Не только литература: автофикциональные практики в современном искусстве, кинематографе и театре

Под автофикшеном часто имеют в виду литературный жанр — тексты, основанные на личном опыте автора. В отличие от биографий и мемуаров, автофикшен не стремится к предельной точности изображаемых событий, на первом месте — чувства автогероя, процесс переживания опыта, часто травматичного, а также конструирование авторского «я» в процессе письма.

Однако практику работы с личным опытом и переживаниями применяют не только в тексте, но и в других медиумах: концептуальном искусстве, перформансе, кинематографе и музыке. На личных историях основаны некоторые работы режиссерок Шанталь Акерман и Греты Гервиг, художниц Луиз Буржуа, Никки де Сен-Фалль и Мэри Келли. В России к личному опыту обращалась художница Анна Самойлова в проекте «Немолоко», а казанская театральная площадка MOÑ проводит фестиваль автофикшен-спектаклей прямо сейчас — с 20-го по 28 февраля. Рассказываем, на какие нелитературные проекты, основанные на личном опыте авторов, стоит обратить внимание.

Искусство

«Все мое творчество последних пятидесяти лет, все мои темы вдохновили мое детство», — говорила французская художница Луиз Буржуа в 1983 году. Буржуа известна благодаря монументальной скульптуре в виде паука, копии которой украшают музеи по всему миру. Она посвящена матери художницы, от которой у Буржуа остались теплые воспоминания. «…Пауки полезны, они нас защищают. Такой была и моя мать», — объясняла художница.

Более болезненной и при этом терапевтичной является ее другая работа — «Разрушение отца» (1974). Инсталляция выглядит как груда гипсовых предметов, символизирующих семейное застолье, во время которого дети расчленили властного отца. Осмысляя значение работы, Буржуа вспоминала: «Это, в сущности, стол, ужасный, пугающий семейный ужин во главе с отцом, который сидит и упивается господством. <...> Отец раздражался, глядя на нас, объясняя нам всем, какой он великий человек. Тогда, разозлившись, мы схватили его, бросили на стол, расчленили и съели».

Никакого расчленения в реальности, конечно, не было: отец Буржуа умер, когда ей было 40 лет. Однако работа демонстрирует сложные взаимоотношения между художницей и ее родителем, эмоциональную реакцию на его властный характер, выраженную в пространстве художественной галереи. Основываясь на собственных чувствах, Луиз Буржуа поступила так же, как многие автофикшен-писательницы: документировала не опыт, а его внутреннее переживание.

Осмысление отношений с отцом можно найти в романе «Степь» Васякиной, в исповедальном стихотворении Сильвии Плат Daddy и в документальной поэзии Лиды Юсуповой. В искусстве такие произведения тоже есть: помимо Луиз Буржуа, своего отца «разрушила» художница Никки де Сен-Фалль. С 11 лет она подвергалась сексуализированным домогательствам с его стороны, а уже во взрослом возрасте сняла короткометражный фильм Daddy. В кадре художница направляет ружье на гипсовую скульптуру, напоминающую мужскую фигуру, к которой прикреплены баллончики с краской. С каждым выстрелом на скульптуре появляются новые пятна, красные и фиолетовые. В конце видео закадровый голос произносит на французском: «Папа мертв».

Если и Буржуа, и Сен-Фалль работают с прошлым, используя метафорические, фикциональные средства, то художница Мэри Келли буквально документирует свой опыт. Ее проект Post-Partum Document (1973–1979) представляет собой несколько работ, объединенных темой беременности и материнства Келли: снимки беременного живота, памперсы, распашонки, а также отсылки к психоанализу. Работу Келли можно рассмотреть в контексте автотеории, которую исследовательница Лорен Фурнье связывает с автофикшеном и определяет как «практику взаимодействия с теорией, укорененную в личном телесном опыте».

Для русскоязычных художниц личный опыт тоже является материалом для творчества. В 2022 году в ММОМА прошла выставка Анны Самойловой «Немолоко», посвященная беременности художницы. Главный экспонат — одеяло, каждый лоскут которого отражает этапы изменения тела (цифры на весах, изображения живота), а также фигуры рожениц — символ славянской мифологии, обозначающий женщину, которая рожает еще одну женщину. В одеяле Самойловой соседствуют личный опыт как документ и его осмысление через поиск репрезентации этого опыта в пространстве символического.

