Устная история. Кто и как создавал главный казанский рок-клуб нулевых «Маяковский. Желтая кофта»

Идея открыть ресторан — а Маяковский задумывался именно как ресторан — появилась у меня в 2006 году. Тогда я работал директором кафе «Театральное» в Доме актера и задумывался над каким-то своим предприятием. Когда появилось здание на Маяковского, оно мне сразу понравилось — я купил его в черновой отделке. Точных сумм сделки не назову, но порядок — около 30 миллионов. Для создания дизайна я пригласил двух своих знакомых: архитектора Рустема Шайхутдинова и художника Евгения Голубцова. Название «Маяковский» придумал я — из-за улицы и из-за связи поэта со всем новым и необычным (именно таким мне хотелось видеть свое заведение), а Рустем с Евгением, работая над пространством, серьезно вдохновились духом футуризма и конструктивизма. Окончательное название «Маяковский. Желтая кофта» придумал Евгений.

Сделать так, чтобы в туалетах звучали стихи Маяковского, — моя идея. Однажды я оказался в ресторане, где в туалете играла музыка, подумал, что это интересно, и решил сделать что-то похожее в своем заведении с поправкой на стилистику. Как-то раз мой товарищ привел к нам подругу и рассказал ей об этих стихах, но в тот день у нас были проблемы с аппаратурой. Он спросил у меня, в чем дело, а я сказал, что вообще-то к нам каждый день приходит актер Качаловского театра и читает эти стихи, просто смена у него начинается в 19:00 и сейчас еще рано. Товарищ поверил.

Быстро выяснилось, что я ошибался, когда думал, что мои клиенты из прошлого кафе придут в новое место вместе со мной — за интересным дизайном и новизной. Их вкусы оказались более традиционными. С другой стороны, в те времена мы в «Театральном» захлебывались от больших банкетных заказов, которые невозможно было реализовать в том пространстве, а в «Маяковском» — вполне.

Впервые я попала в «Маяковский» еще до открытия, во время ремонта. Над оформлением работали мои друзья художники, а поскольку я очень люблю футуристов, то сразу поняла, что готовится что-то особенное для города. Я попросила познакомить меня с владельцем, и мы сразу нашли общий язык — поняли, что здесь нужно что-то кроме гастрономической составляющей, ведь даже из названия было понятно, что люди должны в этом месте не только обедать, но и творить. Правда, сначала мы не понимали, в какую сторону нужно двигаться. У клуба было очень интересное открытие — Илья Славутский и актеры Качаловского театра делали театральную постановку, в которой создали атмосферу НЭПа 1920-х годов.

Почти сразу мы стали работать как банкетная площадка — у нас очень любили устраивать выпускные вечера, юбилеи и свадьбы. Но с подобными запросами приходили, как правило, необычные, творческие люди. Однажды мы даже устраивали свадьбу пары, которая познакомилась в нашем клубе.

Маяковский в туалете действительно удивлял многих. Как-то раз к нам пришел управляющий из налоговой, зашел в туалет и услышал из колонок название стихотворения «Разговор с фининспектором». Вышел, рассказал нам, вместе посмеялись.

А еще мы всегда очень внимательно относились к дизайну афиш — его нам делал прекрасный художник Максим Покалев, я знаю, что кто-то даже их коллекционировал. Эти афиши мы ездили расклеивать по городу толпой друзей — а потом на тех же машинах встречали звездных гостей. Один раз даже в милицию попали за незаконную расклейку.

Первый концерт у нас прошел спонтанно. У моих знакомых организаторов слетела площадка для выступления группы «Ва-Банкъ», и они попросили помочь — мы не отказали и даже денег с них брать не стали. Наскоро сколотили деревянную сцену, в итоге было человек 300. Потом тот же организатор предложил сделать концерт «Аукцыону». Эти музыканты выступать на нашей сцене уже не могли — она была слишком маленькая. В итоге играли концерт на полу, притом в центре зала — до сих пор удивляюсь, что они на это согласились. Концерт прошел на ура, люди свисали с перил, Гаркуша танцевал прямо среди публики.

