меня даже не сами лекарства интересуют, а именно работа с оборудованием. Всё-таки по призванию я — механик.

Я ни разу не засыпал во время сеанса.

Фото: Катя Огуречкина

Редакция «Инде» благодарит администрацию кинотеатра Korston за помощь в проведении съёмки.