«Нью-Йорк обходится без главного архитектора — и ничего»

«Проповедники деревянной архитектуры», московское бюро Wowhaus за последние семь лет создало знаковые московские проекты общественных (и не только) пространств: парк Горького, институт «Стрелка», электротеатр «Станиславский», Крымская набережная, «Городская ферма» и Зелёный театр на ВДНХ. Журналист «Инде» Динара Валеева поговорила с одним из основателей архитектурного бюро Wowhaus, тьютором прошедшего воркшопа «Весенний МАРШ» Олегом Шапиро об «идеальном» Менделеевске, критериях успешности архитекторов и музеях современного искусства как новой айдентике городов.

Расскажите об объекте, над которым работала ваша команда на «Весеннем МАРШе», — прибрежной территории реки Тоймы в Менделеевске. В чём была его особенность?

Это скорее не проект, а предпроектная проработка: основные идеи — то, что иногда называется концепцией. Там очень интересно. Менделеевск разделён на две части. В центре сосредоточена промышленность и всё, что ценно для города. Здесь находятся музей, старые корпуса химического завода. Там же находится и вся вредность от производства, и есть место, где возможен парк. Это рекреационная зона с речкой и замечательным островом, через который проходит единственная трасса, соединяющая производство и две части города между собой. Там масса возможностей и масса проблем — всё в одном месте.

Удивительно, что администрация города выбрала именно это место. Оно не очевидное. Мне кажется, это ключ к дальнейшему развитию города. Там можно много что сделать.

Молодые архитекторы создали удивительный план развития объекта на 25 лет. То есть через 25 лет этот кусок земли будет идеальным, в том числе и из соображений вредности. Производства уйдут, здесь будет экологически чистое место. Там уже есть какая-то жизнь: работают маленький хлебозавод, который пахнет хлебом, и небольшое кафе, которое можно развивать.

Кроме того, проект разделён на зоны: зона тихого отдыха вокруг пруда, образовательная зона около музея. Вдоль речки естественным образом образуется парк, можно будет пустить небольшие лодочки. В верхней части можно сделать центр для тинейджеров. У нас есть проект, который мы давно разрабатываем, — «Фабрика молодёжи». Это место, где люди от 12 до 15 лет смогут собираться и делать всё, что захочется. При этом там есть точки проката и кто-то, наблюдающий за безопасностью. Это шумная зона. Там же можно сделать небольшую концертную площадку.

Проект, который вы разрабатывали с молодыми архитекторами для Менделеевска, — это ваша первая работа за пределами Москвы?

Мы базируемся в Москве, и не только потому, что нам так хочется. Просто в Москве сосредоточены основные деньги. Мы не очень дешёвые архитекторы, и проекты у нас довольно крупные. Но Wowhaus делает проекты и в других городах — Екатеринбурге, Ростове, Сочи, Самаре. В прошлом году мы много занимались Санкт-Петербургом. Там активное местное архитектурное сообщество. Мы часто взаимодействуем в гуманитарном плане: читаем лекции, организуем семинары, встречи. Кроме того, мы проводим ежегодный фестиваль «Арт-Овраг» в Выксе (город в Нижегородской области. — Прим. «Инде»). Мы работаем за пределами Москвы меньше, чем хотелось бы. Но ситуация развивается к лучшему.

Есть ли специфика работы в регионах по сравнению с Москвой?

Региональные проекты обычно чуть меньше, но не всегда. Целая группа Wowhaus сейчас работает в Ростове — там делают городской парк и для этого используются негосударственные деньги. Чаще всего в регионах это инвесторские или девелоперские деньги, потому что бюджеты небольшие. На бюджетные средства невозможно сделать проект. В одном из волжских городов у нас шли долгие и тщательные переговоры о том, чтобы сделать набережную с кинотеатром хотя бы на 200–250 мест. Но выяснилось, что годовой бюджет города чуть меньше, чем стоимость кинотеатра на 100 мест.

Довольны ли вы уровнем подготовки молодых архитекторов «Весеннего МАРШа»?

Отобранные участники воркшопа — это люди, которые как минимум хотят работать. У кого-то получается лучше, у кого-то хуже. Когда к нам в Wowhaus приходят молодые архитекторы, выяснить, насколько они способны и талантливы, можно только через несколько месяцев, а то и через полгода. Им ставят новые задачи, требования, условия игры. Участники «Весеннего МАРШа» выполнили задачу, сделали это с большим энтузиазмом. Я думаю, что здесь собралось много вполне талантливых архитекторов.

Для чего нужны такие воркшопы, как «Весенний МАРШ»?