«Аукцыон» тогда приехал со своей аппаратурой и техниками, но мы поняли, что клубу нужно как-то обустраиваться для концертов. Сперва сами сварили еще одну, уже железную сцену и закупили базовую аппаратуру. До этого никто из команды клуба не делал концертов, так что в некотором смысле мы все изобретали велосипед. Первый комплект музыкального оборудования, правда, довольно быстро вышел из строя — казанские музыканты постарались. Мы купили «не райдерный» звук — для казанского формата он был нормальный, но для приезжих музыкантов приходилось частично арендовать аппаратуру. Постепенно мы докупили все необходимое оборудование и в аренде уже не нуждались.

Дела с альтернативными концертами в Казани всегда обстояли не очень хорошо. В 2007 году в городе проходили исключительно мероприятия дискотечного формата, поэтому мы, можно сказать, были первыми, кто начал серьезно заниматься привозами рок-групп. Музыкальная политика у меня как у арт-директора, конечно, была, но я не ориентировалась на рамки музыкальных стилей — скорее просто выступала за качественную музыку. Мы не только сами делали концерты, мы были открыты для сторонних промоутеров, которые радовались появлению новой площадки. Старались учитывать мнение аудитории — устраивали опросы в соцсетях о том, кого люди хотели бы видеть в Казани. Очень многие группы мы привозили в город первыми: Billy’s Band, Markscheider Kunst — вот не самые известные, но культовые для узкой аудитории примеры. Сергей Шнуров впервые приехал в Казань со своим проектом «Рубль» именно к нам. Кстати, в клуб он буквально пришел пешком — из гостиницы, с гитарой за спиной.

Мы активно поддерживали и казанские группы — мне кажется, в «Маяковском» переиграли почти все местные коллективы, от молодых поп-панк-команд до крупных рокеров типа «Дома кукол». Также у нас на много лет прочно осел «Харокат» (казанский рок-фестиваль, придуманный в 2006 году участником команды КВН «Четыре татарина» Марком Званцем, после его смерти проходящий в его честь. — Прим. «Инде»). Мы устраивали «Кобейники» (трибьют-вечеринки группы Nirvana. — Прим. «Инде») и свои «Кинопробы» (концерты, на которых исполняются песни группы «Кино». — Прим. «Инде»), которые собирали много людей. Однажды делали концерт помощи бездомным животным — помню, я даже пришла со своей собакой.

Впервые с клубом «Маяковский» я поработал в 2008 году в составе творческого объединения kak?tak. Вечеринка называлась «Стеклянный июль» — ее делали я, нынешний арт-директор бара «Соль» Тимур Птахин и Камиль ЕА из дуэта PTU. Выступали Love-Fine (группа Тимура Птахина, Леши Белоусова и участников дуэта PTU. — Прим. «Инде») и Matsutake, проект Жени Горбунова (музыкант групп Narkotiki, Stoned Boys, Glintshake. — Прим. «Инде»).

После этого мы с ребятами делали много мероприятий как промоутеры — в 2009 году привезли в Казань часть фестиваля актуальной независимой музыки Future Sound of Russia. У нас сыграли Bajinda Behind The Enemy Lines из Самары и On-The-Go, которые тогда были еще тольяттинской группой. Помимо живых концертов групп, которые kak?tak всегда проводил в «Кофте», мы еще активно занимались вечеринками — были немного клубными цыганами, проводя мероприятия то в «Плотине», то в кафе «Ваниль», то вообще в какой-нибудь городской бане.

После того как мы начали постоянно делать концерты в «Кофте», Алиса пригласила меня на место своего помощника, а чуть позже я заменил ее на посту арт-директора (правда, Андрей Георгиевич тогда почему-то настаивал на должности «арт-менеджер», говоря, что «теперь в этом клубе только один директор»). Арт-политика заведения тогда была следующая: часть мероприятий делал сам клуб, а часть — промоутеры на разных условиях сотрудничества с «Кофтой». Если говорить про клубные мероприятия, был перечень артистов, которые постоянно приезжали к нам: группы «Крематорий», Distemper или Lumen, например. У Андрея Георгиевича был личный топ групп, которые он хотел видеть в «Маяковском», и это были коллективы формата либо «легенда русского рока», либо «ресторанный рок-ансамбль» — под такие обычно хорошо пьют, особенно публика 35+. Отдельной важной линией были регулярные мероприятия нашей промо-группы kak?tak, концерты с модными и, как тогда бы сказали, хипстерскими группами: Tesla Boy, Stoned Boys и т.д. Во всем, что касается этих концертов, у меня всегда был карт-бланш от руководства, потому что они были стабильно успешны: приходило много людей, мы хорошо зарабатывали на баре.

