Какой мы запомним Софию Губайдулину

Несколько лет назад мне посчастливилось посетить ее дом в Аппене, Германия. Это была встреча, полная уважения и трепета. В то время она работала над своим последним сочинением крупной формы — одой «О любви и ненависти». София Асгатовна так истово рассказывала о своем детище. Она говорила, что для нее главные темы — свет и тьма, добро и зло, любовь и ненависть.

Для меня она всегда была воплощением философии жизни, человеком, чьи идеи казались недосягаемыми. Но оставалась простым и искренним собеседником.

Ужасная новость. Ушел из жизни великий русский композитор София Асгатовна Губайдулина. Великая дочь татарского народа, человек, который вырос на улице Тельмана в Казани.

Ее контакт с нами, оркестром Республики Татарстан, был очень кратковременным. В 2011 году Софие Асгатовне исполнилось 80 лет и она была приглашена в Казань. Теперь в городе уже почти 15 лет существует фестиваль современной музыки, который называется «Конкордия» имени Софии Асгатовны Губайдулиной. Она нас благословила, и уже очень много премьер, свершений случилось на этом музыкальном форуме.

В последний раз мы виделись, когда ей исполнилось 85 лет. Президент Татарстана вручил ей орден Дуслык, орден Дружбы в Кремле. Мы были вместе, чествовали ее юбилей, заслуженную награду. Единственное, о чем я ужасно жалею, — что она так и не написала ни одного сочинения для оркестра Республики Татарстан. Я ее очень об этом просил, она сказала мне тогда: «Сашенька, простите, я очень занята, перегружена». В общем, не сложилось. Но я думаю, что, хоть Дмитрий Шостакович когда-то тоже ушел от нас, он живет в своей музыке, звуках, потрясающих сочинениях.

Я убежден, что София Асгатовна, уйдя из жизни физически, навсегда останется с нами, с Татарстаном, Россией и миром, который она покинула. И пусть ей земля будет пухом.

София Асгатовна Губайдулина — одна из самых известных и исполняемых современных композиторов в мире, автор более 150 сочинений, в том числе масштабных ораторий, симфоний и инструментальных концертов. Она открывает слушателям удивительные музыкальные миры, новые звуковые пространства. Ее уникальное творчество, которое хорошо знают и высоко ценят, возводит человечество в духовные сферы — к высшему божественному началу.

Мы, сотрудники Центра современной музыки Софии Губайдулиной, считаем себя поистине счастливыми людьми. Наша работа в центре — настоящее служение, приношение этой выдающейся женщине-композитору, гению современного музыкального искусства. Она поражала нас не только высотой своего таланта, но и абсолютной преданностью и честностью, уникальными личными, человеческими качествами, глубиной отношения к жизни и к людям. Любовь, чистота, абсолютная честность и порядочность были константами в ее семье и для нее самой.

Мы с огромным трепетом, волнением и радостью встречались с этой земной и одновременно космической женщиной на многих фестивалях и концертах, где исполнялись ее премьерные сочинения. Казань, Минск, Новосибирск, Москва, Санкт-Петербург — триумфальное исполнение новых камерных и симфонических полотен: «Простая молитва», Warum?, So sai es, скрипичный концерт «Диалог: Я и Ты», оратория «О любви и ненависти», где на сцене блистательно выступали музыканты, ее близкие друзья и соратники — Валерий Гергиев, Андрес Мустонен, Вадим Репин, Владимир Тонха, Фридрих Липс и многие другие.

Везде, где мы встречались с Софией Асгатовной Губайдулиной, она любезно откликалась на просьбу дать интервью и делала это с большой отдачей и вниманием. Мы счастливы, что за последнее десятилетие итогом этих долгих разговоров стали четыре полнометражных документальных фильма, где великий композитор предстает перед зрителями в самых разных и порой неожиданных ипостасях, живым и неравнодушным человеком.

