Burger
Высекая сердца и молнии. Интервью с группой Stormhearts
опубликовано — 27.04.2022
logo

Высекая сердца и молнии. Интервью с группой Stormhearts

В сетке вещания: мемы-шутки, концертные неловкости и помощь песикам

29 апреля в музыкально-художественном товариществе «Ща» выступят Stormhearts. Группа сыграет треки с последнего альбома и еще несколько новых песен. Именно с выходом «Вещания» в конце 2021-го музыканты активизировались, хотя последние два года прожили без лайвов. В результате с декабря они разработали мерч, нацелились на концерты и дважды выступили. Предстоящий лайв станет третьим, но первым сольным для Данила Асадуллина, Аделя Абдулхакова и Ивана Кузьмина. «Инде» встретился с музыкантами и узнал, почему сольник станет благотворительным, что они думают о критике в свой адрес и где хотят сыграть через год.



Как вы стали Stormhearts?

Адель: В процессе совместной работы появились мысли на тему продолжения музыкальной деятельности вне университета, как группы. В 2015-м мы уже определились, что хотим, отказались от идеи играть каверы, решили работать со своим материалом и писать его.

Иван: Тогда вроде мы так и назвались — Stormhearts.

Адель: Изначально рабочее название было Supernova, но оказалось, что это корейский коллектив, который играет поп-музыку. Все было занято, это же нейминг, тот же инстаграм.

Иван: Сошлись на том, что нам нужно звание, которое практически не будет нести за собой никакого смысла. Чтобы это было не отсылкой, а просто сочетанием слов. Хотелось, чтобы потенциальные слушатели сами через музыку по-другому начали воспринимать группу.

Данил: Как с группой Radiohead, которые фанатели от Talking Heads. По сути же это так тупо — называться почти так же, как твоя любимая группа. Или Metallica. «Что мы играем? Металл! Так давайте назовемся Metallica». Но никто так не думает, потому что первое, что приходит в голову, — их музыка.

А сейчас это словосочетание приобрело какой-то смысл для вас самих?

Адель: Смысла нет, но иногда мы вычленяем символику с молнией, сердечками. Эмодзи есть такие.

Данил: Шутки есть разные, связанные с произношением: «стормхэдс», «штормхатс».

Иван: Существует человек пять, которые правильно произносили название нашей группы.

По вашим шуткам, афишам, общению заметила, что вы ироничные ребята. Не боитесь того, о чем поется в вашей песне: «Ты не заметил, как сам превратился в мем»?

Все вместе: Это автобиографичная песня (песня «Вещи, про которые нельзя шутить». — Прим. «Инде»)!

Данил: Когда мы заканчиваем репетировать, начинается поток слов и шуток. Адель как-то спросил: «Ребята, я сейчас не очень понимаю, вы пошутили или что?»

Песня про то, как общение между людьми переходит в обмен шутками. Целое дерево диалога — обмен шутками, и это же ужасно, когда кроме этого нет больше ничего. Мы это отметили, туда песня и пошла.

Все-таки для вас лично есть вещи, про которые нельзя шутить?

Данил: Любую тему можно обыграть так, что будет смешно. Вопрос в том, а хочешь ли ты расплачиваться качеством общения, потом сталкиваться с последствиями, чтобы сейчас сказать то, что тебе кажется смешным.

Адель: Шутить можно над чем угодно. Скорее всего, когда ты обычно шутишь, у тебя нет цели кого-то обидеть. Может быть просто смешочек, юмор. Обижается сам человек, это его выбор. Для юмора не должно быть запретных тем.

Иван: Отвечу очень просто. Есть ли вещи, про которые нельзя шутить? Есть. Говорить о них я не буду.

Не могу не спросить: как вы относитесь к критике? Имею в виду сейчас рецензию в телеграм-канале «Казанализация».

(Смех.)

Иван: Это мое мнение, но, думаю, ребята его поддержат. Люди, которые критикуют, никогда не будут проходить через то же самое, что и мы. Более того, каждый слушатель воспринимает музыку не так, как ее воспринимаем мы. Вряд ли существует много людей, которые реально понимают, что мы вкладываем в песни, и это нормально. Музыка на то и есть, да и вообще любое творчество. Если для тебя это хорошо, я очень рад. Если нет, то очень жаль. У нас есть другие песни.

Адель: Когда мы выпустили первый релиз в сеть, Иван сказал очень правильную фразу: «Не вздумайте читать комментарии или как-то воспринимать на свой счет». Это и так понятно, тем более в нашей реальности, когда у любого контент-мейкера находятся хейтеры.

К критике, наверное, можно прислушиваться, если критикующий понимает, о чем говорит, и сам находится в той же сфере деятельности. Если это критика от состоявшегося музыканта, режиссера по сведению звука, то к таким комментариям можно прислушиваться, но опять-таки через призму того, что ты делаешь.