В целом мы были довольно терпимой к разным музыкальным направлениям площадкой. Со своей стороны я всегда старался помочь всем промоутерам в организации — иногда мне не нравилась музыка, которую они предлагали, но часто я понимал, что за ними будущее. Например, ребята из Churchill promo делали у нас самые разные концерты, от малоизвестных гаражных рокеров до группы «Психея». Потом появился Шурик Сафин (промоутер, сооснователь бара «Соль». — Прим. «Инде») и привел в «Маяковский» невиданные толпы людей, я хорошо помню его первые концерты — группы вроде «Фруктовый кефир» были суперуспешными. А потом Шурик стал привозить исполнителей уровня Sunsay, и клуб набивался просто под завязку. Еще мне очень нравилось то, что делали ребята из GhettoLifeSquad, — это были мероприятия, связанные с фанком, дэнсхолом и дабстепом. Собственно, самым активным из этой группы был Антон Бут, который впоследствии открыл Jam Bar.

Но бывало и так, что попадались недобросовестные промоутеры. Как-то к нам приезжала построк-группа And so i watch you from afar — и промоутер, их привозивший, настолько перепил, что мне экстренно пришлось брать на себя всю работу на площадке.

Поначалу мы пытались все концерты делать самостоятельно: искали контакты артистов, узнавали ценники, сами созванивались и покупали билеты. Рук на все не хватало, поэтому у нас в разное время было несколько неудачных, затратных концертов. Например, когда к нам в 2012 году приехал Александр Ф. Скляр, в зале было 30 человек. Если промоутер или какой-то местный коллектив работал с нами на условиях аренды площадки, мы просили от 10 до 25 тысяч рублей — ориентировались на репутацию человека (группы) и потенциальный успех концерта. Например, группа «Дом кукол» выступала у нас фактически бесплатно, они просто оплачивали услуги персонала, потому что мы понимали, что придет много народу и будет хороший сбор с бара. Благотворительные вечера мы проводили бесплатно, например «Рок против диабета».

Мне кажется, у клуба не было четко сформулированной музыкальной политики — главное, чтобы не попса. Обычно это был рок, альтернатива, чуть позже — рэп. Мы полностью сходились во вкусах с Алисой Вяткиной — при ней музыкальная линия и начала выстраиваться. Другое дело, что Алиса была очень творческим сотрудником, а я-то еще деньги считал и концерты хотел окупать — впрочем, консенсус всегда находили. Я всегда был открыт к разным стилям и жанрам. В конце 2007 года с нами стал работать художник Роберт Хасанов (сегодня — директор ЦСК «Смена». — Прим. «Инде») — он был помощником арт-директора и занимался программой будних дней, потому что нам очень хотелось, чтобы в клубе была жизнь не только по выходным. Роберт запустил серию мероприятий «Маяк: Show & Play»: сначала люди смотрели фильм о музыке, а потом выступали диджеи — например из объединения Lazy Рeople.

Я считаю, что личная антипатия не повод не пускать коллективы на сцену. Со мной согласовывались далеко не все концерты — это было на ответственности арт-директоров, — поэтому каких только групп я в «Кофте» не слышал, просто кошмар! Я даже не ожидал, что гитара может издавать такие звуки. Как-то раз к нам приезжали Ольга Арефьева и группа «Ковчег» — это такой мелодичный фолк-рок под акустическую гитару и виолончель, очень утонченная музыка. И так вышло, что они не смогли уехать на следующий день, как планировали, поэтому пришли к нам на концерт какой-то очень тяжелой, жуткой группы. Мне было ужасно жалко Арефьеву и стыдно перед ней.

Когда мы с HSV только начинали играть в МЖК, сами не до конца понимали, что такое хороший звук — это было самое начало нашей деятельности и выступали мы только на совсем подпольных площадках. Поэтому нам было просто в кайф играть на высокой сцене с большим количеством аппаратуры. Я, конечно, слышал, что многие музыканты жаловались на аппарат и на работу звукорежиссера, но у нас никогда претензий не было. А когда мы прокачались и поняли, какие ручки нужно крутить, с нами уже работал свой звукорежиссер Артем Петраков.