Мы впервые встретились в 2011 году в Москве, когда я брал у нее интервью по случаю юбилейного концерта. Разговор произвел на меня сильное впечатление: она сама по себе как-то невероятно воздействовала в личном общении. Я даже не сразу определил, что именно меня так поразило, — был совершенно загипнотизирован ее присутствием и разговором. И потом, постфактум, пытаясь все проанализировать, понял, что дело в ее удивительном качестве внимания. Она очень чутко слушала, отвечала, была искренней в разговоре на сто процентов. Такое качество внимания в жизни мы практически не встречаем. Когда ты оказываешься в таком прожекторе, ощущения абсолютно физические — можно руками пощупать напряжение в воздухе, в хорошем смысле.

То впечатление повлияло на мою жизнь. Я задал себе вопрос: она сама такая или, может быть, композиторское ремесло такими делает людей? И начал искать возможности разговаривать с другими композиторами. Это привело к появлению книжки «Фермата. Разговоры с композиторами», где есть два диалога с Губайдулиной. Пять лет спустя мы встретились еще раз, опять разговор был связан с ее юбилеем. Но первый для меня был поворотным, потому что до этого я не был глубоко погружен в мир академической музыки, а после — погрузился в нее по самые уши.

Удивительного качества внимание можно найти и в ее музыке. Она очень сконцентрированная, направленная, осознает себя. И ее автор тоже всегда знает, что делает. В ней всегда очень жесткая рациональная основа. Эта основа нередко связана с вычислениями, с числовыми последовательностями, что не отменяет эмоционального воздействия.

Ну и понятно, что, если смотреть на Софию Губайдулину с точки зрения истории музыки, она была при жизни самым важным и известным в мире композитором родом из России (из живущих) и долгое время — самой часто исполняемой женщиной-композитором на планете. Согласно свежей статистике мировых исполнений академической музыки на Bachtrack, например, она по-прежнему входит в топ-10.

Кажется, она была уникальной фигурой не только для истории музыки, но и для всех, кто имел счастье и возможность встретиться с ней. Была невероятно цельной, очень хорошо знающей, зачем живет, все совершенно точно понимающей про себя и посвятившей своему делу жизнь, отбросив все остальное в сторону. Это, конечно, удивительная личность.

София Губайдулина в свое время оказала сильное влияние на меня своим нестандартным мышлением и подходом к музыке. Она — одна из величайших композиторов ХХ века. И гордость для нас, что София Асгатовна здесь родилась, начала свой путь и стала профессионалом с мировым именем. Это большая утрата. Самое главное — чтобы ее музыка жила.

В 2001 году я оказался в Москве на творческом вечере Софии Губайдулиной. Я уже знал, кто она такая: в 1986-м фотографировал ее для журнала «Азат хатын» и после этой съемки следил за ее творчеством, потому что съемка получилась удачной, а фотографии — выразительными. Я взял билет и поехал в консерваторию Чайковского на Герцена (сейчас это Большая Никитская улица. — Прим. «Инде»). В перерыве я зашел к ней за кулисы. Самое удивительное — она меня узнала спустя столько лет, сказала: «Я вас помню, потому что эта фотография — моя любимая». И потом уже целая толпа людей стояла к ней в гримерку сказать спасибо, поздравить, взять автограф, а я все время был рядом, фотографировал.

После концерта я зашел к ней попрощаться. Она попросила меня остаться на небольшой фуршет для самых близких. И, пока там накрывали стол, мы побеседовали. Она сказала, что пишет духовную симфонию, для которой даже приняла христианство, потому что иначе это было бы нечестно. Потом подошли к столу, и она повела меня к своей сестре: мол, познакомься, это мой духовный брат. В тот вечер у нас была атмосфера взаимопонимания, будто мы тысячу лет не виделись, наконец встретились — и говорили настолько доверительно, что я сам удивился. Естественно, потом я фотографировал ее, когда она приезжала в Казань и ей вручали всякие звания, награды. Такого доверительного общения уже не было, потому что она была постоянно в толпе, все время окружена. К Губайдулиной было не пробиться, ну и ей уже было за 80. Поэтому я считаю, что мне тогда просто повезло.

