«Мы не можем бросить наш язык». Как в татарстанских школах учат чувашский, марийский, мордовский и удмуртский

В июле президент РФ Владимир Путин на заседании Совета по межнациональным отношениям заявил о недопустимости сокращения уроков русского языка в национальных республиках. Татарстан отреагировал быстро и бурно: русскоязычные родители массово выступили за отказ от обязательных уроков татарского, в Минобре республики начались прокурорские проверки, а местные чиновники отвечают на народное недовольство ссылками на татарстанскую Конституцию, в которой статус языка закреплен как государственный. Противостояние татарского и русского полностью вытеснило из информационного поля проблемы других национальностей, проживающих на территории Татарстана. «Инде» поговорил с учителями чувашского, марийского, мордовского и удмуртского языков о процессе обучения в национальных школах, где ученикам приходится усваивать сразу четыре языка: русский, татарский, иностранный и родной.

Светлана Сусарина, 41 год

Учитель чувашского языка в Табар-Черкийской средней общеобразовательной школе (Апастовский район)

Я родилась в Яльчикском районе Чувашской Республики. По национальности я чувашка, мой родной язык — чувашский, в детстве я говорила только на нем. Русский выучила уже в школе. В десятом классе мы с двумя подружками решили вместе поступать в Чувашский государственный университет на факультет чувашского языка и литературы и в итоге все работаем по специальности. В Табар-Черках я оказалась после свадьбы — мой муж из этой деревни. Мой общий педагогический стаж — 14 лет, но преподавала я не только чувашский: после декрета пришлось три года вести математику, потому что в деревне такого учителя не было, а вот педагог по родному языку был. Сейчас я преподаю язык во всех классах, кроме начальных — там его ведет классный руководитель.

Я с детства понимала татарский язык на слух — у нас были соседи-татары, да и деревня моя находится недалеко от Буинского района Татарстана. При этом по-татарски я особенно не разговаривала — боялась ошибиться, произнести что-то неправильно. Сейчас говорю уже смелее, даже совершенствуюсь, но все равно владею не идеально.

В Табар-Черках живут преимущественно чуваши, хотя есть и несколько татарских семей. Чаще общаемся на чувашском, но межнациональное общение русскоязычное. Деревня у нас большая, примерно на 200 домов, поэтому здесь есть средняя школа. Ходят в нее не только местные, но еще дети из соседних Тюбяк-Черков и даже из райцентра — поселка Апастово. В школе 55 учеников, из них 40 — чуваши, остальные — татары. Русских нет совсем. Детей в классах немного: максимум по пять человек. Родной язык преподается с первого по одиннадцатый класс, но дети-татары изучают татарский, а чуваши — и татарский, и чувашский. При поступлении в первый класс родители пишут заявление о выборе родного языка. В Черках есть смешанные татаро-чувашские семьи, поэтому нет такого, чтобы дети автоматически шли в какой-то класс по национальному признаку. Вообще в Апастовском районе две школы с чувашским этнокультурным компонентом — у нас и в деревне Азбаба. Чуваши в районе составляют абсолютное национальное меньшинство, но я не чувствую, чтобы власти нас игнорировали. На любых праздниках, народных гуляньях всегда выступают чувашские ансамбли, то есть мы как народ представлены на культурной карте района, и это приятно.

В этом году вступили в силу новые Федеральные стандарты образования, в которых число часов, выделяемых на родной язык, сильно урезали. Еще год назад и у пятиклассников, и у семиклассников было по четыре часа в неделю на родной язык, сейчас в пятом классе три урока (два языка, одна литература), в седьмом — два (один язык, одна литература), хотя в шестом ничего не изменилось (по-прежнему два языка и две литературы). Я не очень понимаю мотивов сокращения. Зато у нас есть один час в неделю на элективный курс «Культура народов Поволжья» — это просветительский классный час о традициях русских, татар, чувашей и мордвы (раньше, кстати, в школе учились мордовские дети, но у них уроков родного языка не было). На уроках литературы мы изучаем национальных писателей. В чувашском языке главный писатель, сопоставимый по статусу с Пушкиным и Тукаем, — Константин Васильевич Иванов. К слову, он родился 25 апреля, а 26-го, как известно, день рождения Тукая. Мне кажется, это символичная близость. 25 апреля в школе мы празднуем день родного языка — это общий праздник для татар и чувашей нашей деревни. Поем песни, читаем стихи, танцуем.

