«Говорят, что татары боятся воды, — мы это опровергаем». Кто в Казани ходит под парусом

Я начинал не с яхтинга, а с парусной доски. Когда окончил университет, мой приятель пригласил поучиться. В первый же день так накувыркался, что после этого меня затянуло в водные виды спорта надолго. Со временем длина парусного судна увеличилась с трех метров до 20.

Воду я считаю своей стихией. Мы ведь вышли из воды, как говорил один известный персонаж из фильма «Особенности национальной рыбалки», и мы должны к ней периодически возвращаться.

В кругосветку я не планировал идти, но обстоятельства так сложились, что я не мог не отправиться. Собиралась команда, а экипажа не хватало. Мне хотелось попробовать себя на море, поэтому я попросил взять меня, но только до Средиземноморья. Товарищи сказали, что так не получится: если я становлюсь членом экипажа, то, значит, нужно пройти весь путь вместе. Я отказался. Но еще через полгода экипаж снова предложил отправиться в кругосветку — сошлись на том, что начнем, а там уже посмотрим. В итоге оказалось все серьезно. У нас ушло два года, чтобы обойти весь мир.

Экипаж у нас состоял из пятерых. Поделились на вахты — каждый по три-четыре часа за рулем и раз менялись в роли кока. По девять часов на отдых и сон, а остальное время — на вахту и помощь рулевому.

Многие спрашивали, были ли шторма, но шторм на море не ощущается, потому что ты видишь изменения погоды задолго до их проявления. Бывали серьезные поломки, например, ломался мотор, и троса ломались, что грозило падением мачты, но экипаж был опытный, так что крушений у нас не было.

Первое время была морская болезнь — ее не избежать. Она проходит через два года, если не выходить на берег. Но мы все же сходили на сушу, а когда снова выходишь в море, то все начинается по новой. Избавиться от этого нельзя, но можно облегчить симптомы. Можно выйти на свежий воздух и смотреть вдаль. Но самое эффективное — это лечь головой вниз, на самое низкое место в центре судна, и заснуть — когда спишь, не чувствуешь качку.

Кругосветное путешествие, конечно, поменяло меня. У всех психика меняется, когда не находишься на одном месте. А море еще делает тебя неуживчивым с землей. Все время тянет туда, там все прописано, все просто. Почему люди в монастырь уходят? Там есть понятный устав. На берегу тяжело, потому что мало что от тебя зависит, а в море ты ощущаешь, что управляешь собой. На воде ты откидываешь все свои земные установки — не нужно постоянно зарабатывать деньги на машину или квартиру. Ты находишься в гармонии с собой, с природой, с Богом.

Мы перед выходом через плечо три раза не плюем. Особых ритуалов у меня нет, но есть приметы. Если полный штиль и надо добраться до берега, начинаешь искать ветер на воде. Хочешь ветер — можно зазвать. Нужно поскрести по матче, но если сильно будешь скрести, то придет шторм. Нужно аккуратнее с этим.

К сожалению, так уж повелось у нас в Казани, что парусный спорт не очень-то жалуют. У нас больше любят футбол, скачки, бассейн, теннис. А, например, в австралийском городе Аделаида с населением один миллион, как в Казани, в одном только яхт-клубе стоит тысяча яхт. В Казани тоже много воды, но реки наши пусты, потому что всем ведь сейчас хочется быстро, а на яхте не торопятся. Если хочешь куда-то быстро, то вот, пожалуйста, катер, вертолет, самолет. А на яхте чем медленнее, тем лучше. Стремиться можно только к морю или к небу, но на небо мы все успеем, и к морю тоже нужно идти спокойно, с достоинством.

Я начал заниматься яхтингом в клубе КАИ. Там у меня были и первые соревнования, и первые длинные регаты, и основные знания яхтинга я получил именно в университетском клубе. К сожалению, теперь таких яхт-клубов в университетах почти не осталось. В советское время с этим было получше — практически во всех университетах были лодочные станции.

Мы вели переговоры в прошлом году, чтобы восстановить при университете яхт-клуб. Я встречался со студентами по этому поводу — у них есть желание заниматься парусным спортом, но им попросту негде, потому что это очень затратно. Мы оставили запрос администрации вуза, чтобы нам просто дали землю у воды на лыжной базе КАИ. Там мы могли бы спускать лодки — но пока ответа нет.

К сожалению, у Татарстана нет как таковой единой команды. Наши яхтсмены выступают на соревнованиях не всегда удачно, в отличие, например, от других спортсменов из регионов на Волге. Однако у нас сейчас новый глава Федерации парусного спорта, который заинтересован в развитии и популяризации яхтинга. Я думаю, надо начать с детской секции и подготовить будущее, потому что советская школа парусного спорта в Казани была убита — сейчас в городе-миллионнике от силы занимаются 20 детей, когда в Тольятти уже готовят чемпионов России среди юношей. В Москве и Санкт-Петербурге сильные водные традиции, но там яхтсмены заточены на морской яхтинг, а не на речной. Столицы — это крупные транспортные хабы, сел в самолет — и ты уже у Средиземного моря.

