«Один из моих приемов: текст пишет то, чем он является». Художник Иван Симонов — о стрит-арте, фотографии и искусственном пляже

3 октября в галерее «БИЗON» открылась выставка «Острое ощущение реальности» — первый ретроспективный проект московского художника Ивана Симонова. В арт-среде он известен тем, что иронично работает с текстом, создает уличные работы и побуждает зрителей взаимодействовать с ними. Экспозицию собрали из 80 произведений: каждое одновременно раскрывает творчество самого Ивана и помогает составить впечатление о российском стрит-арте, фотографии как способе сохранить определенный момент и локальной идентичности — благодаря исследовательскому спецпроекту художника.

Мы поговорили с Иваном об искусстве, не существующем без зрителя, влиянии слов на человека и пространства — на работы художника.

Вы занимаетесь уличным искусством, исследуете пространство и социальные аспекты современности. Почему вас интересуют именно эти темы и какими методами вы работаете?

Сейчас я стал акцентировать внимание на том, что я современный художник, который занимается уличными практиками. В последние два года большую часть работ я создаю студийно, хотя в моих практиках, безусловно, отражается весь полученный на улице опыт. Я бы с удовольствием делал больше стрит-арта, но такие работы быстро уничтожаются, из-за чего теряется мотивация. Зато на улице самые искренние зрители!

Ретроспективная выставка, которая сейчас открылась в Казани, построена на отражении моих первых поисков при работе с абстрактными формами: черным маркером я рисовал наложенные [друг на друга] линии разной толщины. Мне была интересна история про пространство и глубину. Но в какой-то момент я понял, что социальный аспект более значим и важен. Линейную абстракцию ты долго и медитативно рисуешь — она про тебя, про внутренние мысли и размышления, а мне хотелось диалога со зрителем, хотелось понять, что думают другие люди. Несколько лет я экспериментировал, делал небольшие проекты, а потом появились «Маленькие люди». Это формат, когда я фотографирую человека в городе, потом вырезаю и клею. Зрители стали узнавать себя и знакомые им типажи. Я стал получать реакцию, появилась коммуникация. Кто-то во время моей работы на улице начинал что-то расспрашивать и вдруг узнавал, что, оказывается, есть уличное искусство. Весь метод стал базироваться на моем включении фотографии в работу с социальным контекстом.

Какое место в вашей практике отведено зрителю?

Зритель всегда занимает первое место и является соучастником, мое искусство не работает без него. И если он вступает в коммуникацию, задает вопросы, получает ответы, что-то подрисовывает — значит, я сподвиг человека на жест. Я стараюсь разрушить дистанцию между искусством и наблюдателем.

У меня есть работа «1988», для которой люди писали письма и бросали в почтовый ящик. Раз в неделю, пока в pop/off/art шла выставка «Текст как ландшафт», я собирал эти письма и читал. Они были очень пронзительны, потому что большинство делилось личными историями. Потом у меня появилась идея использовать письма в инсталляции, но до реализации пока не дошло. На выставке в Казани я повторяю этот перформанс — любой зритель может оставить мне письмо, которое я буду читать в прямом эфире. Еще бывает, что случайная фраза человека может стать основой для моей работы. Я записываю их в заметки, а готовые идеи потом фиксирую в блокнотах. На выставке в Казани будет представлен один из таких.

Вы много работаете с текстом, всячески играете со словами. Чем это привлекает вас?

Есть очевидная вещь, которая стала мне понятна спустя годы: текст меняет свое значение с течением времени и трансформируется под влиянием внешних обстоятельств. И чем более категорично время, даже конфликтно, тем больше текст может «ударить». В таких ситуациях он не бывает нейтральным, и важным становится контекст. С русским языком это особенно заметно, поскольку мы часто используем устоявшиеся выражения и хорошо понимаем смысл слов как носители. При этом в переводе возникают большие проблемы. Однажды женщина из Чехии спросила меня, как правильно перевести ее друзьям фразу «40-летний мужчина». Ее интересовало, какого именно мужчину я имею в виду: white, black или trash man. Для нее не существовало понятия «просто человека», ей нужна была конкретика. Из-за таких культурологических моментов я всегда говорю, что я все-таки русский художник, который работает с российским контекстом.

Один из моих приемов: текст пишет то, чем он является. У меня есть надпись «Скатертью дорожка», вышитая на скатерти. Изначально смысл фразы заключался в пожелании доброго пути, потом через литературу он трансформировался в пожелание неудачи. То же самое происходит в работе «Горизонт завален», которая выглядит как кривая горизонтальная линия в окне электрички. Все говорит само за себя, текст становится актором. А для ретроспективной выставки в Казани мы с художником из Удмуртии Максимом Агафоновым сделали работу «Что таится в тебе?». Мне нравится прятать текст, и в этом проекте мы перевели надпись на татарский язык и поместили его в черный круг так, чтобы было сложно прочесть. Текст начал действовать как полноценный герой, а Максим нанес два орнамента — один татарский, другой удмуртский, тем самым подчеркнув близость двух культур и их смешение.

