10 вещей, которые надо знать о композиторе Владимире Мартынове

Футуристы, знакомство со Стравинским, дружба с «Аукцыоном» и конец света

Завтра в 19:00 в Казанской ратуше состоится концерт Владимира Ивановича Мартынова — пожалуй, единственного российского композитора-философа, чьи идеи неразрывно сплетены с сочиняемой музыкой. В преддверии фортепианного выступления Мартынова и презентации его новой «Книги перемен» на Зимнем книжном фестивале в «Смене» «Инде» разобрался в творчестве автора и попросил рассказать о нем других композиторов и журналистов.

Мартынов — композитор-минималист

В России было не так уж много авторов, предпочитающих простоту и минимализм, — Мартынов один из них. Он считает, что несколькими повторяющимися и лишь незначительно изменяющимися паттернами можно выразить больше, чем в привычном традиционалистскому уху произведении. Из всех современников он выделяет именно коллег по этому размывчатому жанру — Сильвестрова, Райха, Пярта. С последним у Мартынова напряженные отношения — впрочем, Владимир Иванович подчеркивает, что «как с человеком, а не как с композитором». Масла в огонь подлило то, что Пярт посвятил свою симфонию № 4 «Лос-Анджелес» Михаилу Ходорковскому.

Мартынов пишет музыку с раннего детства

По воспоминаниям Мартынова, музыку он начал сочинять в возрасте шести лет — тогда за ним записывал отец, видный музыковед Иван Иванович Мартынов. Выбор дела жизни, конечно же, во многом определило окружение: мать Мартынова работала в хоре. Композицией он занялся чуть позже, в тринадцать, — а еще через три года произошла его встреча с кумиром Игорем Стравинским. Впрочем, как вспоминает композитор, за 20 минут разговора с ненадолго приехавшим в Россию гением они успели обсудить исключительно его нервическую предконцертную диарею и комбинацию лекарств, помогающих с ней справиться. «Позже, когда я стал выступать и такой же недуг стал находить и на меня, я понял, что то было шаманское прикосновение — передача опыта и подтверждение истины», — вспоминает Мартынов.

Мартынов был бунтарем

Выпустившись из Московской консерватории, Мартынов в 1973 году начинает работу в Московской экспериментальной студии электронной музыки. Поначалу его работы носили авангардный характер, но постепенно композитор пришел к периоду «новой простоты». О Мартынове-композиторе тех лет ходит множество слухов: так, во время исполнения его сочинения «Страстные песни» произошла драка между публикой и исполнителями. Сам он объяснил произошедшее недопониманием между двумя сторонами: люди в зале испугались листовок, брошенных в толпу. На них была всего одна строчка: «Христос — моя любовь!».

Алексей Мунипов

журналист

Владимир Иванович Мартынов — редкий композитор, идеи которого известны едва ли не больше, чем, собственно, его музыка. Не все слышали «Дети выдры», но все слышали про «Конец времени композиторов». Хотя не вся музыка Мартынова безоговорочно с ним ассоциируется — мало кто знает, что он сочинял саундтрек к «Острову» Лунгина, «Михайло Ломоносову», «Холодному лету пятьдесят третьего...» или мультфильму «Шкатулка с секретом». Мартынов — очень плодовитый писатель, список его книг грозит сравняться со списком его сочинений. Еще он замечательный рассказчик, о чем знает всякий, кто был на его персональном спектакле в рамках проекта «Человек.док». И, конечно, это довольно конфликтная фигура — в том смысле, что идеи Мартынова и связанная с ними музыка по-настоящему раздражают многих его коллег. Ему шьют формализм, то есть приверженность одному формальному приему, и содержательную пустоту; коллегам Мартынова кажется, что за повторением одного и того же пышного фортепианного паттерна в прямом смысле слова ничего нет — нуль, зеро, он просто вдохновенно водит всех за нос. Соратники же Мартынова и те, кому по-настоящему нравится его музыка (а таких много), считают, что если это и пустота, то пустота высшего порядка, пустота хлопка одной ладонью и остановки мысленного потока — то есть того, чего средствами музыки почти невозможно достичь. Тем более что и сам Мартынов считает это разновидностью духовной практики.

Любопытно, что именно минимализм более или менее классического образца (в случае с Мартыновым всегда очень страстный) по-прежнему способен вызвать в слушателях настоящее негодование. См., например, сравнительно недавние скандалы с исполнением «Очень красивой музыки # 3» Александра Рабиновича-Бараковского или сочинений Стива Райха в Берлине. Выступление на фестивале «Альтернатива» в начале 1990-х, после которого Антон Батагов принял решение больше не выступать публично, тоже было связано с именем Мартынова — Батагов исполнял «Танцы Кали-юги», и публика не смогла это выдержать. Сам Батагов считает, что все это связано исключительно с тем, что мы толком не способны ни на чем сконцентрироваться, и с годами проблема только ухудшилась — спасибо мобильным телефонам.