После того фуршета осталась фотография, которую поместили в альбом «Под знаком любви», где стоят все гости. У меня был полный снимок, где стол заставлен бутылками, закусками — ну, как обычно у людей бывает. А вот в альбоме почему-то постеснялись и отрезали эту часть с бутылками. Какое-то советское отношение, хотя можно было доверительно показать, какая тогда была теплая компания. Многих с этой фотографии уже нет. Я ее снимал с дочерью на этом концерте. Дочь уже умерла.

Настолько она была своим человеком со Вселенной — как ее передающее звено. Это же уникальный композитор, который ничего не писал конъюнктурного — про пятилетки, какие-то события. Например, Исхаков, тогдашний мэр города, перед празднованием тысячелетия Казани поехал к ней в Германию и уговаривал написать музыкальное произведение, посвященное тысячелетию. Любой другой композитор написал бы десять симфоний, лишь бы заплатили, но она, при всем уважении к мэру и родному городу, сказала нет. Это человек, который пишет о вечном, — создавать такую абстрактную, философскую музыку о чем-то конкретном будет смешно. Вот этим она выделялась: несмотря на свою хрупкость, небольшая, с виду слабая женщина была твердым человеком, который себе не изменял ни в чем. Ее запрещали, закрывали, не давали исполнять музыку. Мы сейчас говорим с таким восторгом, что она написала музыку к мультфильму «Маугли». Но она сделала это потому, что ей нечего было есть и пришлось подрабатывать себе на хлеб таким образом.

Нам всегда кажется, что великие люди бессмертны. Она прожила почти целое столетие, но ее музыка, думаю, проживет гораздо дольше — эти произведения действительно бессмертны. И я просто счастлив, что судьба подарила мне встречу с ней. Для меня это как экзамен — с кого брать пример, на кого равняться. Раз есть такая женщина, которая не сдавалась и никому ни в чем не уступала, не шла на компромисс, значит, надо тоже стараться быть таким сильным.

Я встречалась с Софией Асгатовной лично, когда она приезжала в честь своего 85-летия. От этой встречи у меня остались теплые воспоминания — она очень открыто и по-доброму общалась с нами. Я, например, играла свои произведения, и она нашла очень окрыляющие, добрые слова для таких юных тогда птенчиков, как я. У меня остались на память фотографии с ней и ее надпись на моих нотах — это такая, наверное, творческая реликвия в моем доме. От нее исходило спокойствие и тепло: будто бы она твоя бабушка и смотрит на тебя со снисхождением мудрого, прожившего много лет человека. С улыбкой, добротой и пониманием.

У меня почему-то возникла параллель с моим профессором Ириной Сергеевной Дубининой, легендарной пианисткой, основоположницей фортепианной казанской школы. Как раз тогда София Асгатовна много времени провела в ее кабинете. Конечно, у них разница в возрасте, но это все равно близкие поколения людей терпеливых, кротких, мудрых, которые всю жизнь посвятили своему делу. Каждую из них можно назвать камертоном чистоты — духовной, человеческой, сердечной, профессиональной. Потому что Ирину Сергеевну мы так называли. И когда ее не стало, можно сказать, ушла эпоха. Также и с Софией Асгатовной.

Сменились времена, темп жизни, эпоха, слушатели и авторы — у каждого из нас уже свой, новый путь, другой язык, мироощущение. Но София Асгатовна останется ориентиром, примером честности, преданности профессии, самому себе. Когда твой язык могут не принимать, не воспринимать, ты должен оставаться верен внутреннему слуху, писать то, что ты слышишь, то, что должен, и не оглядываться на восприятие окружающих. Ты должен служить музыке — в этом ее ориентир и пример одной из самых, наверное, ярких творцов и художников нашего поколения.