А что для вас фотография? В ваших работах она встречается часто, но имеет разное значение и смысловую нагрузку.

У меня были разные истории с фотографией. Сначала меня интересовали люди в городе, и я занимался документальной съемкой. На одной из первых выставок я показывал серию «Москва архитектурная», которая представляла собой минималистичные фотографии домов, снятых снизу. По сути, я вырывал кусочки из архитектуры Москвы, а фотография была способом акцентирования внимания за счет ограничения пространства рамкой кадра. Когда я стал заниматься уличным искусством, она стала средством документации и единственным способом сохранить память о том, что когда-то было сделано.

Есть работы в пространстве, где понимаешь, что только фотография может передать смысл. В них она выступает в качестве самостоятельного медиума. Например, «Окна», в которых мы напечатали фотографии в размере реальных окон электрички — короткие кадры из полутора часов в дороге. Но в некоторых случаях видео работает лучше.

Например?

После проектов «Текст как ландшафт» и «Дурачок» я все больше стал понимать, что мне интересно не только создавать конкретную работу, но и проектировать пространство. Сегодня, в условиях дефицита внимания и борьбы за него, предмету искусства сложно конкурировать с другими медиа. Картина статична, и мало кто в нее всматривается, сокращается время на осмысление. А видеоарт заставляет людей немного посидеть. Движущееся изображение создает приятное медитативное состояние, и эти семь-десять минут ощущаются как час-полтора. Пространство вокруг вовлекает в процесс. Возможно, работа в этом направлении тоже связана с моими уличными практиками, где я часто отталкиваюсь от города, разных его структур, домов, стен или углов зданий. Реализую идею под конкретное место. В галерее такую атмосферу можно создать через тотальную инсталляцию, объекты могут быть похожи на реальные, однако все это нужно для того, чтобы увидеть жизнь под другим углом.

На ретроспективной выставке у меня представлены два видео. Одно из них посвящено пляжникам. Я даю зрителю чуть дольше смотреть на людей и еще больше раскрываю тему поведения человека в «вальяжном» и «расслабленном» пространстве. Ты садишься в шезлонг — у тебя большой телевизор, вокруг фотообои — и смотришь, как люди проводят время на пляже. Это тотальная инсталляция про иронию жизни, отстраненное наблюдение за людьми и тем, как мы забавны и необычны, когда не пытаемся казаться.

Какие проекты еще можно будет увидеть в Казани?

На выставке есть таймлайн, по которому легко ориентироваться в проектах, длящихся несколько лет и пересекающихся с другими работами. Представлена линейная черно-белая графика 2015 года из серии «Импульсы», серия «Маленькие люди», холст «Трансформация» из моей личной коллекции, на примере которого можно понять, как я работаю. Также показываем документацию проекта «Продано», работы из открытых студий «Винзавода», несколько галерейных проектов, среди которых «Текст как ландшафт» и «Дурачок», нашу с Александром Петрелли экспозицию в галерее «Пальто», работы из серии «Объекты / объедки». Будут лозунги, две новые видеоработы и серия, которую я специально подготовил для Казани.

Для последней вы проводили в городе полевое исследование. Как это было?

Я пошел в музеи и посмотрел на искусство авангарда, на раскопки и всякие древности, узнал про обряды. Посмотрел современное искусство и выставку, где был представлен местный художник-иллюстратор. Потом посетил библиотеку и поискал работы про орнаменталистику. Моей задачей было собрать визуальный код и понять, чем Татарстан отличается от других территорий. Я отметил для себя орнаменты, фольклор и дублирование текста на двух языках. Потом гулял по городу и фотографировал людей, дома и все, что мне казалось интересным. На основе собранного я начал осмыслять увиденное и находить параллели. Не смог обойти стороной Шурале — в Казани все говорят про Шурале, по-моему, он живет в каждом доме.

Наконец, где смотреть стрит-арт?

Обязательно нужно ездить по городам. Например, меня сильно удивил Архангельск, это прямо столица граффити. Стрит-арта много в Нижнем Новгороде. В Ростове-на-Дону несколько лет назад проходил фестиваль «Ничего страшного». Я тоже в нем принимал участие, и две мои работы еще живы.

Уличное искусство можно встретить где угодно и совсем неожиданно. Гуляйте и внимательно смотрите вокруг — наверняка многого вы просто не замечаете. В Казани превалирует граффити, его легко найти, а вот со стрит-артом сложнее. Вообще, со стрит-артом сейчас везде сложнее, потому что трудно найти социальное высказывание. Надо искать споты, места, где все рисуют и которые не закрашивают.

Обложка: Елизавета Гричишина; фото: Владимир Аверин, Сергей Елагин, Елизавета Гричишина