Проект «13.31» художницы Вари Кожевниковой, тоже на тему материнства (в нем она играет с дочерью в игру «что, если бы я была тобой»), на первый взгляд может показаться исключительно документальным — во многом из-за восприятия фотообъектива как предмета, фиксирующего, а не переосмысляющего опыт. Однако в условиях, заданных к моменту съемки, уже произошло перформативное действие, исследование «я» авторки: героини проекта, Варя Кожевникова и ее дочь Лера, менялись не только одеждой, но и ролями. Эта серия, глубоко укорененная в личном опыте и затрагивающая вопрос о субъектности, сопровождается комментарием Леры: «Я съела свою мать». О похожем ощущении пишет Анни Эрно в автофикшен-романе «Событие»: «...Я убила в себе свою мать».

Термин «автофикшен» к своим работам применяет художница Тата Гориан. В своих проектах она часто конструирует альтернативные сценарии из жизни. Например, на перформанс «Молочный бар Avent» Гориан вдохновили разговоры с матерью, которая, каждый раз поздравляя художницу с днем рождения, вспоминала, сколько детей у нее самой было в этом возрасте. Во время перформанса Гориан готовила блины и коктейли из грудного женского молока. Художница также использовала автофикшен-практики для написания текстов: ее рассказ «Молоко» можно прочесть тут.

На границе между искусством и жизнью работает и Алиса Горшенина. Работы художницы — часто это костюмы и маски, отсылающие к фольклору Урала, где родилась Алиса, — служат средством для создания художественного «я», конструирования субъектности художницы. Свое творчество она называет «самоискусствлением», то есть обращением действительности в произведение. «Мое творчество — самая полная биография, которую я смогла написать», — считает Алиса.

Кинематограф

Автодокументальные практики можно найти в личной документалистике — например, в фильмах-автобиографиях или дневниковом кино. Однако, в отличие от автодокументального произведения, автофикшен подразумевает не фиксацию события, а работу на границе между документальным и постановочным. В таком пограничном положении находятся фильмы режиссерки Шанталь Акерман: даже в игровые картины она вкладывала много биографического, вписывая в образы героев черты близких.

Одна из центральных тем в творчестве Акерман — отношения с матерью. Этому посвящена ее книга «Моя мать смеется», вышедшая на русском в издательстве No Kidding Press. Акерман родилась в еврейской семье, ее мать пережила Холокост, о котором никогда не рассказывала. Из этой темы прорастают мотивы, к которым Акерман обращается в своих фильмах. Например, тема непроговоренности является ключевой для последней работы режиссерки No Home Movie, где кадры уличной жизни мешаются с фиксацией жизни ее матери. «Сделано это так, словно 86-летняя мать Шанталь удаляется от реальности на бесконечно далекое расстояние», — писал кинокритик Денир Курбанджанов.

Еще один важный образ творчества Акерман — дом как тюрьма. Главная героиня фильма «Жанна Дильман, набережная Коммерции 23, Брюссель 1080» — мать-одиночка и секс-работница — проводит все время в квартире. Убийство мужчины, который к ней приходит, дарит неполное освобождение: героиня все еще не понимает, что делать. Тема тюрьмы звучит и в «Пленнице», которую Акерман сняла по роману Пруста. По сюжету главный герой Марсель запирает возлюбленную Альбертину в квартире. Ей удается бежать, но этот побег и есть смерть. Объясняя интерес к восприятию дома как тюрьмы, Акерман говорила: «Тюрьма идет от лагерей, поскольку моя мать была в лагере, она усвоила этот опыт и передала его мне».

Среди голливудских режиссеров и режиссерок, работавших с личным опытом, — Грета Гервиг. Она признавалась, что события, показанные в ее фильме «Леди Берд» 2018 года, не происходили в ее жизни, однако «в нем есть ядро истины, которое резонирует с тем, что она знает». Режиссерка рассказывала, что давала актерам и съемочной команде свои школьные альбомы и фотографии, а также устроила тур по родному городу.

Еще один пример — сценарист и режиссер Чарли Кауфман. Его фильм «Адаптация» (2002), хотя и основан на книге «Похититель орхидей» Сьюзен Орлеан, посвящен творческому кризису самого Кауфмана. В 1990-х он работал над сценарием для кинокомпании Columbia Pictures, однако так и не смог его закончить. А вместо этого написал сценарий о работе над сценарием, который и лег в основу «Адаптации».