Еще мы регулярно проводим чисто чувашские праздники. В деревне живут люди, которые знают правильные песни и молитвы, и, к слову, это люди моего возраста, так что есть надежда, что традиции мы сохраним — сейчас, к сожалению, много чувашских деревень, в которых все забыли. Летом обязательно празднуем Симек — это день поминовения усопших. Идем на кладбище, потом всей деревней водим хороводы и поем специальные песни. Есть чисто языческий обряд жертвоприношения: в лесу за деревней растет священный трехсотлетний дуб, у корней которого режут барашка, со всеми необходимыми молитвами. Животное предоставляет кто-то из деревни, обычно та семья, в жизни которой в будущем году планируются какие-то важные события (сын уходит в армию, дочь выходит замуж или задумана постройка дома). Мясо варим в котле и едим всей деревней, а потом поем, танцуем и просим у неба, чтобы все у нас было хорошо. Обычно обряд приходится как раз на 25-е, день родного языка.

Родной язык — это, безусловно, дополнительная нагрузка, но я не вижу у детей какого-то сильного недовольства. И для них, и для их родителей совершенно естественно, что в школе есть уроки чувашского. Некоторые дети занимаются очень увлеченно — мы ездим на олимпиады по чувашскому языку, которые проходят и в Татарстане, и в Чувашии. Также участвуем в конкурсах и конференциях по языку и культуре. Хотя иногда я слышу от родителей: «зачем?» Обычно вопрос возникает, когда ребенок учится в старших классах, потому что все задумываются о ЕГЭ, который можно сдать только на русском. Но на уроках мы говорим, что мы не можем бросить наш язык, потому что это дух наших предков, наша культура, и если мы его не сохраним, то не сохраним и национальность. Можно сколько угодно твердить, что язык выживет, если говорить на нем только дома, но я вижу, что даже у наших детей есть определенные трудности с родным языком. Вроде и деревня чувашская, и в семье общаются на родном языке, но, видимо, то, что все телевидение, интернет на русском, влияет на детей сильнее, чем наши старания. Поэтому я убеждена, что родные языки должны остаться в школе. Потом выпускник сам решит, надо ему это или нет, но школа — учреждение, призванное давать базовые широкие знания о мире, а мир — это, в том числе, родной край.

Олеся Антипова, 36 лет

Учитель марийского языка в Шурабашской основной общеобразовательной школе (Арский район)

Деревня Шурабаш — это 100 километров от Казани. У нас примерно поровну татар и марийцев, а еще есть русские. Я родилась здесь, по национальности мари. Марийский — мой родной язык, я свободно говорю на нем и преподаю его уже три года. Сперва я выучилась на преподавателя начальных классов в Йошкар-Олинском государственном университете и пошла работать в детский сад, но позже выяснилось, что нашей школе нужен учитель марийского, и я получила дополнительную специальность в Марийском институте образования. В дошкольном образовании отдельных уроков по родному языку предусмотрено не было, хотя в старших группах есть занятия по русскому и татарскому. Но в условиях нашей деревни приходилось говорить с детьми на трех языках. Правда, сейчас основной педагог в детском саду не мариец, поэтому марийский язык там ушел из употребления.

В Шурабашской школе 76 учеников, к нам ездят из трех соседних татарских деревень. Марийский изучают только 18 детей. Классы у нас малокомплектные: первый и третий классы сидят на уроках вместе, второй и четвертый тоже. Мне марийский не кажется сложным, дети тоже усваивают его хорошо. Причем в Шурабаше говорят на диалекте: наш марийский далек от чистого литературного, потому что в этой местности в силу соседства с татарами было много заимствований. После девятого класса дети могут по выбору сдать ОГЭ по марийскому языку — в прошлом году так сделала одна девочка и получила «5». Экзамен сдают в Арске, задания готовят в Министерстве образования Марий Эл. Девочка планировала поступать в Йошкар-Олу на специальность «Марийская филология», но в итоге выбрала другой факультет.

Раз в неделю в школе проходит кружок по истории и культуре марийского народа. Еще мы проводим внеклассные мероприятия вроде дня марийской письменности или недели марийского языка. В сельском клубе празднуем любимый праздник Шорокйол — он бывает после Нового года и по духу очень похож на Святки: марийцы в этот день тоже гадают, устраивают шествия ряженых, поют, танцуют. А еще рядом с деревней сохранилась священная роща, куда мы ходим молиться.

От Шурабаша всего 10 километров до Моркинского района Марий Эл — мы ездим туда на праздники, семинары по марийскому, а местные часто бывают у нас. Я стараюсь отправлять учеников на Олимпиады в Казань и в Йошкар-Олу, но пока мои дети не занимали призовых мест. Мне кажется, это хорошая возможность увидеться и пообщаться с другими учителями и детьми, а я каждый раз привожу из Йошкар-Олы много новых книг и пособий. При этом школа тоже регулярно выписывает нужные книги в Марий Эл — в библиотеке нет проблем с художественной литературой на марийском. Зато есть другая проблема: дети не очень охотно ходят в библиотеку.