Булат Галеев и коллектив «Прометей» познакомились с Софией Губайдулиной еще во времена сотрудничества с Московской студией электронной музыки музея Александра Скрябина в 1960-е годы. Здесь композитор создавала свои произведения на уникальном синтезаторе АНС. Потом — редкая переписка и включение ее музыки в документальные фильмы и концерты, анализ ее произведений на занятиях по музыкальной графике «Дети рисуют музыку». А когда София Асгатовна приехала в Казань в 1989 году, было более долгое и дружеское общение в музее светомузыки Молодежного центра. Во второй ее приезд, в 1993 году, на фестиваль «Европа — Азия», Булат Галеев, Камиль Гимазутдинов и Рустам Сайфуллин снимали все встречи и все места, которые посещала Губайдулина в Казани, позже на основе этих съемок был сделан документальный фильм «Женщина, которая потрясла мир». В «Прометее» подготовлена световая партия для ее многочастной хоровой «Аллилуйи».

В конце 1990-х Булат Галеев, сначала в печати, а потом в реальности, не давая работать бульдозеру, активно отстаивал дом, в котором прошла юность Софии Губайдулиной, на улице Тельмана. Сейчас в нем находится Центр современной музыки имени нашей выдающейся землячки.

Поиски в сфере современной музыки у Губайдулиной и светомузыки у Галеева находились в одной плоскости смелых экспериментов и устремленности в будущее, в искусство, в вечное.

Я не ассоциирую себя с той категорией казанских музыкантов, которые активно общались с Софией. Да и сами понимаете, она жила в Москве, потом в Германии. Но у нас были контакты, когда я учился в аспирантуре Московской консерватории, писал диссертацию по самым современным техникам композиции, и неизбежно в круг моих интересов попала так называемая «московская троица» — Шнитке, Денисов, Губайдулина. Помню, мой руководитель посоветовал мне с ней познакомиться, пообщаться. Она мне дала свои ноты для анализа, это была Percussio Пекарского. Замечательное произведение — написано для известного исполнителя Марка Пекарского и его уникальной коллекции ударных инструментов.

Ей было любопытно посмотреть на аспиранта из Казани, родного города, который занимается «столь подозрительной музыкой» по тем временам. В 1979-м новые техники композиции действительно вызывали подозрение со стороны официальной науки и органов.

Мы встречали ее здесь, в консерватории, я вел творческую встречу с ней. Конечно, было интересно представить такого лидера западного авангарда, который в свое время получал студенческую Сталинскую стипендию. Это был один из последних юбилеев, где-то лет восемь назад.

София Губайдулина, конечно, представляет огромный пласт советской «андеграундной» культуры. Слово «андеграунд» я все-таки здесь использую с определенным значением, потому что культура была не просто подпольной и неофициальной, они разворачивали новые системы музыкальной выразительности, показывая, что мы часть всего мира. И в этом смысле, конечно, их заслуга — Губайдулиной, Денисова, Шнитке, — несмотря на противодействие, которое они постоянно испытывали со стороны Союза композиторов. София оказалась последней из этой великой «московской троицы» и действительно показала сильнейший характер.

Ну и, конечно, она величайший композитор, который открыл новые тембровые миры, новые подходы к композиции. И сейчас, когда ее не стало, испытываю грусть о том, что ее было так мало в Казани: студентам она многое могла бы показать из своих творческих секретов. Ничего не сделаешь, она сознательно выбрала тихий, уютный маленький городок в Германии, и, наверное, имела на это право после всего шума вокруг ее имени. Раз художник уходит в уединение, это значит, он находится в поиске новых смыслов и музыкально-речевых элементов, выражений.

София Губайдулина — одна из самых великих композиторов современности с большой волей. Несмотря на все трудности, она не изменяла себе и писала музыку, которая звучала внутри. Для меня это пример искренности и честности в искусстве. Каждое ее сочинение — глубокое философское высказывание, заставляющее мыслить, а не просто получать удовольствие от прослушивания. Большая честь быть ее соотечественником, и наша обязанность — делать все, чтобы ее музыка звучала, особенно дома.

