15-минутный путеводитель: академическая музыка для начинающих

Путеводители такого рода обычно начинаются с проверенной классики XVIII−XIX веков. Но мне кажется, что поколению, которое слушает Бейонсе, проще подступиться к классике через произведения, написанные в последние 100 лет.
В качестве старта я советую «Весну священную» Игоря Стравинского. Это ключевое произведение ХХ века. У него очень низкий порог вхождения. Считается, что для понимания музыки слушатель должен знать исторический контекст, биографию автора и кучу дополнительной информации, но это не так в случае со Стравинским. «Весна священная» сразу цепляет рваным, резким темпераментом, в нем много понятных современному слушателю ритмических кусков. Я бы посоветовал исполнение Бернстайна и Нью-Йоркской филармонии 1958 года. Стравинский, услышав это исполнение, написал в своем дневнике одно слово: wow — лучше рекомендации быть не может. Также можно послушать версию Евгения Светланова 1961 года, которая известна своей скоростью — в этом исполнении «Весна священная» быстрее, чем ее исполняют обычно, что ей даже на пользу.

«Весна священная». Игорь Стравинский, дирижер Евгений Светланов

Далее не нужно углубляться в авангард — наоборот, стоит вернуться назад и послушать какие-то классические симфонические или фортепианные сочинения. Как правило, именно такая инструментальная форма наиболее привычна современному слушателю. Я советую перейти к Бетховену. С его именем связан важный водораздел в истории музыки: до него музыка была приложением к какому-то действию, но Бетховен считал, что музыка — это абсолютное искусство. Его радикальность в том, что он добился того, что музыка обрела независимость. Я не советую Девятую или Пятую симфонию — они слишком известны и потому многим могут показаться скучными. Для начала нужно попробовать Шестую «Пасторальную» симфонию: структурно и мелодически это одно из самых понятных сочинений Бетховена, она легко воспринимается на чисто эмоциональном уровне. Среди дирижеров, исполнявших Бетховена, я выделю Артуро Тосканини, но не могу его советовать, потому что его записи 1930−1950-х годов не очень хорошего качества. Можно попробовать записи Герберта фон Караяна до 1980-х годов — в 1980-х он записывал в более экспериментальном ключе для популяризации первых CD, и в них достаточно плоский звук, за что вообще часто ругают ранние CD-записи, оркестр там расслышать нельзя. Но у Караяна много записей и тут есть из чего выбрать.

Шестая «Пасторальная» симфония. Людвиг ван Бетховен, дирижер Герберт фон Караян

Иоганн Себастьян Бах — главный человек в западной музыкальной традиции. Нужно помнить, что, несмотря на все его нововведения, какой-то революции при жизни он не произвел. Он немного вписывался в существовавшую традицию барокко и не создал свою — в последующие 40 лет его влияние практически не прослеживается. Баха воскресили Мендельсон и Шуман, основные его популяризаторы, сформировавшие определенный культ Баха. У Баха огромное количество произведений, написанных в невероятно большом количестве жанров — от органной музыки до ораторий. Я советую начать с вокальной либо сольной музыки Баха, например Гольдберг-вариации в виртуозном исполнении Гленна Гульда — это совершенно заслуженно одна из самых продаваемых записей в истории музыки и отличный способ ознакомиться с западной традицией сольного фортепианного исполнения. Что касается хоровой музыки, то сложно представить более весомого композитора в этой области, чем Бах. Не нужно кидаться на большие оратории, которые идут по три-четыре часа, — хотя это безусловно его главные шедевры, — лучше начать с коротких кантат, например с любой записанной дирижером Карлом Рихтером. Есть две традиции исполнения Баха и барочной музыки вообще — традиция из романтической эпохи, пережившая модернизм, где Бах исполняется в осовремененном языке большими оркестрами, и культура исполнения аутентичная, то, что называется historical informed performance. Рихтер исполняет Баха в современной манере — все четко, громко и с правильными акцентами, и для новичков это хорошо. Все-таки аутентичная барочная манера исполнения непривычна для современного слуха.