Между собой в деревне мы часто общаемся на марийском. У нас каждый знает наизусть стихотворение «Роща» главного марийского писателя Сергея Чавайна (это как «Туган тел» Габдуллы Тукая для татар). Особой проблемы с нежеланием учить язык тут нет — родители с радостью отдают детей в марийские группы. Наверное, отторжение свойственно скорее городским жителям. Ну а то, что татарский марийские дети изучают в меньшем объеме, проблем не создает — обязательный экзамен после девятого класса они все равно обычно сдают на «4» и «5».

Я не согласна с тем, что национальные языки нужно убрать из школьной программы. Мое поколение и поколение моих родителей воспитывались на авторитете знаний, а нынешние разговоры основаны на каком-то прагматизме — якобы раз на языке не сдаешь ЕГЭ, он вообще не нужен. Как бы банально это ни звучало, чем больше языков знаешь, тем ты умнее. Мы не можем предугадать, куда нас приведет жизнь, поэтому запасной язык, пусть даже на самом базовом уровне, не будет лишним.

Галина Абраконова, 38 лет

Учитель мордовского (мокшанского*) языка в Киртелинской средней общеобразовательной школе (Тетюшский район)

* В состав мордовской языковой группы входят два отдельных языка — мокшанский и эрзянский, каждый имеет до пяти диалектов.

Сейчас Киртели — мордовское село, хотя первоначально оно было заселено чувашами. Мордовцы жили в соседней, в трех километрах, деревне, но со временем полностью ассимилировали чувашей. В селе живут люди с чувашскими фамилиями, которые знают о своем происхождении, но, несмотря на это, считают себя мордвой и разговаривают на нашем языке. У нас большая деревня более чем на 200 дворов и есть красивая двухэтажная школа. Только детей в ней мало — всего 27. Самый большой класс — девятый, там шесть учеников. Еще к нам приезжают дети из соседнего мордовского села Кадишево. Но, к сожалению, работы в селе нет, с каждым годом молодежи все меньше и меньше, и детей в школе, соответственно, тоже.

Я преподаю мордовский язык уже 16 лет. Сама окончила нашу школу в 1996 году, тогда уроков мордовского не было, зато в школах активно начинали вводить татарский. Тогдашний директор предложила мне и еще двум девочкам идти учиться в Саранск на преподавателя мордовского. Я и представить не могла, что где-то есть люди, которые учатся на моем родном языке, издают и читают книги и газеты на нем. В итоге учиться уехала только я — директор лично проводила меня в Саранск на экзамены. После окончания педвуза я вернулась в родное село, и тогда в местной школе появился мордовский.

Сейчас все дети у нас изучают мордовский до одиннадцатого класса, а до 2009 года язык преподавался только в начальной школе. Мы сами решили, что будем учить языку и в средней школе, и жители села восприняли инициативу с энтузиазмом — у нас ведь мононациональная деревня. Мы изучаем литературный мордовский, а между собой разговариваем на смеси эрзянского и мокшанского языков, хотя сами — мокша. Наша школа — единственная в Татарстане, где мордовский язык изучается в полном объеме: в других он преподается только в формате кружков. Наши ученики показывают хорошие результаты на республиканских и межрегиональных олимпиадах — видимо, поэтому, несмотря на малое число учеников, за школой сохраняют статус средней. Но вообще на муниципальном этапе олимпиады по мордовскому языку в Тетюшах сидят только наши дети — соревнуются друг с другом.

На уроках языка мы поем песни, играем, отгадываем ребусы, разучиваем стихи, ставим сценки, читаем Лермонтова и Тютчева в переводе главного национального писателя Кузьмы Абрамова. А недавно я возила учеников на республиканский фестиваль мордовской культуры. Методическими пособиями нас практически полностью снабжает Мордовия — с их Министерством образования мы в тесной связи, они нас приглашают на все форумы. Каждый год в феврале или марте я вожу учеников в Саранск, чтобы показать им столицу Мордовской Республики и рассказать о ней. Вообще за время моего преподавания многие выпускники уехали учиться в Саранск. Конечно, уезжают и в Тетюши, и в Ульяновск, и в Казань, но Саранск, несмотря на то что мы в 250 километрах от него, остается для нас важным местом.