Я начал работать в «Маяковском» в конце 2010 года по приглашению Андрея Шафоростова, уволившись с позиции режиссера монтажа телеканала «KZN-Звезда». Мы уже были знакомы с Покровским, поскольку я иногда помогал клубу с концертами моих друзей — Distemper, «Тараканы» и так далее. Всю сознательную жизнь я прожил в рок-н-ролле, а тут появилась возможность этим заниматься «профессионально», и я был очень рад. Правда, денег там я получал сильно меньше, чем в телевизоре.

Концертная программа, как мне кажется, сильно различалась при Алисе, Андрее и потом при мне (я делал больше панк-рока). Какой-то четкой музыкальной программы у меня не было. С одной стороны, каждый год в рамках больших туров у нас играли группы типа Distemper, «Тараканы», «Тролль гнет ель». Андрей Георгиевич ругался, говорил, что Зеленый привел в клуб панков, но я старался, чтобы концерты проходили регулярно и клуб не простаивал. Рэп в «Кофте» тоже бывал — старая казанская рэп-тусовка проводила там концерты каждый год, народу всегда было полно. Периодически выступала старая рэп-команда «Градус грасс». Oxxxymiron и Schokk выступали там еще до моего прихода, а при мне приезжали группы «25/17» и «Карандаш» — их привозили ShowMakers group.

Первое время в «Маяковский» приходили скорее как в клуб по интересам. Основная публика заведения в 2007-м — творческая, андеграундная молодежь города. Я хорошо помню концерт «Аукцыона»: трудно было представить себе где-то еще в Казани такую концентрацию людей с интеллектом на лице на квадратный метр.

Все 10 лет существования клуба к нам ходили совершенно разные люди. Некоторые меня шокировали: например, у нас я впервые услышал группу Distemper, и мне очень понравилась их музыка, но страшно не понравилась публика. Их концерт — первый серьезный разрыв моего «ресторанного» шаблона относительно формата «Маяковского». Первый слэм, первый разгром туалетов, сломанные двери, грязь.

Выступление группы «Радио Чача» (сайд-проект лидера группы «Наив» Александра Чачи. — Прим. «Инде») было первым концертом, который я сделал в «Маяковском» как арт-директор. Группа «Наив» в свое время была моей любимой панк-группой и привоз Чачи в Казань был для меня своего рода закрытием гештальта. Тогда я впервые реально оценил казанскую аудиторию и был очень шокирован тем, что группа у нас собрала 250 человек, а на следующий день в Ижевске собрала 600, а еще 100 просто не влезли. И это при том, что в Ижевске живет в два раза меньше людей.

Почти все время, пока существовал «Маяковский», у нас была одна и та же охрана. Сначала мы нашли начальника — преподавателя регби Михаила, которого все вскоре стали звать дядя Миша. Очень умный, интеллигентный человек, всегда находит правильный подход к людям. Он же подобрал команду охранников из своих друзей-спортсменов. К охране было много пожеланий и инструкций: во-первых, внимательный контроль на входе и на танцполе. Сперва жесткого досмотра не было, но потом мы заметили, что многие норовили пронести с собой алкоголь. Впрочем, когда мы ввели контроль, некоторые посетители стали заливать в себя выпивку залпом на крыльце: с охранником здоровались еще трезвые, а поднимались в зал уже шатаясь. Позже посетители приноровились кидать друг другу спиртное через балкон, а потом стали через него даже в клуб залезать. Но мы все это пресекали.

Слэм я никогда не приветствовал, особенно на крупных концертах — мне как директору и хозяину заведения было больно смотреть на эту давку, мало ли что случится. Тем более что иногда правда случалось: тому нос разбили, другого замяли. Самых ярых дебоширов охрана выдергивала и либо выводила на улицу, либо проводила с ними воспитательную беседу. Но черного списка как такового у нас не было никогда. Просто многих нарушителей спокойствия охрана знала в лицо. Среди них, кстати, были и некоторые казанские музыканты. Хорошие музыканты, но как выпьют — перестают себя контролировать. Имен называть не стану.