Что касается Моцарта, то с ним связаны две проблемы. Во-первых, это устойчивый миф о том, что его гений сформировался в очень разном возрасте, что он писал музыку чуть ли не в утробе матери. Это не совсем верно. У Моцарта не было детства, его использовал отец для достижения собственных целей; Моцарт невероятно много работал каждодневно, из-за чего у него были какие-то пробелы в общечеловеческом образовании, — и только когда он их преодолел, он вырос в уникального композитора, сочинившего за короткое время невероятное количество шедевров, и в этом отношении с ним может поспорить только Шуберт. Ранние его произведения сильно уступают, на мой взгляд, поздним. Вторая проблема: гениальность Моцарта раскрывается в музыке, которую он писал для опер, а не в известных фортепианных сочинениях. Я бы посоветовал посмотреть оперу «Волшебная флейта» — это эффектное и виртуозное произведение. Почему посмотреть? Дело в том, что конкретно «Волшебная флейта» — это singspiel, зингшпиль, определенный жанр немецко-австрийского оперного театра: он построен как мюзикл — песенные и музыкальные номера прерываются разговорами, толкающими вперед сюжет. И на записях это очень непросто выдержать, а в формате просмотра — вполне. Можно в качестве теста включить «Арию Королевы ночи» — это очень короткое произведение, от которого можно упасть, настолько оно феерически сделано. Даже по меркам авангарда XXI века это сумасшедшая работа. И дает представление о том, что такое оперный Моцарт в принципе.

После этого я предлагаю уходить в модернизм — в музыку 1920−1940-х годов. В это время наблюдается невероятный подъем академической музыки. С ростом национального самосознания народов после Первой мировой войны появляются композиторы из таких стран, где раньше академическую музыку нельзя было представить (например из Центральной Америки). Я советую начать знакомство с этим периодом с венгерского композитора Белы Бартока. Ключевая фигура в истории музыки начала XX века, он парадоксальным образом работал вне основных тенденций и течений. Барток опирался на венгерский фольклор, причем самостоятельно собирал музыкальный материал в деревнях. Он всегда понимал, что музыка не набор правил и их можно при необходимости нарушить. Я советую его основное произведение — Концерт для оркестра (1943). Несмотря на то что он написал его в то время, когда уже был смертельно болен раком, это легкое и веселое сочинение, выполненное в неоклассическом ключе; в нем заложен юмор и оно не дает слушателю скучать. Плохо исполнять Бартока в оркестровом варианте очень сложно, так как он один из самых дотошных писателей музыки, но если выбирать лучшее — это будет версия Фрица Райнера, тоже венгра, записанная в 1956 году. От Бартока можно двинуться как к додекафонии, так и к неоклассицизму — двум важнейшим трендам модернизма. Но если додекафония все-таки и сейчас звучит вневременно, то вот про Стравинского 30-х, Хиндемита и прочих весомых авторов, исповедующих неоклассицизм, сказать такого нельзя. Новичкам погружаться в их мир будет сложно, так как это больше история про то, как композиторы рефлексируют и перерабатывают музыку прошлого, и это скорее интересно для историков музыки».

Концерт для оркестра. Бела Барток, дирижер Фриц Рейнер

После Бартока логично взяться за период романтизма, по поводу которого сложилось ложное впечатление как о понятной и простой музыке, своего рода эмоциональной жвачке. Но это не так: во-первых, идеалы романтизма крайне далеки от нынешних, потому их сложно понять; среди произведений поздних романтиков есть неподъемные многочасовые сочинения, с которыми новичок точно не справится. Вместо Брукнера и Малера, которых стоит трогать в десятую очередь, я бы посоветовал обратиться к ансамблевой музыке и начать со струнного октета Феликса Мендельсона, который дает полноценное впечатление о музыке этой эпохи. Во многом именно Мендельсон сформулировал основные музыкальные черты эпохи, и ко всему прочему это очень доступный композитор. Октет он написал в 16 лет, и, на мой взгляд, это убирает все, что в том же возрасте написал Моцарт. Слушать его я советую в исполнении двух квартетов из Чехии: Яначека и Сметаны.

