Карьерный разворот. Как геодезист стал парикмахером, а системный администратор занялся арабской каллиграфией

«Инде» продолжает искать доказательства тому, что если захотеть изменить собственную жизнь в России, этому не помешают ни РКН, ни другие компетентные ведомства. На этот раз в рубрике «Карьерный разворот» — истории несостоявшегося продажника, заводского рабочего и геодезиста, который нашел себя в парикмахерском деле, и сисадмина с философским образованием, который не побоялся уйти в графический дизайн.

Странная специальность в КНИТУ-КАИ и работа коллектором

В старших классах меня очень влекла юриспруденция, но папа-инженер, который окончил КАИ и долгое время работал на КАМАЗе, отговорил — мол, юристов и экономистов много, а инженеры стране нужны всегда. В итоге я пошел в КАИ — в институт радиоэлектроники и телекоммуникации. Там на кафедре «Технология радиоэлектронных средств» была специальность с названием «Технология и предпринимательство». Документы я туда подал потому, что только там оставались бюджетные места.

На специальности готовили преподавателей по направлению кафедры и в целом наше обучение представляло собой странный симбиоз технической специальности с педагогикой и маркетингом. То есть нам давали очень широкие, но совершенно поверхностные знания. Как и многие мои сокурсники, я надеялся, что впоследствии переведусь на более стоящую специальность, но учеба пошла по накатанной без особых сложностей, и мысли о переводе я бросил. К тому же на этой странной специальности была военная кафедра.

К пятому курсу я осознал, что с моим дипломом можно будет разве что преподавать в вузе, и то — только после аспирантуры. Продолжать учиться здесь я не хотел, да и перспектива преподавания казалась мне сомнительной. Еще будучи студентом я подрабатывал продавцом-консультантом в «М.Видео», но понял, что продажи — не мое и мне сложно постоянно что-то кому-то впаривать. Потом я устроился коллектором в банк: мне приходилось звонить людям и угрожать им, что тоже категорически не мое. Под конец обучения я женился и мы с супругой уехали отдыхать в Питер. Летом после выпуска я не работал — оставались деньги с прошлой работы плюс что-то подаренное на свадьбу.

Зимний сон в столовой завода

Друг моего папы тогда работал технологом на одном казанском заводе и пригласил меня попробоваться в отдел продаж. Когда я отказался (продажи — не мое), меня отправили на должность мастера цеха (по сути — обычный рабочий) с перспективой роста до помощника технолога или руководителя бригады. Завод выпускал металлосайдинг, металлочерепицу и так далее. Конечно, практически вся работа была автоматизирована, но мне все равно приходилось таскать тяжести, переставлять или складывать металлические листы — так я впервые в жизни подкачался.

Зарплата зависела от объема произведенного и проданного материала. Так выходило, что поначалу у КСП всегда были заказы, а значит, и деньги, и по меркам завода я получал неплохо — около 30 тысяч рублей в месяц. Тем не менее зимой были длительные простои, когда только и делаешь, что спишь в столовой (так как в цеху холодно). У нас тогда случился лишь один большой заказ — для Камчатки. Меня с молодым товарищем отправили колотить деревянный каркас в транспортировочном контейнере, чтобы зафиксировать стопки металлических листов. Такая работа не может нравиться. Следующей осенью с заказами снова начались проблемы. Я понял, что так будет всегда, и твердо решил поменять специальность. В общей сложности на заводе я провел один год.

Геодезический тур по Татарстану

Моя супруга работала в организации, одно из подразделений которой занималось геодезией. Когда я ушел с завода, они как раз искали новых сотрудников, и я решил попробовать. Работа компании была связана с электросетями, а мне нужно было разведывать территорию, наносить на карты различные коммуникации. Каких-то специальных знаний не требовалось, всему учился на ходу. Мы бригадой из трех человек катались по районам Татарстана. Мне нравилось, что не нужно сидеть в офисе и каждый день встречаешь и узнаешь что-то новое. Например, когда снимаешь координаты в поле в плохую погоду, самое сложное — найти геодезические метки (по сути это обычные трубы, торчащие из земли, но их координаты известны максимально точно). В их поисках можно было перекопать половину поля, причем иногда совершенно бесполезно: многие метки давно распилены на металлолом. Зато работать в городе совсем легко, потому что в Казани за геопунктами следят.

Моя зарплата также зависела от заказов, но, в отличие от завода, здесь все же была стабильность — я ежемесячно получал свои 30 тысяч рублей (впрочем, бывали и максимумы вроде 70 тысяч рублей в месяц). Наша компания была одним из основных подрядчиков крупной казанской компании, занимающейся электросетями, поэтому недостатка в хороших заказах не было, к тому же случались частые шабашки. Ты стоишь где-то в деревне на заказе, тебя видит местный мужичок и просит обмерить и задать точные координаты его участка — стандартная история. Обычно участок задаешь по четырем точкам, каждая — 500 рублей, то есть за 15-минутную работу получали 2000. А однажды мы измеряли участок деревенскому батюшке, и отметить пришлось 16 точек (территория была неправильной формы, с оврагами) — вышло на 8500 рублей. Мы решили, что дело богоугодное, и скинули ему 500. Он достал деньги из кошелька, плотно набитого тысячными купюрами, и всю обратную дорогу мы с коллегой смеялись: мол, нашли кого жалеть.