Данил: После рецензии «Казанализации» мне было обидно. Острое саднящее чувство возникло, что показал, а получил не то, что ожидал. Но сейчас, когда мы выпустили «Вещи» с другим звуком и в другом контексте, меня это уже не так задевает. Даже когда мне попадаются эти сообщения в телеграме, перечитываю их как третий человек. В момент выпуска, когда ты повернулся своим самым уязвимым местом к интернету, беспокоило. По прошествии времени — уже нет.

Послушала ваши песни на русском, послушала на английском, будут ли на татарском?

Данил: Да, обязательно!

Иван: Будут, несмотря на то, что я плохо знаю татарский. А вот когда именно, пока белмим (в переводе с татарского «не знаю». — Прим. «Инде»).

Перейдем к теме концерта. Он благотворительный, почему помощь именно приюту «Помоги дворняге»?

Иван: В 18 лет я взял собаку от заводчика, не из приюта. Потом я долго думал об этом: мама заплатила много денег, а вот же собака на улице. Куда ни глянешь, везде собака. Так появилась мысль в голове, а потом познакомился со своей девушкой, и она мне предложила поехать к собакам в приют, просто погулять с ними. Я согласился, мы привезли щеночкам творог, еще что-то по мелочи. Мне это так полюбилось.

У людей в приюте нет коттеджей на море, но они тратят все свои силы и деньги, чтобы помогать животным. До меня в тот момент дошло, как лопатой до затылка, что помогать можно в любом состоянии. С тех пор то денег им скину, то приеду и помогу чем-то.

Сейчас цены поднимаются, люди более серьезно относятся к своим деньгам. Соответственно, меньше жертвуют в приюты, потому что им самим нужнее стало. Концерт с пожертвованиями — наш способ помочь, продадим пару открыток и свечек из нашего мерча, кто-то отправит пожертвование. Всю прибыль, что мы получим, отдадим собакам. Самое главное — еще раз обратим внимание на эту проблему.

Какие ожидания от концерта?

Адель: Хочется, чтобы была толпа.

Иван: Хочется, чтобы было много народу.

Данил: Чтобы всем было весело!

Иван: Я не очень хорошо выступаю, когда мало людей. Хочется быстрее отыграть все песни, не разговаривать с людьми. Был такой момент, когда после одного из фестивалей нас подозвали организаторы и сказали: ну ребята, вы что делаете? не могли позвать своих друзей, чтобы те покричали, поддержали вас? В тот момент я правда понял, что мне это очень сильно мешает. Чем больше людей стоит у сцены вплотную, тем лучше я веду себя как исполнитель. Автоматически это срабатывает.

То есть много людей для вас не означает большую ответственность, не вызывает чувство страха или боязнь ошибиться?

Адель: Нет, это, наоборот, подогревает. Понятно, что могут быть косяки в исполнении, по звуку, но все сильно нивелируется, если кто-то кричит, люди слэмятся, просят сыграть еще.

Иван: На сцене еще сильнее чувствуется неловкость в зале. Когда стоят люди, натыканные как палки, и между ними по пять метров, тебе становится еще хуже, когда накосячишь. Появляется ощущение разрозненности. Поэтому мы, я и Данил точно, не любим высокие сцены. Стараемся выступать там, где сцена либо вровень с полом, либо такая, как в «Ща».

Тогда с вас история о самом неловком или смешном случае с концерта.

Данил: Я вспоминаю фестиваль «Энергия рока». Во-первых, я пел: «Эй, студент, идем вперед, если ты знаешь, что такое рок!» А во-вторых, когда мы играли песню Struggle, у меня что-то щелкнуло в голове. Отчасти оттого, что сцена была далеко, а у металлических ограждений стояли мужики: кто с пивом, кто с детьми, не понимающие, почему здесь играют что-то альтернативно-рокерское. В результате я сократил припев в два раза и начал играть совсем другое. Мне-то было нормально, а ребята смотрят друг на друга и не понимают, что происходит. Но они сообразили, сориентировались, что сделать, чтобы песня пошла по нормальному течению. За это их и люблю, это братская химия! Доиграли мы нормально.

Иван: Мой неловкий момент был недавно, когда я вышел в зал во время концерта потолкаться и запутался в проводе. В этот же вечер, клянусь, я заказал радиосистему. Буду теперь постоянно пользоваться ею на концерте.

У вас красивый мерч, красивый визуал в соцсетях, прикольный tone of voice. Откуда столько внимания к внешнему и кто этим занимается?

Адель: У нас образование высшее, так или иначе связанное с визуальным оформлением. Отчасти иногда это мешает нам забить и ускориться. Много времени уходит на выведение идеального варианта, который нравится всем.

Данил: Да-да. «Ты можешь расстояние между буквами сделать побольше? Не настолько!»

Адель: Иван графический дизайнер, Данил дизайнер интерьеров, я архитектор, поэтому все так.

Иван: Наш менеджер Дина тоже графический дизайнер. Я реально иногда заставляю себя сказать: «Похер».

Я так понимаю, что во время концерта будут транслироваться слова из ваших песен, как в караоке. Кому в голову пришла эта идея?