Струнный октет Феликса Мендельсона, квартеты Яначека и Сметаны

Что касается современной музыки, то в ней условно есть два полюса — европейский и американский. Европейская предполагает либо развитие традиций прошлого, либо переосмысление музыки через идеи концептуализма, либо мультидисциплинарный подход — практически никто из молодых европейских композиторов не работает с музыкой как с отдельно стоящим материалом, что периодически выливается в очень странные вещи вроде семичасовой оперы «Аудиогид» Иоханнеса Крайдлера. Из европейцев я советую французского композитора Оливье Мессиана, который на многих повлиял — он читал лекции Пьеру Булезу, Штокхаузену, он научил многих писать додекафоническую музыку. У него очень экспрессивная, интуитивно понятная музыка, хотя она не всегда звучит просто, но эмоционально в нее врубаешься сразу. Это справедливо и для его главного произведения — Турангалила-симфонии. Его лучше послушать в исполнении корейского дирижера Мен Хун Чона. Американская традиция породила самую популярную ветвь академической музыки — минимализм. О Стиве Райхе и Филипе Глассе слышали даже далекие от музыки люди. Это на 100 процентов американская музыка: хоть она отчасти происходит от североиндийской музыки, но имеет отношение еще к музыке коренного населения США и к американской контркультуре середины XX века, к движению хиппи в частности. Но я советую не их, а Джона Кейджа. Многие говорят, что его музыка требует огромного количества дополнительных знаний. Это в какой-то мере так, поэтому я советую его сонаты и интерлюдии для подготовленного пианино конца 1940-х — это простая, эффектная и мелодичная музыка, в которой, вместе с тем, прослеживаются все идеи, которые волновали Кейджа: различные возможности звукоизвлечения, свобода выбора в исполнении музыки, концептуализм. Поняв Кейджа, можно слушать уже других самобытных американских авторов — например Мортона Фелдмана, Генри Кауэлла, Лу Гаррисона, Гарри Парча и прочих. Эта музыка будет особенно интересна всем, у кого представления об академической среде до сих пор остаются крайне консервативными.

Русская музыка стоит особняком и имеет собственную традицию, она вообще не похожа ни на что, что происходило в конкретные эпохи, при этом влияла на европейских сочинителей. Самый великий по вкладу в мировую музыку русский композитор — Мусоргский. Он повлиял не только на Шостаковича, но и на французских импрессионистов и, через них, европейский авангард. Я бы посоветовал начать знакомство с русской академической традицией с Шостаковича (Чайковский во многом опирается на европейскую традицию и к тому же заигран до смерти). Несмотря на то что, по моему мнению, Шостакович часто писал чудовищную музыку, композитор он гениальный: взять несколько понятных его неоромантических тональных сочинений, к примеру, это Восьмой струнный квартет, который часто используют в кино. Это музыка не для фонового прослушивания, она слишком жесткая и нервная, ее не поставишь детям — из всего списка это самое тяжелое эмоционально сочинение. Произведения Шостаковича дают представление о том, к чему пришла русская музыка после череды революций. Это идеальная фигура для вхождения в мир музыки его современников. Он, к слову, не будучи евреем, страшно увлекался еврейской музыкой (и эти мотивы слышны в Восьмом струнном квартете), что, мне кажется, роднит его с историей русской интеллигенции в XX веке вообще.

Я бы советовал начинать не с XIX века, а с барочной музыки, которая, как показывает практика, современному человеку зачастую понятна и близка без объяснений и не вызывает того комплекса сложных чувств, которые, по разным причинам, могут вызвать те же симфонии Бетховена. Кроме того, слуховой опыт нас к этой камерной музыке уже подготовил — от дебютных альбомов Девендры Банхарта и Джоанны Ньюсом, старых дисков Донована и сборников New Weird America до барокко дистанция не такая уж огромная. Начните с английской школы, Генри Перселла и Джона Доуленда, а перед этим включите The Cold song Клауса Номи, чтобы убедиться, что с Перселлом вы на самом деле давно знакомы — это ария What power art thou who from below из оперы «Король Артур». Рекомендую Андреаса Шолля — Crystal Tears. John Dowland and his contemporaries (2008) и O Solitude (2010), Анне Софи фон Оттер — Music for a while (2004) и Дон Апшоу — Angels hide their faces: Dawm Upshow sings Bach and Purcell (2005). А после этого — довольно эксцентричную пластинку Apparition (2007) немецкой оперной певицы Кристины Шефер, в которой она поет Перселла вперемежку с сочинениями американского авангардиста XX века Джорджа Крама.