Я плохо знаю ранние вещи Мартынова; насколько я понимаю, это были работы в духе послевоенного авангарда — он писал кластерами, нравился Эдисону Денисову, а потом ушел в «новую простоту». Для меня он начинается со «Страстных песен» 1977 года, которые, для полноты картины, нужно слушать вместе с другими важными сочинениями этого удивительного года — Tabula Rasa Пярта, «Тихими песнями» Сильвестрова и симфонией № 3 Гурецки. И я люблю (хотя давно не переслушивал) некоторые его вещи 1990-х годов, написанные после долгого периода молчания, — в частности «Плач пророка Иеремии» и «Ночь в Галиции». C фортепианной «Перепиской» с Пелецисом и диском Come in, который выходил на «Длинные руки records», у меня связано много чисто личных воспоминаний. Из сравнительно новых я бы посоветовал «Детей выдры» и удушающе красивую пластинку с музыкой Мартынова, записанной «Кронос-квартетом».

Мартынов на шесть лет прерывал занятия музыкой

В 1978 году Мартынов отошел от композиторской деятельности — в это время он преподавал в Троице-Сергиевой лавре, изучал памятники древнерусского богослужебного пения и певческие рукописи в русских монастырях. В 1986 году он вернулся к написанию собственных произведений — поводом стал звонок Альфреда Шнитке, который сообщил, что Мартынову предлагают написать к тысячелетию крещения Руси произведение «Апокалипсис». Интересно, что за это время вышла пластинка «Метаморфозы», где Бах, Дебюсси и Монтеверди соседствовали с произведениями Артемьева, Богданова и самого Мартынова. Впоследствии он не оставил религиозную тему — в 2000 году у Мартынова вышла книга «Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси».

Результат работы композитора в Московской экспериментальной студии электронной музыки, первое его произведение, вышедшее на физическом носителе, — сам композитор в это время работал в Троице-Сергиевой лавре

Мартынов известен своими радикальными взглядами

Самая известная книга Мартынова вышла в 2002-м — «Конец времени композиторов» подразумевал идею «смерти» автора и «смерти» звездных музыкантов как таковых. Впоследствии Мартынов сказал, что концепцию стоит считать устаревшей и надо двигаться дальше — не так давно его заинтересовала смерть мира как такового, которую он связывал с календарем индейцев майя. Теперь же он увлекся китайской «Книгой перемен», которую называет гадательной практикой: его собственная «Книга перемен» (ее презентация состоится в субботу на Зимнем книжном фестивале) построена по схожей схеме, и в ней можно найти цитаты из Джойса, Пруста и Монтеня, наряду с загадочными схемами и рисунками. Сам Владимир Иванович под выход книги заявил, что хочет стать «диджеем в литературе».

Сергей Невский

композитор

К Мартынову я отношусь с неизменным доброжелательным интересом. Что я мог бы выделить из его произведений? «Ночь в Галиции», да и вообще все те его сочинения, в которых участвуют неакадемические музыканты. Но Мартынов для меня интересен прежде всего как человек, впитавший определенный контекст, отчасти им же и сформированный. Я говорю о московском концептуализме 1970-х. Когда я читаю его книги или статьи, я лучше понимаю историю отечественной культуры. От остальных он отличается желанием проанализировать состояние языка. Один современный художник написал, что любое искусство, не анализирующее свой язык, не может называться современным. Мартынов, безусловно, современный художник в лучшем смысле этого слова.

Мартынов не чужд рок-музыке...

Несколько лет назад музыкальное сообщество облетела новость о сотрудничестве Мартынова с группой «Вежливый отказ», но немногие помнят, что в конце 1970-х он сам основал арт-рок-группу «Форпост», записей которой в интернете практически не найти. Говорят, что тогда композитор увлекался кентерберийским прог-роком. Куда более известна его дружба с лидером «Аукцыона» Леонидом Федоровым: Мартынов часто играл на его сольных альбомах, работал с ним над оперой о святом Франциске и Усаме бен Ладене, а не так давно они выпустили совместный альбом «Элегия». Реакция публики на сближение двух культур не всегда однозначна: семь лет назад на новогоднем концерте ансамбля Мартынова Opus Posth Федорова освистали во время исполнения песни «Самолет».

Один из примеров сотрудничества Мартынова и Федорова — примечательно, что именно живое исполнение песни «Мотыльки» выгодно отличается и от версии с альбома «Элегия», и от сольной версии Федорова

…и фольклору тоже

Еще с 1970-х композитор изучает фольклор разных народов — в те годы он ездил на Кавказ, Памир и в горы Таджикистана за новым материалом. Со временем эта страсть никуда не исчезла и время от времени принимает самые причудливые формы: в 2009 году он с тувинской группой «Хуун-Хуур-Ту» и ансамблем Opus Posth представил сочинение «Дети выдры», написанное на стихи Хлебникова. Тувинцев он явно выбрал неспроста — практически в каждой краткой биографической справке Мартынова присутствует упоминание о том, что он долгое время вдохновлялся музыкой Востока, в том числе и российского, а также интересовался буддизмом.