Через год я остался в бригаде один. Продолжал работу, но уже только в Казани, так как у меня не было машины. До объектов добирался на общественном транспорте — с рюкзаком и оборудованием на руках. В декабре 2016-го нас на два месяца отправили в административный отпуск, из которого на работу я уже не вернулся. Мне предлагали уехать на вахту куда-то в тайгу, измерять железнодорожные пути, но я отказался. К тому времени у меня уже был ребенок, и меня не привлекала перспектива месяцами зависать с бухающими мужиками вдали от семьи.

Развод на окнах и новое призвание

Найти новую работу было сложно. Геодезию не рассматривал, потому что вакансии были только в маленьких компаниях, сидящих на частных заказах, а там денег нет. К тому же мне было уже 25 лет, у меня была семья, и начинать что-то с нуля было сложно. Я перебирал варианты, финансовая подушка заканчивалась. Даже думал начать ходить по подъездам и предлагать какие-нибудь услуги. В итоге я действительно на месяц устроился на такую работу — стучался в квартиры, спрашивал: «Вы уверены в качестве ваших пластиковых окон?» и предлагал продукт «от ведущей немецкой компании». В целом это развод: ты приходишь к клиенту домой, охаешь над его окнами и пугаешь скорым появлением плесени. Работу я бросил, потому что продавать так и не научился.

Меня всегда тянуло в творчество — фотографию или индустрию татуировки. Со вторым была проблема — я вообще не умею рисовать. Зато у меня был фотоаппарат и я давно этим увлекался. Я начал готовить портфолио. Мне казалось, что у меня все получится, потому что видел, с чего начинали мои знакомые фотографы, и по сравнению с их работами мои были объективно лучше. Но тут у нас случилась встреча класса, на которой мой лучший школьный друг рассказал, что в парикмахерскую, где он стрижется, нужен новый мастер. Там как раз набирали группу на обучение. Я вообще не понимал, на что иду, но решил попробовать. С одной стороны, никогда не задумываешься о парикмахерской деятельности как о полноценной профессии. С другой, меня влекло, что в этой сфере я встречу интересных людей.

Группу не набрали, но меня оставили обучаться при салоне. Первое время я чуть ли не жил там: смотрел, как работают коллеги, таскал друзей на стрижки. Зазывал и случайных людей — студия находилась в ТЦ «Караван», где всегда полно народа, и я просто ловил посетителей и предлагал бесплатно постричься. Еще находил моделей в специальных группах во «ВКонтакте». Самого первого человека я, кажется, стриг часа три. Это был парнишка из магазина по ремонту мобильных телефонов в ТЦ «Караван». Но он остался доволен.

Поначалу работать было страшно — я все время боялся отрезать что-то не то. Один из моих друзей говорил позднее: мол, Дима, ты меня тогда два часа просто гладил по голове расческой. Еще более трудно было впервые подстричь человека за деньги: помню, перед первой настоящей коммерческой стрижкой я не спал ночь, постоянно прокручивая в голове, как буду все делать.

Стандартное время стрижки в салоне — один час, и постепенно я приблизился к этой норме. Потом случайные клиенты, которых я стриг бесплатно, начали оставлять чаевые. После этого руководитель сказал, что я могу становиться полноценным мастером и брать деньги за свою работу по прейскуранту. Потом я еще раз прошел обучение — вместе с группой.

В первый месяц я заработал всего 3000 рублей, но потом доход рос пропорционально мастерству. Сейчас я делаю более дорогостоящие процедуры — окрашивание, женские стрижки. Супруга к моей новой профессии отнеслась хорошо, друзья тоже (еще бы — они теперь стригутся бесплатно). Мама тоже не была против, но вот у отца были сложности с принятием. Он как типичный инженер не сразу понял, почему я ушел обслуживать людей. Хотя сейчас он свыкся и сам у меня стрижется. К тому же он видит, что меня от этого прет, я постоянно развиваюсь, да и деньги дома есть.

Что касается будущего, то логичный прогресс любого мастера — это собственный салон. Об этом я тоже думаю, но это точно не ближайшая перспектива. Круто, что сейчас я владею конкретным ремеслом, которое будет со мной всегда. Наш эсэмэмщик часто говорит, что парикмахер никогда не останется голодным, ведь волосы у людей будут расти всегда.

Из философии — в IT-сферу

После школы я поступил на философский факультет в Перми. Мне было это интересно, но уже во время учебы я понял, что после выпуска мне светит максимум остаться преподавать в университете. Перспектива не прельщала, и я вспомнил о своем давнем увлечении — компьютерах. Стал самостоятельно разбираться в IT-технологиях: настраивал операционные системы, изучал железо, много читал. Мне казалось, что я правда себя нашел.