The Cold song. Клаус Номи

Переключившись на французское и итальянское барокко, ознакомьтесь с искусством современных контртеноров — Филиппа Жарусски, Макса Эммануэля Ценчича, Йестина Дэвиса — и историей кастратов, репертуар которых они активно осваивают (Питер Барбье. «История кастратов», 2006). Заодно нужно послушать единственную дошедшую до нас запись Алессандро Морески, «последнего кастрата», сделанную в 1902 году, — она напоминает, как быстро меняются представления о том, как надо исполнять ту или иную музыку (хотя, конечно, стоит иметь в виду, что Морески не был великим исполнителем и Фаринелли уж наверняка пел получше).

Ave Maria. Алессандро Морески

Дальше можно послушать St Petersburg Сесилии Бартоли, чтобы убедиться, что и у нас было свое барокко (а не знаем мы его потому, что на всех архивах сиднем сидит Валерий Абисалович Гергиев и никому не дает). «Иду на смерть» — шедевр. Попробуйте также послушать что-то очень знакомое, например «Времена года» Вивальди, но в лихом исполнении — например аутентистов из Il Giardino Armonico. Если после этого замахнетесь на барочные оперы, например на великую «Роделинду» Генделя, помните, что их совершенно не обязательно слушать не шелохнувшись — эти четырех- и шестичасовые оперы в свое время никто так и не слушал, зрители входили и выходили из зала, болтали и выпивали, а в ложах венецианских опер висели специальные зеркала, в которые можно было поглядывать, не высовывая носа в зал, чтобы не пропустить особо выдающуюся арию, а в остальное время — ужинать и играть в шахматы (и поплевывать сверху на посетителей партера). В какой-то момент вы непременно откроете для себя ансамбль L’Arpeggiata, у которого можно слушать абсолютно все, но в первую очередь — альбомы La Tarantella и All Improvviso, доказывающие, что барочная музыка — это чистый рок-н-ролл. Особняком стоит гениальная пластинка Music for a while, где Перселл оказывается поводом для джазовых импровизаций. Кстати, неплохой способ расширить горизонты дают плей-листы на Apple Music, например The best of chaconne, где одну и ту же ритмическую фигуру барочного танца обыгрывают Монтеверди, Люлли, Перселл, Рамо. Послушайте, кстати, как играет Рамо Теодор Курентзис (The Sound of light). Еще одна беспроигрышная запись — сюиты для виолы да гамба Марена Маре (этого гамбиста при дворе Людовика XIV играл Жерар Депардье в фильме «Все утра мира») в исполнении Кристофа Куана, звучащие подозрительно современно. Во многом потому, что они еще и записаны с диким количеством реверберации, так что звучат практически как дарк-эмбиент.

St Petersburg. Сесилия Бартоли

Вообще, хороший способ разобраться в музыке — это слушать разные исполнения одной и той же вещи. Например, послушайте подряд Ground in С Minor Перселла в исполнении великой клавесинистки Ванды Ландовски, Густава Леонхарда, а потом фортепианные переложения Никиты Мндоянца, Вадима Холоденко и Антона Батагова.

Не нужно никакой специальной подготовки, чтобы оценить инструментальную музыку Баха, прежде всего Гольдберг-вариации, любимое сочинение Ганнибала Лектера. Бах написал их для страдавшего бессонницей графа Кайзерлинга, российского посла при саксонском дворе. Количество разнообразных записей Гольдберг-вариаций бесконечно, но начать стоит с Гленна Гульда — его версия вариаций (точнее, две версии — он записал их в 1955-м и еще раз незадолго до смерти, в 1981 году) безусловно входит в десятку лучших записей века. После этого можно перейти к кантатам Баха, а для лучшего понимания прослушать хотя бы кусочек гигантского, но страшно интересного лекционного цикла «Литургический год с И.С. Бахом».