Яхтинг на реке и на море разный. Мне очень нравится ходить по Волге, потому что кругом живописные места и достопримечательности — не составит большого труда посмотреть на Болгар, Свияжск, Тетюши или Печищи. Даже хорошо знакомые места с воды выглядят совершенно иначе.

У нас есть семейная легенда, что у моих предков была своя баржа. Я же начал заниматься яхтингом еще в 1987 году, когда учился во втором классе. В наш класс пришел тренер по парусному спорту и начал зазывать мальчишек в секцию. Меня это очень привлекло, но пошел я туда втайне от родителей — думал, что они не поймут.

Всю зиму мы учили теорию, а летом нам разрешили выходить на швертботах — это такие корытца с одним парусом, рассчитанные на детей. Тренироваться мне нравилось, но соревнования я не любил — уж очень много суеты. Потом я тяжело заболел, и вся парусная тема ушла из моей жизни лет на 15. Снова в моей жизни парусный спорт появился благодаря дедушке — он работал на судостроительном заводе и пригласил пройтись с ним на катере, ему нужно было по делам на другой завод в Ульяновске. Зацепило сильно — я своими глазами увидел могучую Волгу, на которой жили мои предки, и буквально заболел рекой. С однокурсниками из института мы задумали совершить путешествие по Волге — сначала хотели построить плот, но по счастливой случайности нам подвернулась лодка, которую мы успешно починили и прошли от Казани до Камского Устья. Со временем появилась своя лодка — я долго думал, как бы ее назвать. Остановился на «Степане», потому что это самый романтический персонаж с Волги, как его описал Пушкин, российский Робин Гуд — вольная жизнь, походы, паруса, героика. «Степану» угрожала судьба быть распиленным на цветной металл. Но я сразу заприметил, какой у лодки обалденный корпус, и выкупил ее у распильщиков, потратил на приведение ее в порядок целое лето. Как оказалось, раньше она принадлежала полярному археологу, в 1970-е на ней совершили экспедицию за Полярный круг.

Со «Степаном» мы вместе уже восемь лет и на нем постоянно появляется что-то новое. Это не серийная лодка, с ней можно постоянно экспериментировать — добавлять или убирать какие-то элементы. Например, недавно я поставил новое парусное вооружение — тендер, то есть две мачты, расположенные ближе к корме. Лавирование ниже, чем у других видов снаряжения, но зато надежно удерживает мачту в продольном направлении — это положительно сказывается на устойчивости яхты, сильным ветром ее не завалит.

Что будет с яхтой завтра, пока не знаю. Ремонт не заканчивается, потому что дурная голова рукам покоя не дает, все время хочется что-то заменить. Самая дорогая статья расходов — это пошив парусов. Там цена за новый комплект может идти от 150 тысяч рублей до сотни миллионов, в зависимости от технологии, по которой их шьют. Я четыре года назад уже подшил и еще лет десять так прохожу. А вообще, у меня есть паруса 1971 года, вот даже на них могу еще ходить — что с ними станется?

Паруса — это чистая романтика. Даже ремонт — романтика. В прозу это превращается, когда становится работой, а для меня это все-таки увлечение. Потом, уже когда выйду на пенсию, начну заниматься этим как работой, но не с этой лодкой, а с чем-то посерьезнее. Ее сыну отдам.

Самый запоминающийся эпизод — как я попал в белый шквал. Так называют атмосферное явление, когда поле зрения застилает огромное облако, начинаются локальные грозы, шквалистый ветер и молнии. Белый шквал скорее характерен для моря, но и у нас на Волге он бывает. Однажды, когда у нас была регата, лодки все растянулись по руслу. Те, что шли сзади, потом рассказывали, что увидели, как наша лодка буквально растворяется на глазах. На нас пошло то самое облако — мы быстро сняли все паруса и закрылись, но ветром все равно положило мачту на бок. Ручное управление заклинило, к счастью, у меня есть резервное. Минут пять мы не понимали вообще, что происходит: шел сильный дождь и видимость была нулевой. Слава богу, что все обошлось и закончилось так же внезапно, как началось.

Я сам строил свою лодку — от проекта до покраски. Идея бродила у меня в голове с детства — и именно детство подсказало мне вариант конструкции: я отталкивался от технологии, по которым сделаны громоздкие школьные парты. Из квадратной трубы сварил каркас, обшил его фанерой, поверх покрыл стеклопластиком и покрасил. Единственное, паруса я покупал уже готовые.

Лодку я назвал «Лёкой» — это детское прозвище моей жены. Она, к слову, первое время очень боялась, потому что никогда не была на воде. Когда мы спустили яхту на воду, я посвятил первый тост женам, которые терпят чудачества своих мужей. Теперь жена часто становится инициатором прогулок по реке в выходные. За неделю устаешь, а на воде все-таки человек может предаться размышлениям или, наоборот, дать разуму отдохнуть. Мы бывали везде — Зеленодольск, Свияжск, Камское Устье, Печищи. Дальше из Казани без регаты ходят редко.