Настасья Хрущева

композитор

«Стена-сообщение» Владимира Мартынова — 58 минут непрерывного дления для фортепиано — залатала экзистенциальную дыру в постсоветской русской музыке. Долбящий, ударяющий в одну точку ля-минор — трезвучие, провозглашающее конец эпохи, минимализм, отказавшийся от своей ритмической сложности, «русское бедное». Ощущение «конца времени композиторов» через несколько лет усилилось чувством конца времени как такового, конца мира: «конец света уже наступил, но никто этого не заметил», — пишет он в книге «2013». И это самое точное, что можно сказать о травме, произошедшей с академической музыкой с приходом быстрого интернета.

«Конец времени композиторов» никак не может коснуться самого Мартынова (хотя самый вульгарный и самый часто задаваемый вопрос — «почему он продолжает писать музыку сам, если пригласил на казнь всю профессию?»). И не только потому, что из его построений никак не следует физическая невозможность писать музыку дальше. Мартынов выступил глашатаем конца времени композитора-демиурга, композитора-драматурга и нарративной драматургии как таковой, композитора-автора-разнообразных-сочинений, композитора-с-тремя-периодами-творческой-биографии, композитора-новатора и тысячелетней концепции композиторского авторства, завязанной на стратегии непрерывного обновления. Единственный путь, который он оставляет для композитора — и к которому приговаривает себя сам, — это самоподжог: растворение в над-авторском, в бескомпромиссно примитивном, в изначальном. С 1970-х годов одержимый поиском новой ритуальности, он не находит ее в церковной музыке — древнерусском пении, потому что тот Бог мертв, и начинает изобретать собственную. Ответом для Мартынова становится минимализм, который даже сложно назвать этим термином, потому что он равноудален как от утвердительного праздничного трезвона Стива Райха, так и от «сентиментальных» мелодий Симеона тен Хольта. Это беспощадные в своей простоте ветхозаветные послания, созданные из ветра и камня, это бесконечная ночь в Галиции, рассвета после которой не будет. Но он и не нужен, когда есть непрерывное послание без конца, края и содержания.

Мартынов любит обэриутов и футуристов

«Дети выдры» — не единственное сочинение Мартынова на стихи Хлебникова. Одним из первых его произведений считается написанная в 1964 году кантата «Четыре стихотворения В. Хлебникова». Одним из центральных произведений композитора многие признают «Ночь в Галиции», где текст футуриста сочетается с русалочьими песнями, а сам Мартынов попытался отразить в музыке глоссолалии Хлебникова. Позднее он также писал произведения на тексты Хармса и Введенского и не обошел стороной Данте с Джойсом (последнего он вообще считает главным для себя писателем).

Разговор представителей двух поколений — Мартынова и лидера «СБПЧ» Кирилла Иванова — про Дюшана, Pussy Riot и песни октябрят. В самом начале композитора не могут найти: как говорит модератор дискуссии Николай Солодовников, «так бывает: это Эрмитаж»

Мартынов не чурается музыки на заказ

Композитор не раз отмечал, что не видит ничего дурного в музыке, написанной на заказ. В его послужном списке есть как вещи умеренной неожиданности — например музыка к мультфильмам «Дом, который построил Джек» и «Серебряное копытце» (ничего такого — Губайдулина тоже писала музыку к «Маугли»), так и произведения, о которых журналисты спрашивают с особым интересом, — вроде гимна МГУ, где, к слову, он преподает музыкальную антропологию. Музыку Мартынова можно услышать и в фильмах — например в «Холодном лете пятьдесят третьего...», «Кто, если не мы», «Русском бунте» и «Острове».

Мартынова привлекает конец света — и однажды он его отменил

Композитор мыслит временными категориями, привязанными к концу света: он часто упоминает в интервью календарь майя и миллениум. По собственному заверению, однажды Мартынов этот самый конец света отменил. Единственное его произведение авангардистского периода, о котором он время от времени вспоминает, «Охранная от кометы Когоутека», было посвящено комете, что должна была пройти очень близко от Земли. Мартынов говорит, что эти события могут не быть связаны, но после исполнения произведения комета поменяла свою траекторию. Впрочем, это вполне может быть ирония — Мартынов любит в качестве ответа на надоевшие вопросы просто рассказать один из своих любимых анекдотов.

Вход на концерт Владимира Мартынова с браслетом Зимнего книжного фестиваля — свободный

Событие в:

Facebook
«ВКонтакте»

Фото: Аня Шиллер