ХХ век стоит начать с загадочного «Вопроса, оставшегося без ответа» Чарлза Айвза — сложно поверить, что это сочинение 1906 года. Ну или с «Весны священной» Стравинского, не требующей вообще никаких объяснений — современное ухо легко услышит в этой музыке и джаз, и хардроковые риффы, и все, чему еще только предстоит родиться. Вообще, стоит побольше послушать именно музыки 1910−1920-х, чтобы почувствовать, что классика не живет и никогда не жила в коконе, что на нее непременно влияет окружающий мир, иногда — самым неожиданным образом. В то время это был ворвавшийся в мир академической музыки джаз, который слышен и у Стравинского, и у Хиндемита, и в операх типа «Джонни наигрывает» Кшенека. Послушайте «Джазовую симфонию» Джорджа Антейла, его сонату № 2 «Аэроплан», а начните с «Дикой сонаты» и «Механического балета», который и сейчас производит впечатление. Кроме джаза в музыке того времени невозможно не услышать кабаре, без которого не было бы, например, Курта Вайля. Начните с его «Трехгрошовой оперы» (1928), а потом можно послушать «Расцвет и падение города Махагони» (1929) — по крайней мере один номер из нее, Alabama song, вы наверняка слышали (для многих по-прежнему оказывается сюрпризом, что ее сочинила не группа The Doors). После Вайля легче будет понять «Лунного Пьеро» (1912) Арнольда Шенберга, важнейшее для музыки XX века сочинение, — без модернистского кабаре его бы не было. А после этого послушайте невероятные «Америки» (1921) Эдгара Вареза с кряканьем и солирующими сиренами, в которых слышно все сразу — и Стравинский, и Малер, и Шенберг, и футуристы, и победительная сила биг-бенда.

«Америки». Эдгар Варез

Теперь, отматывая назад, можно послушать немного романтиков — например фортепианного Шуберта в исполнении Андраша Шиффа, особенно сравнительно недавние его записи на ECM; и обязательно песенные циклы, в первую очередь «Зимний путь» — можно того же Шиффа и Петера Шрейера, а после этого — радикальную интерпретацию Ханса Цендера (в версии, которую исполняет Klangforum Wien). От одного Шуберта с его паузами и божественными длиннотами можно провести линию к послевоенному авангарду и дальше, скажем, к Леониду Десятникову и Валентину Сильвестрову. И таких маршрутов можно проложить множество — например от Эрика Сати к Кейджу, минимализму и эмбиенту. Сати — это вообще беспроигрышный вариант для начинающих, так же как — нарочно называю очень разных композиторов — Стив Райх (но не поздний), Жерар Гризе (прежде всего его «Акустические пространства»), Луи Андриессен, Арво Пярт (сочинения 1970–1980-х годов).

Напоследок хочу порекомендовать одну пластинку Алексея Любимова, еще одного человека, у которого можно слушать все, — она называется Pourguoi je suis si sentimental, это сборник постсоветского поставангарда, грустная и очень красивая фортепианная музыка. Она вышла в 1995 году и благодаря ей я когда-то узнал о существовании Сильвестрова, Мансуряна, Пелециса и Рабиновича-Бараковского. Киевского композитора Валентина Сильвестрова порекомендую еще раз, отдельно, — знает его по-прежнему не так уж много людей, и это совершенно непростительно. Начать можно с пластинки пианистки Дженни Лин Nostalghia. Silvestrov: piano works и «Тихих песен», невероятного песенного цикла с долгой историей — они были написаны в 1977-м, записаны на «Мелодии» (но не выпущены) в 1988-м и вышли на ECM в 2004-м.

Nostalghia. Валентин Сильвестров, исполняет Дженни Лин

К сожалению, в школах дают плохое музыкальное образование — у детей нет даже самых общих представлений об истории предмета. На уроках они в лучшем случае заучивают советские песни. В городе ситуация не лучше: у нас всего один театр оперы и балета, куда сложно достать билеты. Закрылось радио академической музыки «Орфей». В консерватории студенческие концерты проходят почти каждый день, но всегда при пустых залах. Мы решили изменить ситуацию и организовать своего рода уличный протест — фестиваль «Музыка вокруг нас» (прошел в 2014 году. — Прим. «Инде»): расставили по городу фортепиано, в Лядском саду организовали оркестр пианистов. Эксперимент с фортепиано на улицах удался: среди прохожих всегда находились люди, умеющие играть на инструменте, а однажды ночью я увидел, как на фортепиано очень прилично играл бомж. Сейчас мы с молодежным оркестром Sforzando ставим камерные оперы. Для этого организуем собственную площадку в Доме актера, ведь странно, что в таком большом городе, как Казань, нет ни одного музыкального театра.

Мне кажется, что новичку стоит начать с эпохи барокко. Здесь я выделяю композитора Доменико Скарлатти. Есть такая американская байка, что новоявленного миллионера с Уолл-стрит не пустят в элитное общество миллионеров, если он не знает музыку Скарлатти. Думаю, здесь фамилия означает весь пласт классической музыки, знание которой является маркером образованности. Почему именно она? У него идеальная форма, совершенно нескучная при этом. У Скарлатти очень солнечная музыка, со всевозможными барочными «рюшками», при этом не переходящими в избыточность. По моим наблюдениям, Скарлатти очень хорошо воспринимают дети.