Когда появилась своя яхта, появились новые заботы: где швартоваться? Когда я жил в Набережных Челнах, там мне помогли друзья и приняли мою самодельную яхту на спортивную стоянку, но позже я переехал в Казань, и тут я не знал никого, а в яхт-клубе «Локомотив» это выходит дорого. Я перевез лодку в Зеленодольск, где ее обслуживание стоит дешевле. Потом появилась возможность купить гараж — хорошо, что по соседству жили речники, у них был сооружен поддон. Я попросил разрешения и после этого уже перевез «Лёку» в Казань и поставил в гараж.

У нас есть традиция делать закрытие сезона в октябре — бархатный сезон для яхтинга, потому что нет комаров, а ветер устойчивый и вокруг хорошая видимость. В одно из таких путешествий-закрытий мы с сыном попали в неприятную ситуацию: мы шли по краю фарватера и сели на мель. Такое ощущение, что ты на полной скорости влетаешь в бордюр. Я пытался самостоятельно выбраться, но лодка так и осталась стоять на воде в 45 градусов. Начали обзванивать, консультироваться, и в итоге решили просто лечь спать. Когда проснулись, вода ушла, киль врылся в песок, поэтому самостоятельно сделать что-либо в этой ситуации было невозможно. Вызвали МЧС. Спасатели приплыли, но отказались вытаскивать лодку, а могли только отвезти на берег и оказать медицинскую помощь, но мы же не тонули, поэтому они как приплыли, так и уплыли. В это время рядом с нами проходил земснаряд, который технически мог нас спасти. Я позвонил диспетчеру этой лодки. Он отказался помочь, потому что это не входило в его должностные инструкции, но дал телефон начальника, который дал добро. Все шло к спасению, но когда земснаряд начал нас тащить, он сам сел на мель. В итоге приехал коллега капитана земснаряда и вытащил вначале его, а потом и нас.

Кругосветка — это моя мечта. Думаю, моя «Лёка» не справится с таким путешествием, поэтому для этой цели нужна лодка покрепче. Хочется отправиться по варианту Андрея Невзорова (блогер LiveJournal, который пишет о яхтинге. — Прим. «Инде») в бархатную кругосветку, когда учитываешь сезонное движение пассатов и движешься по переходам — дождался ветра, вышел на воду, сошел на берег на два-три месяца, потом снова по ветру. На это уходит примерно три года. Этот вариант хорош своей расслабленностью. Мне не хочется бить никакие мировые рекорды и проплывать вокруг света за 60 дней.

Моряки считают минуты до следующего рейса. Есть те, кто боится глубины или высоты, а есть те, кого это прет — и они все испытывают на себе. Я провел детство на Волге и постоянно гулял по островам в районе Голубого залива, наверное, с тех пор у меня страсть к открытым пространствам.

В чем плюс яхты? Вот когда вы едете на машине, мотоцикле или катере, вы слышите шум двигателя. На яхте вы слышите только звуки природы. Экология, знаете, и для мозгов полезна. Я уж не говорю о том, что плохие люди не приживаются на воде. Либо надо стать добрее и лучше, либо возвращаться на землю.

Лодка — как красивая женщина: нужно не просто завоевать, еще и ухаживать надо. Всегда должна быть чистая палуба, хотя есть выражение, что палуба чистой не бывает никогда. К сожалению, это так.

Раньше в Казани с яхтингом все было намного сложнее. Тут же нужны разные знания — инженерия, метеорология, понимание обязанностей штурмана и капитана и так далее. Этим должны заниматься знающие люди, потому что все-таки парусный спорт завязан на риске и любая ошибка может стоить чьей-то жизни. Советские традиции были оборваны, и людей, разбирающихся в яхтинге, становилось все меньше, но недавно началось движение в сторону развития инфраструктуры — развиваем Федерацию парусного спорта Татарстана, ведем пропагандистскую работу среди населения и популяризируем яхтинг. Недавно в Татарстане появился свой чемпион — Ирек Зарипов. У него недорогая лодка, но благодаря своим знаниям он побеждает. Мы планируем начать сами шить паруса, чтобы наши татарстанские яхтсмены покупали на родине, а не ездили в Петербург или Тольятти.

Знаете, говорят, что татары боятся воды. Но мы это опровергаем. Во время чемпионата мира по водным видам спорта я входил в бригаду спасателей — мы занимались важной миссией и спасли не одного спортсмена. Мало кто видит, как они сходят с дистанции, но это случается.

Обслуживание лодки в год примерно стоит 10 процентов от ее рыночной стоимости. В эту сумму входят стоянка и технический ремонт. Это все накопительное, потому что время от времени нужно покупать паруса, делать внешний ремонт, чинить рулевое управление, менять детали. Стоянка в яхт-клубе стоит по-разному и зависит от размеров судна.