Уходят большой ХХ век и его люди. Все эти великие мастера, наверное, для нынешнего поколения молодых слушателей уже где-то там, в недостижимом пантеоне, — портреты из учебников истории искусства. Мне ощущение быть хоть частично современником такого мастера придает сил, дает надежду и веру в человечество.

Кажется, довольно распространено мнение, что это сложный композитор, и часто рядом с ее именем употребляют слово «авангард». Но интересно то, что для моего поколения, выросшего в 1990-х, эта музыка присутствовала в культурном ландшафте.

Например, я упомянула у себя в telegram-канале, что в мультфильме «Маугли» 1973 года — музыка Софии Губайдулиной. И она настолько органично и легко попадает в эту историю, рассказываемую по мотивам книги Киплинга, что все вместе это отзывается в душе ребенка. Сегодня (в день смерти композитора. — Прим. «Инде») начала пересматривать «Маугли» и испытала тот же восторг, какое-то абсолютно завораживающее ощущение, как и в детстве, когда увидела его в первый раз. За эти эмоции хочется просто сказать огромное спасибо Софии Губайдулиной.

Ушел последний представитель «московской тройки», которая сделала переворот в развитии отечественной академической музыки. Нашему Московскому ансамблю современной музыки посчастливилось лично сотрудничать и работать с Софией Асгатовной. Она была частым гостем Ассоциации современной музыки, которой руководил Денисов. Ее произведения мы часто включали в репертуар и исполняли. Спасибо огромное вам, София Асгатовна, за ваш огромный вклад, талант и за то, что вы вписали свое имя в историю классического музыкального искусства.

Не буду строить из себя знатока творчества Софии Губайдулиной, поскольку, за исключением саундтрека к «Маугли» (одному из любимых мультфильмов моего детства), я слушал ее произведения нечасто и неподробно. Однако некоторая ее музыка оставила во мне глубокий след.

Я далеко не музыковед, но, в связи с печальной вестью об уходе Губайдулиной, подумал, что, хоть она неоспоримо является одним из трех китов советского авангарда XX века (вместе с Эдисоном Денисовым и Альфредом Шнитке) и на протяжении долгой и плодотворной жизни в искусстве интересовалась экспериментами с формой, тембрами, языком, стилистикой и концепциями (всем тем, что и должно делать авангардисту), ее музыка не пугает сложностью и новизной. Она сложна и нова, но при этом будто давно знакома. Она воздействует на другом, работающем вне культурных надстроек уровне — на протоуровне, на прауровне, назовите как хотите. Видимо, именно это производило и производит на такого неофита, как я, сильный эффект.

Возможно, это банальный вывод, но музыку Софии Губайдулиной можно сравнить с духовным опытом, мистическим откровением, переживаемым здесь и сейчас, причем в самых странных и, казалось бы, неуместных обстоятельствах. Она вроде бы даже называла себя «религиозным» композитором: не в смысле следования какой-то конфессии, а в том, что цель ее искусства — дать этот опыт прикосновения к чему-то высшему, надмирному, любому человеку, независимо от того, верует он или нет. Мне кажется, таких композиторов можно пересчитать по пальцам. Вот Бах, очевидно, такой, а кто еще? Я не знаю. От музыки Денисова и Шнитке, с которыми ее постоянно сравнивали, и даже от Арво Пярта, который, казалось бы, тоже копал тему сакрального, у меня не было такого чувства — только от некоторой музыки Мартынова.

Какие произведения Губайдулиной дали мне такой опыт? В первую очередь это «Семь слов» для виолончели, баяна и струнного оркестра. Вещь, с одной стороны, изящно концептуальная: попытка переизобрести старинный жанр «Семь слов Спасителя на кресте», подключившись к традиции Шютца и Гайдна (забавно, что Христа в заголовке у Губайдулиной нет, его как бы исключили — полагаю, потому, что кантата была сочинена еще в антиклерикальные андроповские времена). А с другой, совершенно культовая — в том смысле, что она ведь как икона. Будь она на доске, можно было бы в красный угол повесить и молиться. Когда я впервые услышал «Семь слов», эта духовная кантата произвела на меня впечатление, сравнимое с шоком (хотя я тогда ничего не знал о традиции Шютца и Гайдна). Я помню, как пытался, как это ни смешно, заниматься под нее йогой, но безуспешно — под нее можно только рухнуть в глубокую шавасану и желательно из нее не возвращаться.