Что касается Баха, Моцарта и Бетховена, то это, безусловно, настоящие поп-композиторы: их мелодии слышали все. Бах великий, его величие в простоте. В музыкальных школах обучение начинается именно с него: Бах технически не очень сложный, но ему удается минимумом средств достичь максимума эффекта. Я считаю Баха джазменом своего времени. Он записывал в нотные тетради только основу мелодии без проработки подробностей, поэтому при исполнении композитор мог импровизировать в рамках очерченных границ, просто эта импровизация происходила в музыкальных формах того времени. Даже сейчас при развитой фантазии исполнитель может по-своему аранжировать мелодии Баха и это совсем не будет отходом от канона. Его музыка сама дает такую возможность, она открыта индивидуальным интерпретациям. Сейчас, к слову, много джазовых обработок Баха, и при прослушивании не возникает диссонанса. И опять же Бах — светлый композитор. У Баха внутри произведения может таиться любая трагедия, но в финале всегда хэппи-энд — его мелодии заканчиваются мажором. Такое мироощущение связано с тем, что он всегда работал в церкви, при этом прожил счастливую, полнокровную жизнь, с дуэлями, влюбленностями, спорами и семейными хлопотами; кроме того, он не бедствовал. Я советую для начала послушать его Итальянский концерт для фортепиано.

Моцарт, подобно Баху, технически не сложный композитор. Его часто играют дети и пожилые музыканты. Зрелые музыканты редко включают в свои программы Моцарта, так как считают его слишком простым, а любому музыканту хочется показать всю свою виртуозность и мастерство. Но именно Моцарт считается лакмусовой бумажкой пианиста — в прозрачной структуре слышны все огрехи, и, играя Моцарта, музыканту нечем прикрыться. К тому же важен настрой. По-моему, именно дети лучше всего его играют. Это связано с тем, что в начале жизни в голове нет шаблонов, гордыни и жизненных проблем, а это важно при исполнении такой музыки. А что до пожилых... в конце жизни не нужно ничего доказывать, и тебе снова хочется вернуться в счастливое детство, уйти от суеты в мир света и покоя, — Моцарт именно об этом. У Моцарта можно послушать любую его сонату, хотя самое великое его произведение — опера «Волшебная флейта».

Бетховен для меня особенный композитор: мой руководитель по аспирантуре любил его и хорошо исполнял, я сам делал концерты из его сонат и вариаций. В его музыке чувствуется начало формирования больших масштабов, характерных для эпохи романтизма. Это связывают с действиями Наполеона: как известно, Бетховен был очарован Наполеоном и считал, что он как политик принесет Европе много пользы. Однако война есть война, и он быстро разочаровался в нем. Свой Пятый концерт он назвал «Императорским» в честь Наполеона, но потом композитор отказался от этого названия, хотя история сохранила первоначальный вариант. Французы его называют первым композитором эпохи романтизма, хотя другие исследователи спорят с этим утверждением; я его причисляю к эпохе классицизма. Как бы там ни было, Бетховен оказался на границе эпох, что чувствуется в его музыке. Даже неподготовленный слушатель заметит разницу между его первыми сочинениями (относящимися к эпохе классицизма) и поздними романтическими произведениями. У Бетховена сложно выбрать одно произведение, я бы посоветовал Первую, Восьмую и Тридцать первую сонаты.

Далее я предлагаю в хронологическом порядке двигаться в сторону романтизма. Выделю две фамилии: Шопен и Лист. Шопен, будучи поляком, был вынужден уехать еще из российской Польши во Францию. Считается, что в его музыке отражена ностальгия по исторической родине. В его сочинениях много фольклорных мотивов (обращение к фольклору в принципе характерно для романтизма, но он интерпретирует фольклор в грустной, минорной форме. Шопен камерный композитор, он не писал симфоний. Этому есть простое объяснение — в его время музыку много слушали в светских салонах. Это не сцена театра, поэтому для такого исполнения писалась музыка маленького формата: сонаты, романсы, ноктюрны, вальсы. Я советую для начала попробовать Второе скерцо Шопена.