В 2007 году я окончил университет и стал искать работу в IT. Устроился системным администратором в пермскую компанию «Кираса» — они занимаются производством бронежилетов. Я помогал коллегам с компьютерами и следил за бесперебойной работой программного обеспечения. В общем мне нравились мои обязанности — это было действительно то, чем мне хотелось заниматься. Я брался за работу с удовольствием и не отказывался от дополнительных проектов. Наверное, поэтому меня довольно быстро (через год) повысили до начальника отдела.

После «Кирасы» было пермское отделение Райффайзенбанка. Мне предложили хорошие условия плюс я понимал, что там будет много новых интересных задач. В принципе, на новом месте мне нравилось, но московские сисадмины сами все разрабатывали, а в регионы отправляли лишь инструкции по внедрению ПО. Первое время я придумывал себе дополнительные задачи — например, писал рекомендации по работе с софтом, внедрял дополнительный функционал. От работы в банке я ждал профессионального роста, но условия, в которые я попал, напоминали скорее уютное болото, чем активное развитие. В итоге в 2009 году я ушел.

Первый логотип за 16 долларов

Об арабской каллиграфии я задумался случайно: загуглил пару слов на арабском и попробовал их нарисовать на стареньком планшете моих знакомых. Своей первой работой я остался доволен и, чтобы получить объективную оценку, скинул ее друзьям — им тоже понравилось. До этого я никогда не занимался ничем подобным, и вдруг у меня с ходу получилось хорошо — это очень крутое ощущение.

Я решил попробовать монетизировать свои работы. Писал потенциальным заграничным клиентам, которым могла бы быть интересна арабская каллиграфия, — из Саудовской Аравии, Эмиратов, европейским мусульманам. Расчет оказался верным: моим первым клиентом стал магазин Style Islam, работающий на Европу. Они делают и продают мусульманские брелоки, футболки и другие аксессуары. Футболист из Саудовской Аравии покупал у них франшизу, и я сделал для его магазина в Медине логотип за 16 долларов. Когда мне скинули фотографию вывески, я сразу выставил ее в своих соцсетях и получил хороший фидбек. Захотелось стараться еще больше.

От логотипов я двигался к более творческой работе. Так получилось, что мои работы в интернете нашла Лилия Марсано — ее поразило, что в России есть люди, которые работают с арабской каллиграфией в такой технике, и она предложила выступить куратором моей персональной выставки. Я долго сомневался, но в итоге согласился. В качестве поддержки (моральной и финансовой) выступил Рустам Сулейманов, президент Фонда имени Марджани (татарстанская некоммерческая организация, которая поддерживает научные и культурные программы. — Прим. «Инде»). Он предоставил площадку и взял на себя все расходы.

Так с 17 мая по 17 июня 2012 года в библиотеке иностранной литературы имени Рудомино в Москве прошла моя выставка. У меня нет художественного образования и к своим работам я не отношусь как к искусству, поэтому для меня это был напряженный опыт — отнестись к этому в духе «вау, у меня выставка!» не получилось.

Жизнь на фрилансе

После того как я ушел из Райффайзенбанка, я больше никогда не работал в штате. Перед увольнением я накопил сумму, позволяющую полгода не заботиться о работе, — именно это помогло мне не бросить художественные опыты ради фул-тайма. С тех пор прошло уже девять лет, и я до сих пор не могу сказать, что научился жить на фрилансе правильно — когда ты получаешь деньги с заказа и рассчитываешь, как будешь на них жить до следующей выплаты. Свои работы я выставляю на платформах вроде Behance — там со мной связываются потенциальные заказчики. Круто, если они покупают готовые работы, но еще я часто беру специальные заказы. Обычно я пишу отдельные слова, а не фразы или аяты, потому что у меня размашистая техника, больше похожая на японскую каллиграфию. В этом смысле я отличаюсь от остальных арабских каллиграфов, работающих в рамках строгих классических форм.

Мне до сих пор интересна IT-сфера, к тому же за эти девять лет в ней многое изменилось, и, думаю, мне было бы интересно решать новые задачи. Кроме того, я был бы не против устроиться дизайнером в сильную команду (но не в компанию, где надо делать наружную рекламу и открытки к 8 Марта). Но сейчас моя главная цель — Европа и арабский мир, потому что в России у каллиграфов не так много заказчиков. Во-первых, у нас почти никто не говорит по-арабски, а во-вторых, для местных клиентов у меня отпугивающе высокий ценник. Впрочем, постепенно арабская каллиграфия становится популярнее, потому что вырастает новое поколение мусульман, занятых в бизнесе. Сегодня костяк моих заказчиков в России — это, к примеру, Moscow Halal Expo, радио «Азан» и магазин Sabr.

Иллюстрации: Вова Павлов