Еще я очень люблю ее единственную пьесу для синтезатора АНС: Vivente — Non Vivente с пластинки «Музыкальное приношение». Это ее единственный опыт в электронной музыке, за исключением небольших фрагментов из саундтрека к «Маугли». И, опять же, по изначальной задумке это почти научный эксперимент по симбиозу электронных тембров и живого звука (причем не всегда музыкального, смеха и вздохов, musique concrète), но гений Софии Губайдулиной, решая эту задачку, дарует слушателю опыт причастия к чему-то сверхъестественному.

И напоследок я бы вспомнил пьесу Misterioso для ансамбля ударных инструментов. Наверное, после «Маугли» это лучшая точка входа в музыку Губайдулиной для таких же оглашенных, как и я. Для тех, кто ищет мост, связующий (в определениях Шнитке) ernst-musik и unterhaltung-musik (другими словами, филармонию с клубом Mutabor). Если вы не боитесь войти не в ту дверь и выйти из нее на другом конце реальности, то вам сюда.

Прежде чем написать первые слова, долго сидела перед пустым белым листом бумаги. Сознание не хочет воспринимать, что любая жизнь конечна. И не только простых людей, но и гениев. Таких, как Губайдулина.

Хотя как было бы здорово, если Господь Бог, вместе с исключительным дарованием и неизмеримым талантом, награждал бы такого человека бессмертием. Можно только предполагать, какое количество музыки было бы написано Софией Асгатовной, сколько еще мудрости узнали бы поколения.

Сложно назвать Губайдулину только композитором. Она выполняла на этой земле роль Учителя. И делала это просто, без назидания. Слушая ее высказывания, исполняя ее произведения, я не оставляла мысль, что Софья Асгатовна знает ответы на вопросы, которые мы начнем себе задавать еще очень не скоро. Мы просто до них еще не дожили, не додумали, не дочувствовали. А вот теперь и спросить не у кого. Долгая память и благодарность.

Мне, конечно, не посчастливилось знать ее лично, но имя Софии Асгатовны с детства у меня на слуху. Мы, ученики казанских музыкальных школ, конечно, знали ее и гордились тем, что у нас есть такая соотечественница. Но при этом она никогда не была ни татарским композитором, ни российским, ни тем более советским, как это обычно пишут в справочниках. На самом деле София Губайдулина была человеком мира, вне культурных и тем более политических границ. Если посмотреть на список ее наград, там есть [благодарности] практически со всего земного шара. И это, конечно, еще раз говорит о ее мировом статусе и уровне признания.

Она всегда была верна себе, поэтому таким естественным кажется ее путь в православие, например. Она была не религиозным человеком, но духовным. И мыслила глобальными вечными константами — это, конечно, отражается в ее музыке.

Ее музыка — всегда опыт, столкновение с неизвестным. Это произведения не для самого удобного слушания, не для удовольствия, а для глубокой духовной работы, размышления, испытания себя, снятия шор и расширения кругозора. Для тех, кто хочет открыть для себя новые миры, пространства, понимание. Мне кажется, эту особенность Софии Губайдулиной, когда она была еще совсем юной, подметил хорошо Салих Сайдашев. Он сказал: «С твоим кругозором тебе надо ехать в Москву». И благословил ее на этот длинный неизбежный путь художника. Когда Тихон Хренников выступил против нее, Альфреда Шнитке, Эдисона Денисова, других молодых московских композиторов-авангардистов, конечно, остаться верной себе было непросто.

Эта ее чуткость, верность, духовность, глубина ее музыки, личности — большой пример нам. Счастье, что нам довелось жить с ней в одно время.