Лист — полная противоположность Шопена. Это огненный композитор, виртуоз своего дела. Именно с него начинается мода на композиторов-виртуозов, когда фигура исполнителя становится такой же важной, как и музыка, которую он исполняет. Листа сложно играть: его мастерство, видимо, граничило с циркачеством, кажется, у него было больше пальцев, чем у обычных людей. Он тоже принадлежит романтической эпохе и для его творчества также характерно обращение к фольклору, но в его исполнении фольклор получает совершенно неожиданную обработку. Листа слышали многие дети, только они об этом не подозревают. Его Венгерская рапсодия № 2 играла в одной из серий мультфильма «Том и Джерри», в которой Том давал фортепианный концерт (мне кажется, ролевой моделью для отрешенного от мира Тома-пианиста стал образ пианиста Артура Рубинштейна). Нужно еще прослушать его Н-mоll'ную cонату («Хамольную», как ее называют музыканты).

Серия из мультсериала «Том и Джерри»

Отечественная классическая музыка развивалась с отставанием от Европы, по большому счету, музыку к нам привез Глинка только в начале XIX века. Как раз во время Чайковского и «Могучей кучки» наша музыка догоняет Европу. У Чайковского чувствуется русское народное влияние. Чтобы понять его русскость, нужно начать с известного «Детского альбома» — это 24 мелодии, написанные Чайковским для детей, которые учатся играть на фортепиано (подобные тренировочные нотные тетради писали многие известные композиторы). У Чайковского обучение соседствует с воспитанием и идеологией. Альбом представляет собой распорядок дня ребенка. Первая композиция называется «Утренняя молитва». Там же есть части, которые готовят ребенка к трагедиям взрослой жизни: «Болезнь куклы», «Смерть куклы». Существуют разные интерпретации этого альбома, но я советую слушать в исполнении Михаила Плетнева.

«Детский альбом». Петр Чайковский, исполняет Михаил Плетнев

В моем личном топе композиторов, которых нужно знать любому человеку, после Чайковского идет Рахманинов. За бортом остаются такие великие фигуры, как Скрябин и Стравинский, но это другая линия развития музыки, в которой много модерновых наработок, и потому они сложны для новичков. В сравнении с ними Рахманинов скорее человек XIX века, он тяготеет к традиции прошлого, виртуозно перерабатывая достижения предшественников. Рахманинов был дворянином и был вынужден покинуть страну после революции. Он уехал в США, где его судьба сложилась хорошо — его сочинения пользовались бешеным спросом. Он даже писал музыку по заказу, но даже эти, казалось бы, коммерческие работы получались у него гениальными. Я сейчас говорю о Рапсодии на тему Паганини. Рахманинова легко начать слушать со Второго и Третьего концертов, также выделю его «Симфонические танцы» и камерную оперу «Алеко». Как у Шопена, в музыке Рахманинова слышна тоска по исторической родине. Известно, что он активно помогал СССР деньгами во время войны, писал письма Сталину, хотел вернуться. К слову, один из самых гениальных казанских композиторов — Рустем Яхин — напрямую наследует позднеромантической традиции Рахманинова. Это можно услышать самому, поочередно прослушав романсы Рахманинова и Яхина.

Дмитрий Шостакович — мой профессиональный дедушка: мой руководитель в аспирантуре Виктор Александрович Столов был учеником Шостаковича. Главное произведение Шостаковича — Седьмая «Ленинградская» симфония. Другие его произведения, пожалуй, сложны для восприятия, хотя наши профессора удивлялись тому, что нам Шостакович кажется трудным. Наверное, это связано с тем, что музыка Шостаковича хорошо ложилась на идеологическую действительность того времени, в котором жили наши преподаватели: всесоюзные стройки, заводы, индустриализация и пятилетки. Но Ленинградскую симфонию, которая была написана во время блокады города, нужно знать каждому жителю России, потому что в ней без слов дан исчерпывающий портрет ужасов войны. При этом Шостакович, конечно же, не реакционер и пропагандист. Как известно, в 1948 году он был обвинен в «формализме», «буржуазном декадентстве» и «пресмыкательстве перед Западом» и на его творчество власть наложила запрет. Мне кажется, на Шостаковиче и Прокофьеве классическая музыка заканчивается и начинается поиск форм, звуков, эксперименты с технологиями второй половины XX века.

Фото: обложка — Shutterstock, 1, 2 — Wikimedia, 3 — Flickr