Сложный вопрос. Молодым специалистам воркшопы дают опыт, возможность общения с коллегами и отборными архитекторами, возможность решения конкретных, комплексных и сложных задач, с которыми они редко сталкиваются на своём рабочем месте или не сталкиваются вовсе. Для республики это повышение квалификации и уровня профессионализма местных архитекторов (большинство участников «Весеннего МАРШа» были из Казани и других городов Татарстана) и возможность привлечь энтузиастов — лёгких на подъём талантливых людей, которые могут приехать в республику и что-то решать и делать. Но при этом, мне кажется, не стоит преувеличивать практическое значение подобных воркшопов. Я уверен, что взять результаты прошедшего воркшопа и воплотить их в жизнь, к сожалению, нельзя.

Каким должен быть хороший архитектор?

Профессия «архитектор» — довольно широкое понятие, и у самих архитекторов по этому поводу нет консенсуса. Мы можем нарисовать линию. В одном её конце специалист рисует фасады, в другом думает, как люди живут в доме, что с ними будет, как этот дом улучшить. Специалисты двигаются по линии, они могут находиться в разных точках. Эта история движется не только от одного архитектора к другому, но и во времени.

Понятно, что архитектор может быть аналитиком и должен быть энтузиастом. Но есть ещё что-то, что позволяет или не позволяет ему быть хорошим архитектором. При этом есть разные задачи. Нашему бюро кажется, что задачи социального программирования, придумывания — это важно вне зависимости от масштабов проекта. Если мы делаем город, мы должны придумать, как он будет жить. Если мы делаем небольшой дом или ресторан, мы должны понимать, как человек идёт из точки А в точку Б, что он при этом чувствует, зачем он туда идёт, почему ему в одном месте хорошо сидеть, а в другом стоять, сколько людей будут сюда ходить, кто они и как будут совмещаться. Эти сценарии и вариативность движения очень важны. Поэтому мы обычно делаем чуть больше, чем другие архитекторы. Например социологический и антропологический анализы, всяческие модели. Конечно, их можно не делать, потому что заказчик не очень-то хочет за это платить. Мы делаем, потому что верим, что результат от этого улучшается. Кроме того, важно то, что считается критерием успеха. Это может быть большое количество статей, отзывы товарищей, красивые картины или хорошие фотографии.

Проще говоря, насколько то, что мы построили, провоцирует коммуникацию или создаёт возможность для коммуникации. Если место вызывает интерес и люди хотят туда попасть — вот это успех.

В одном из интервью вы говорили о должности главного архитектора города, что её авторитет в целом в России стремительно падает. Почему?

В России авторитет главного архитектора никогда высоким и не был. В 1960-е, когда были только МАРХИ и Свердловский институт, главных архитекторов часто замещали инженеры. Сейчас почти все главные архитекторы находятся в непосредственном подчинении у руководителей стройкомплексов (городских властных структур, которые занимаются градостроительным развитием. — Прим. «Инде»). Поскольку предполагается, что архитектор формирует перспективу для развития города и должен отслеживать его социальные, статистические параметры и ещё много чего, странно, что он делает это, будучи в подчинении. Возможно, как в некоторых городах мира, должность главного архитектора вообще не нужна, потому что непонятно, чем он занимается. Нью-Йорк обходится без главного архитектора — и ничего.

Какие зарубежные проекты вас вдохновляют?

Есть много проектов по реновации прибрежных зон в промышленных районах — например во Франции или Madrid Rio в Испании. Madrid Rio — не самая архитектурно выдающаяся история. Но, во-первых, проект большой, во-вторых, за счёт протяжённости он реновирует довольно большую часть города, и у него есть серьёзные перспективы воздействия на город. Это общегородской большой социальный проект. Его завершали, когда в Испании был жёсткий кризис. Ещё мне нравится устройство музеев современного искусства. Дело не в том, что это музеи современного искусства, а в том, что их делают города и гордятся этим. Музеи — это новые символы городов, их айдентика.

Почему Wowhaus занимается проектированием, по большей части, именно общественных пространств?

Общественные пространства — это интересно. И мы с удовольствием ими занимаемся. До нас этого никто не делал. Первым нашим пространством был двор «Стрелки». Москва, как и другие русские города, была местом, где пешеходу невозможно жить. Любое расстояние нужно было проезжать на автомобиле. В какой-то момент новые власти решили изменить ситуацию, понадобились новые идеи. Тогда было решено сделать общественные пространства. Они пришли на «Стрелку» — на тот момент единственное маленькое общественное пространство. Мы подумали, что в Москве нет ни одной безопасной площади, и решили её сделать. Нас попросили поучаствовать в парке Горького. Все любят успешные кейсы и верят тем людям, у которых получилось... Ещё мы работаем и с объектами культуры. Почему мы не занимаемся жильём? Это нам кажется довольно скучным. Сейчас, в годы печали и кризиса, жильё — единственное, что строится. Мы хотим делать нескучное жильё. Много интересного строится в Скандинавии. Но такого рода заказчик нам пока не попадался. Или мы не попались ему.

Вас называют «проповедниками деревянной архитектуры в Москве». Почему вы выбираете в качестве основного материала дерево?