Каких-то проблем с языком в селе я не вижу — нет такого, чтобы кто-то вдруг сказал: «Зачем нам мордовский?! Пусть лучше будет больше русского!» Мы даже между собой по-русски не говорим. А детям интересно видеть в учебниках слова на литературном мордовском, которые в обиходе не встречаются. Уроки родного языка у нас идут за счет татарского, хотя по мордовскому экзамен по выбору, а по татарскому — обязательный. Но дети справляются — в прошлом году в школе было четыре девятиклассника, и они сдали на «4» и «5». Татарский в селе вообще не распространен — он живет только на школьных уроках. Могу ошибаться, но, кажется, на всю деревню у нас всего одна татарка (а русских, по-моему, вообще нет), которая вышла замуж за нашего односельчанина. Она работает фельдшером и научилась довольно хорошо говорить по-мордовски. Правда, добавляя татарские окончания к словам, но нам очень приятно, что она старается.

Владимир Ахметов, 33 года

Учитель удмуртского языка в Починок-Сутерской средней общеобразовательной школе (Кукморский район)

Починок-Сутер — удмуртская деревня, но у всех здесь татарские фамилии. Исторически это объясняется тем, что после захвата Казанского ханства началось насильственное крещение татар, от которого многие бежали на север и ассимилировались с удмуртами. В соседней деревне Верхний Шунь тоже живут удмурты, но там все крещеные и с русскими фамилиями — у них даже церковь была. В Починок-Сутере до сих пор есть язычники, хотя наметилась тенденция добровольного ухода в православие — сейчас родители-язычники иногда даже крестят своих детей.

В Починок-Сутере есть средняя школа. К нам ездят дети из еще четырех удмуртских деревень: Старый и Новый Каенсар, Верхний Шунь и Важашур. В школе учатся 56 человек, кроме удмуртов есть татары и русские — удмуртский они не учат. Мне кажется, удмуртский у нас преподавали всегда, даже до того как ввели обязательные уроки татарского, — я сам, будучи школьником, его учил. А потом решил поехать в Ижевск поступать в педагогический вуз. Мои родители тоже учителя — возможно, это как-то на меня повлияло. Да и потом, Ижевск ближе, чем Казань, а культура там родная.

С этого года удмуртский мы преподаем по новым Федеральным государственным стандартам (ФГОС), то есть учебных часов по родному языку стало меньше. Раньше информатика у детей была только с восьмого класса, а сейчас с пятого — программу нужно за счет чего-то перекраивать, вот и сокращают родной язык. С учебниками, конечно, тоже есть проблемы. Ввели новые ФГОСы, и прежние устарели, хотя Ижевск присылал их исправно; в этом году новые учебники есть только у пятиклассников. Но я работаю с тем что есть — использую журналы и газеты. А вот в интернете, к удивлению, ничего не найдешь — материалы еще более старые.

В нашей школе нет уроков по культуре края, зато в селе есть фольклорный ансамбль, куда ходят и родители, и дети. Я и сам в нем участвую. Мы разучиваем традиционные песни и танцы, устраиваем праздники (летом, например, у нас Семык — финно-угорский праздник летнего солнцестояния), ездим на творческие конкурсы. Сейчас традиции стираются, остаются только какие-то общие знания, но в рамках фольклорного кружка мы можем все рассмотреть детально.

Основной язык обучения в нашей школе — удмуртский, но между собой дети татар, русских и удмуртов говорят на русском. Причем некоторые удмурты говорят на татарском лучше, чем сами татары. У нас в деревне диалектный язык, в котором много заимствований из татарского (на чистом литературном говорят, пожалуй, только в Ижевске). Допустим, «спасибо» у нас будет «рэхмет», а в Ижевске говорят «тау», и таких примеров много. В каждой удмуртской деревне свой говор, поэтому понять, откуда человек, довольно легко.

Если сравнивать со временами моей молодости, нынешние дети стали гораздо меньше говорить на удмуртском. Даже мои собственные дети, хотя дома мы общаемся только на родном. Они сами выучили русский — по мультикам и в школе, — а интернет на национальных языках все еще остается мечтой, поэтому там их знания только закрепляются. К тому же литературный удмуртский язык довольно сложный, и детям трудно перестраиваться с привычного разговорного на чтение книг.

Я думаю, что родной язык в школе нужен. Что касается русских, то заставлять их что-то учить — скорее всего, неправильный путь. Нужно искать компромисс, потому что в условиях тотальности русскоязычной среды школа остается главной гарантией выживания малых языков. Жалоб на чрезмерную нагрузку от детей я не слышу, а вот от родителей — бывает. Причем сами они мне этого не говорят, обычно я узнаю все из детских пересказов домашних разговоров.

Иллюстратор: Света Овчинникова