Однажды мы с ребятами сильно угорели на концерте группы On-The-Go — она была еще не столь известна и базировалась в Тольятти. А мы тогда слушали совсем другую музыку — экстремальную, кричащую. Мы устроили небольшой замес, но не с толпой, а своей тусой: слэм и все такое. Кажется, в тот вечер нас прогнали. Вообще, стычек с охраной у меня было несколько. Мне кажется, долгое время охрана была просто не проинструктирована, что на рок-концертах люди могут толкать друг друга, танцуя, и большинство пришедших понимают правила игры, так что за слэм из «Кофты» могли просто прогнать. Правда, иногда я действительно вел себя вызывающе. Но со временем с охраной мы подружились.

Еще у посетителей «Маяковского» была традиция — перед концертом выпить во дворике у ТИСБИ. Как-то раз мы отправились с товарищем на концерт группы NRKTK и во дворе подсели к каким-то ребятам неформальной наружности — кажется, в футболках группы «Король и Шут». Почему-то разговор зашел об уважаемом мной Децле — ребята назвали его фуфлом, я настаивал на обратном, произошел конфликт. Мне об голову разбили бутылку пива, а мой товарищ в ответ разбил свою бутылку об голову моего обидчика. В итоге вместо концерта я лежал дома с кровоточащей раной.

К сожалению, самое яркое воспоминание о наших выступлениях c HSV в МЖК тоже связано с насилием. Мы провели крутейший концерт, было много людей, и под занавес я в порыве рок-геройства бросил гитару в толпу. Она прилетела точно в голову нашей хорошей подруге Юле. О том, что у Юли рана, я узнал только сойдя со сцены. Мы пытались сами все обработать, но в итоге Юлю увезла «скорая». Поскольку сделать мы ничего не могли, обеспечили Юлю пожизненным абонементом на концерты HSV — она сейчас живет в Москве и иногда им пользуется.

Я очень круто познакомился с начальником охраны дядей Мишей. Это было на одном из первых выступлений группы «Витамин роста» в «Кофте», я тогда еще не был знаком с персоналом. Во время концерта я прыгнул со сцены, меня поймали люди, и я случайно зарядил своим ботинком «Доктор Мартенс» прямо по голове дяде Мише. Я подумал, что он открутит мне голову, но этого почему-то не случилось. После концерта я подошел к нему извиниться, он зажал мою руку в своей здоровой лапе и пробасил: «ну, бывает». Вообще, в «Кофте» всегда была кайфовая охрана и они всегда давали дебоширам шанс исправиться. Я сам иногда подходил и говорил: «этого человека нужно из клуба вывести!», а мне отвечали: «подожди». Черного списка действительно не было, хотя однажды какая-то девочка решила на нашем балконе справить нужду, и больше мы ее в клуб не пускали.

В начале моей работы в клубе Андрей Георгиевич вручил мне телефон сотрудника «Центра Э» (Главное управление по противодействию экстремизму Министерства внутренних дел. — Прим. «Инде») и просил предупреждать их о наших «стремных» концертах. Например, я звонил им перед выступлением группы Distemper (ска-панк-коллектив, популярный у представителей антифашистского движения. — Прим. «Инде») — хотел, чтобы были приняты дополнительные меры безопасности и никому снова не разбили голову, как это уже было перед концертом группы годом ранее (тогда в клуб прибежали так называемые «наци-скинхеды» и закидали бутылками балкон). После моего звонка сотрудники органов выловили в окрестностях «Кофты» больше 50 человек с монтировками, притом из разных городов.

Еще мне несколько раз предлагали сделать концерт «Коррозии металла», но я отказывал — группу с фашистскими текстами привозить не собирался. Правда, потом мы решили привезти Boroff Band — это проект вокалиста «Коррозии» Паука, который исполняет старые угарные песни без нацистских тем. Менеджмент группы разрешил мне поставить на афишу логотип «Коррозии металла», но в какой-то момент мне позвонил Покровский и говорит: «Слушай, на меня вышел Троицкий, очень ругался». Сперва я подумал про Артемия Троицкого и совершенно не врубился, что ему не нравится. Оказалось, что Андрею Георгиевичу звонил Паук (Сергей Троицкий). После звонка он стал написывать мне в личку в ВК — просил убрать логотип с афиши. Это была гениальная переписка с рок-героем, который реально пишет так же, как говорит: без знаков препинания, с кучей ошибок. Начал угрожать нашествием на клуб скинхедов и какой-то другой дичью. Когда Троицкий пригрозил Покровскому прокуратурой, логотип действительно пришлось убрать. Но у «Центра Э» вопросов к нам тогда не появилось — все-таки не меломаны они.