Дерево в какой-то момент стали считать не городским строительным материалом. Но мы знаем, что при правильной обработке та же лиственница может жить долгие годы. В русских городах, по большей части поволжских, да и в Москве историческая постройка была деревянной. Мы просто вернули этот материал в город. Он много чем хорош. Во-первых, дерево экологичное. Во-вторых, оно возобновляемое. В-третьих, оно недорогое. В-четвёртых, дерево красиво стареет. В-пятых, оно заменимо, и так далее. Мы впервые использовали дерево на «Стрелке», потому что дело происходило на «Красном Октябре», где ожидалась комплексная реконструкция. Наш объект должен был просуществовать три года. Прошло пять лет, а он ещё существует. Просто мы были первыми, кто активно применил дерево в городских условиях. Но нам никогда не казалось, что мы делаем что-то вне правил. Мы считали, что это очевидная вещь.

На сайте Wowhaus написано: «Современная архитектура медийна, таргетирована и требует программирования». Что это значит?

Ну, это мы так умничаем. (Смеётся.) Про программирование я уже рассказал. Успешной архитектуре, особенно в области общественных пространств и сооружений, без этого не обойтись. Таргетированность — это история, связанная с программированием.

Возьмём, к примеру, Крымскую набережную. Нам нужно понимать, что там происходит в течение дня, недели, сезона. Чем отличается её использование зимой и летом, в будний день и в выходной, утром, днём и вечером. Мы понимаем, что утром на набережной, скорее всего, будут спортсмены, и нам нужно понять, что они там будут делать. Днём — это бабушки с маленькими детьми или мамы с колясками, после обеда — школьники. А вечером это могут быть взрослые пары или молодые люди, которые должны где-то встретиться, выпить, куда-то зайти. Надо сказать, что все люди, которые бывают на набережной, перемешиваются. И мы должны придумать, как они все вместе будут заниматься чем-то своим, чтобы им было интересно. Это называется таргетирование.

Теперь что касается медийности. Понятно, что архитектор всегда делает некое сообщение. Другой вопрос, что сообщение в классической архитектуре часто связано с каноном, а он существует долго. Сейчас в мире архитектуры, фэшна и дизайна сложно найти даже длительный тренд, который бы монополизировал рынок. Поэтому высказывание архитектора становится ещё более чётким и определённым, и это ценится. Причём высказывание может быть какого угодно рода — пластической формы или, наоборот, как у Алехандро Аравена (чилийский архитектор. — Прим. «Инде»), который говорит, что важна не форма, а социальный прогресс. Есть и другая сторона вопроса. Потребитель не дурак и не хочет жёсткого навязывания. Поэтому при авторском высказывании важно давать возможность свободы восприятия и интерпретации. На самом же деле, как мы знаем, выпущенное автору уже не принадлежит. Интерпретации бывают разные, их не остановить. Иногда они не имеют никакого отношения к замыслу автора, а что там думал автор, совсем не обязательно знать.

Читала о том, что основатели Wowhaus не получают зарплату. Как это?

Как-то раз мы это сказали, и все запомнили. Мы живые люди, и нам, конечно, нужны деньги. Мы их получаем, просто иначе. Поскольку мы владельцы бизнеса, мы получаем не зарплату, а какую-то часть прибыли.

Как так получилось, что Wowhaus приложили руку к самым знаковым объектам Москвы?

Мы активны. Например, Крымскую набережную никто не планировал делать, её вообще никто не замечал. Просто, когда мы проектировали парк Горького, у нас офис был на «Красном Октябре». Мы всё время ходили мимо и видели, что это забытая территория в центре Москвы. Поэтому и предложили переделать. Разработали за свой счёт проект-концепцию, и нас заметили. Показали министру культуры, он пошёл к мэру, тому идея понравилась. Почему — мы узнали только потом: вскоре должны были состояться досрочные выборы мэра Москвы... Нам повезло быть у начала, и мы были к этому готовы. Мы появились в 2007 году и вообще-то нас никто не ждал. Тогда Москва была поделена на занятые архитекторами «клеточки». Когда мы решили заняться архитектурой, выбрали временную архитектуру — это была незанятая ниша. Когда у тебя что-то начинает получаться, тебя приглашают дальше. Мы постоянно что-то придумываем, делаем, показываем.

В одном интервью вы сказали: «Я кожей ощущаю, что мне есть что сказать, а времени мало. Поэтому мы много всего пытаемся сделать». Что бы вы ещё хотели сделать?

У нас в бюро идут одновременно 15–20 проектов. Мы довольно много делаем концепций, конкурсов. Мы не делали музей — хотелось бы его сделать. А вообще хочется сделать хорошее жильё, небольшой странный город.

Мы сделали Wowhaus в 2007-м, но реально он заработал в 2009–2010-м — все начали давно, а мы только-только. Если ты профессионал, тебе интересен широкий спектр историй. А по нашей идеологии, архитектор должен уметь работать во всех сферах и масштабах. Мы так и пытаемся.

Фото: Настя Ярушкина, park.tatar, urbanurban.ru, wowhaus.ru