Данил: Скорее всего, через шутки придумали вместе. У нас было видео к «Вещам», которое по сути своей караоке. Поэтому решил сделать караоке ко всему альбому. Кроме того, была тематика вещания, как телевизионного, так и превращения человека в вещь. Так придумали видеокадры, записанные с телевизора, и наложили на них текст. 29 апреля на сцене можно будет увидеть не только старые телевизоры со словами из наших песен, но и тот самый телевизор с обложки альбома. При желании его можно купить — средства отправим приюту.

За кем из татарстанских музыкантов регулярно следите или слушаете?

Иван: Есть такой человек, за которым я очень слежу. Его зовут Андрей Казанцев. Он много где играет, офигенный барабанщик. Играет в группе Shanu, на половине джазовых джемов. Даже когда впервые приходишь послушать какой-то прикольный коллектив, там тоже Андрей Казанцев.

Также вполглаза слежу за экс-барабанщиком Сережей Суворовым и экс-гитаристом Ринатом Шафигуллиным из Cherry Berries. Сейчас они играют в проекте «Усируся». Чаще всего я просто куда-то иду, потому что это музыка в Казани, а не на кого-то конкретно.

Адель: Особо не слежу, и это проблема, которую надо исправлять. Тоже знаю про Андрея Казанцева. Услышал о нем еще несколько лет назад от знакомых музыкантов. Насколько знаю, у него джазовая школа. Умеешь играть джаз — умеешь играть все, как говорится. Наслышан про Митю Бурмистрова.

Иван: Митя Бурмистров, по моему мнению, — музыкант мирового уровня. И HSV! Ребята — молодцы.

Данил: Мне понравились «Оммаж», Сикамор, Лия Сафина, с которыми мы пересекались на фестивалях. Люблю нашу классику, это Эльмир Низамов, который пишет потрясающую музыку к спектаклям. «Деревня» из постановки «Любовь людей» — божественная композиция. Еще я очень люблю хоровую музыку КФУ, как ни схожу на концерт капеллы имени Леонида Усцова, так прослежусь.

А что с планами? Есть нацеленность на фестивали?

Адель: Подавали заявку на Ural Music Night. В целом мы следим, подаемся, но пока не делаем сильный упор на фестивали. По мере участия поняли, сколько времени они занимают. Ты не можешь работать над новым материалом, существующие вещи доработать. Мы сейчас ставим на то, чтобы давать сольные концерты.

Иван: У нас своеобразная подготовка к концертам. Мы играем с подложками, значит, нужны ноутбук и карта. Их, в свою очередь, тоже надо подключить. У Данила бас и синтезатор, их тоже подключаешь и проверяешь. Все это усложняет выступление на фестивалях. У нас есть сигнатурный звук, который присутствует на альбоме. Соответственно, когда люди приходят, они ожидают его услышать. Дать такой звук мы можем только на сольных концертах.

Раз уж мы заговорили о звучании. Я фанат песни «Тишина становится быстрее», как бы ни банально это было. Как в ней появился электронно-восточный лейтмотив?

Иван: У этой песни вообще интересная история. Два-три года назад я участвовал в Jamuary, это своего рода челлендж: в течение месяца ты каждый день создаешь джемы. Я подумал, что как продюсер, в плане создания музыкальных штучек, не очень крут. Поэтому решил поучаствовать.

9 января, когда пришел бить татуировку, понял, что если здесь и сейчас не начну ничего делать, то не успею. У меня есть фото, где левая рука на столе у тату-мастера, а правой, сидя в наушниках, я что-то фигачу. Было очень больно. Возможно, все, что приходило тогда, я в музыке передал. Поэтому там много пауз, один какой-то непонятный удар на пианино. Так появилась самая мощная часть песни.

Со временем джем забылся, я ничего не делал. На продолжение вдохновила Massive Attack. Чувак в их треке что-то непонятное произносил, но такое медитативное ощущение от этого возникало! Сразу захотелось песню с речитативом, таких у нас не было.

«Тишина становится быстрее» — песня про тревогу. В тревоге тебе страшно непонятно отчего, мысли сами бегут, они не обязательно логичные. Кто-то тебя обвиняет, ты сам себя обвиняешь. Тогда возник образ пространства, где ты сидишь один, а в углу играет на музыкальном инструменте шаман. Так мы познакомились с Сугдэром Лудупом, я просто спросил в музыкальном чате, есть ли кто-то играющий на народном, восточном инструменте.

Данил: Сугдэр классно влился в процесс написания. Ты давал ему направления, он импровизировал на дошпулууре, что-то придумывал, и мы потом с этим работали. Пока это наш единственный фит.

29 апреля вы выступаете в «Ща». Где выступите через год?

Данил: В Москве, Московской области, Питере.

Иван: Очень хочется провести обкатку сольных концертов. Все, что нам нужно для концерта, «Ща» предоставляют, за что им огромная благодарность. Посмотрим, что сможем сделать. Концерт мы, кстати, заснимем. По этому видео сделаем выводы, слепим какое-то промо, чтобы в дальнейшем организовать тур.

Будем надеяться, что через год в Москве и Питере побываем. На Луне было бы неплохо выступить, такого вроде не делал никто. Далеко ехать только.

Фотографии предоставлены собеседниками