В советском кинематографе тоже есть фильмы, которые можно назвать автофикциональными. Повествование в «Зеркале» Тарковского лишено привычного сюжета и разворачивается вокруг воспоминаний и снов героя фильма, поэта Алексея. Нелинейность сюжета и работа с памятью, а также попытка вписать историю семьи в мировой контекст — эти же черты можно наблюдать в романе «Памяти памяти» Марии Степановой, чей текст тоже нередко относят к автофикшену. А об отстранении от собственного реального «я» и внимании к внутренним ощущениям, сопутствующим пережитому опыту, писал сам Тарковский в своих дневниках: «В „Зеркале“ мне хотелось рассказать не о себе, а о своих чувствах, связанных с близкими людьми, о моих взаимоотношениях с ними, о вечной жалости к ним и невосполнимом чувстве долга».

Среди недавно вышедших российских фильмов отдельно хочется выделить «Один маленький ночной секрет» (2022), исследующий, помимо прочего, тему сексуализированного насилия над детьми внутри семьи. Его сценаристкой и режиссеркой выступила Наталья Мещанинова. В 2017 году она выпустила автофикшен-книгу «Рассказы», в которой описала опыт взросления в дисфункциональной семье и пережитое насилие со стороны отчима. И хотя нельзя сказать, что фильм полностью повторяет биографию режиссерки, сама Мещанинова признавалась: «...Это моя история. Это то, откуда я родом».

Театр

Российские режиссеры обращали внимание на автофикшен как литературный жанр и пытались ставить такие тексты на сцене. Например, Элина Куликова адаптировала романы «Рана» Оксаны Васякиной и «Современная природа» Дерека Джармена для театра, обе премьеры прошли в Центре Вознесенского. Однако эти спектакли правильнее будет назвать адаптациями, нежели автофикшеном в его классической интерпретации.

Автофикциональные практики в российский независимый театр пришли примерно тогда же, когда и в литературу. Одна из популяризаторок автофикшена в России и создательница литературного журнала «Незнание» Арина Бойко написала пьесу «Стопроцентная любовь огонь страсти полноценных желаний отношений к тебе от меня», которую отметили отборщики фестиваля «Любимовка» в 2017 году. В основе сюжета — переписка двух студенток о сексуальности, дружбе, музыке и всем на свете. Фестивальную читку срежиссировала Наташа Зайцева.

Постановка «Аэлита. Инвентаризация» Аэлиты Садретдиновой посвящена отношениям авторки с ее отцом, а также размышлению о памяти и семье, гендерной и колониальной проблематикам. Личная история здесь вновь вписывается в более широкий, исторический контекст. Еще один спектакль, посвященный семейной истории, — «Все как у всех» Красноярского ТЮЗа. Во время действия артистка Елена Половинкина рассказывает о себе, родителях и предках, а также передает воспоминания своей мамы о военном детстве, голоде и взрослении. Постановка получила две номинации на «Золотую маску».

И «Аэлита», и «Все как у всех» поставили в 2023 году. Пожалуй, именно этот год стал если не знаковым, то насыщенным для автофикшена в театре: появились не только спектакли, но и тексты и курсы, исследующие автореферентность и обучающие работать с ней в театральном пространстве. Весной веб-зин Autovirus вместе с театральной школой Karavaev Lab запустили курс, участники которого учились совмещать практики письма и актерского мастерства, чтобы создавать автофикшен-тексты и ставить их на сцене. А в сентябре Артем Томилов написал большой и, кажется, первый русскоязычный текст об автофикшене в театре: в нем, помимо осмысления перформативности «я», можно найти список автофикшен-проектов, в которых участвовал режиссер.

Обложка: Анастасия Острикова; фото: 1 — Chitai-gorod.ru; 2 — Labirint.ru; 3 — Labirint.ru; 4 — Shop.seance.ru; 5 — Vk.com; 6 — Wikipedia; 7 — Thesketchline.com; 8−14 — Tate.org; 15−21 — Анастасия Острикова; 22−27 — Varyakozhevnikova.com; 28−29 — Шанталь Акерман. «Жанна Дильман, набережная Коммерции 23, Брюссель 1080»; 30−34 — Шанталь Акерман. «Пленница»; 35−38 — Андрей Тарковский. «Зеркало»; 39−46 — Наталия Мещанинова. «Один маленький ночной секрет»; 47−51 — предоставлены MOÑ; 52−54 — Ktyz.ru; 55-57 — Monkazan.ru