Жалобы на звук от жителей соседних домов первое время поступали довольно часто — на нас было написано много бумажек в разные инстанции и мы лично ходили извиняться. Но серьезных конфликтов никогда не было. Один из жильцов как-то сказал: «Хорошая у вас музыка, но уж больно громкая». Я в ответ позвал его на концерт, на что он ответил, что послушает дома. Больших проблем с полицией тоже не было — концерты у нас не отменяли. Правда, была история с группой «Ляпис Трубецкой» в 2014-м. Они приехали к нам в разгар событий на Майдане, чем вызвали большой интерес полиции и мэрии. Меня пригласили к начальнику Вахитовского РУВД, который хотел убедиться, что «майдан» я устраивать не собираюсь. Притом было очевидно, что полицейские не понимают, что это за музыканты, — даже название группы не могли правильно выговорить.

ГНК к нам действительно приезжали пару раз, но концерты никогда не останавливали. Насколько мне известно, ничего никогда не находили. Более того, в 2010 году мы наряду с еще двумя клубами были признаны Министерством молодежи РТ лучшими в проекте «Жизнь без наркотиков».

Я не хотел бы тянуть на себя одеяло и говорить, что вот мы с «Желтой кофтой» внесли большой вклад в жизнь города, но очевидно, что первые привозы условно модной в нулевых музыки спровоцировали появление в Казани новой, активной аудитории. Конечно, в любом случае в городе рано или поздно появились бы и промоутеры, и публика, но без «Кофты» это случилось бы сильно позже. Каких-то внятных конкурентов «Маяковского» или аналогичных площадок в Казани, по крайней мере во время моей работы, не было.

В 2013 году мои знакомые, владельцы одного казанского ресторана, нашли инвестора на новое заведение и искали для него подходящее помещение. Вопрос концепции тогда был открыт и зависел от места. Я предложил им попробовать встретиться с Покровским и выкупить «Желтую кофту». Они предложили за клуб порядка 50 миллионов рублей, но получили отказ. Вполне возможно, что если бы сделка все-таки состоялась, сейчас я бы занимался именно «Кофтой» и пробовал бы сделать из нее успешный и актуальный проект.

Все то время, пока я работал в «Кофте», клуб почти не зарабатывал на продаже билетов — жили в основном за счет бара. Бывало, что к середине концерта у нас просто заканчивалось все пиво и бармены бежали в соседний магазин.

Нельзя сказать что «Маяковский» всегда был в минусе — денег у нас, как правило, хватало ровно на самоокупаемость. Года два назад стало совсем плохо: резко снизилась покупательная способность аудитории. Мы ведь никогда не старались заработать с билетов — эти деньги всегда уходили на гонорары, а клуб оставлял себе доход с бара, и он резко сократился, когда грянул кризис. Бывало, что на концерте, куда пришли 400 человек, выручка составляла тысяч восемь.

Поскольку ощутимой финансовой отдачи от тех материальных и душевных вложений, которые я делал все это время, я не видел, мне часто хотелось все бросить. Последнее время мы почти не делали концерты сами, работали только с промоутерами — сейчас очень много молодых ребят, которые с головой бросаются в это дело, правда, я не представляю, как они выкручиваются. Очень многие меня учили, как нужно работать, чтобы сделать клуб прибыльным, но сам почему-то так никто и не взялся. В итоге мы закрываемся: мне поступило предложение сдать «Маяковский» в долгосрочную аренду. Я по-прежнему остаюсь владельцем здания, но никакого отношения к новому проекту иметь не буду. Конечно, я расстроен. У меня была отличная команда — техперсонал, бармены, охранники, уборщицы, они тоже очень опечалены. Я чувствую свою ответственность перед ними, хотя они вроде бы все понимают, и я им очень благодарен. А еще благодарен всем коллективам, когда-либо у нас выступавшим, — без них ничего бы не было.