«Снаружи он такой интересный, но люди внутри самые обыкновенные». Отрывок из вербатима про Мергасовский дом и история создания эскиза спектакля

В апреле 2018 года мне позвонила [казанский дизайнер] Ксюша Шачнева и рассказала идею спектакля, главный герой которого — дом. Я знаю Ксюшу несколько лет и никогда не слышала раньше, чтобы она звучала так взволнованно. Ксюша знала, что я тоже люблю Мергасовский дом — это одно из самых дорогих моему сердцу зданий в Казани. Нужно было дать дому голос, написать ему речь. Мы сразу сошлись на том, что это не может быть художественный текст: в доме жили и живут люди, нам нужно просто услышать их — и записать. Я обсудила с поэтом Йолдыз Миннуллиной, как мы видим эту работу, и согласилась.

Изначально у нас был разный подход — Йолдыз было интересно искать упоминания дома в книгах, газетах, старых письмах писателей и художников. Она сидела в библиотеке и выписывала все, что могло пригодиться. А я хотела найти всех соседей в «Фейсбуке» через шесть рукопожатий. Вместе с ней мы встречались с жильцами и сводили найденное (услышанное, записанное) в одну папку. Сначала это был хаотичный набор монологов разной степени стройности. Потом пришла Вера Попова (режиссер эскиза. — Прим. «Инде»), прочитала наши записи и указала на конфликтность: одни жильцы говорили, что дом позитивный, другие — что у него дикая энергетика; одни — что люди здесь живут самые обыкновенные, другие — что ни одного нормального человека; одни — что в доме свет и солнце, другие — разруха и смерть, и так далее. На этой конфликтности мы свели монологи в «разговор» жильцов.

После спектакля почти все герои сообщили, что узнают себя, что монологи переданы верно. Им понравился спектакль — некоторые даже подружились с игравшими их актерами.

Петербургский композитор Владимир Раннев присоединился к команде в день показа. До этого он присылал нам аудио, но все сложилось только когда он прилетел — дом зазвучал, звуки были привязаны к каждому голосу, а в одной из сцен детский голос «запускался» от правильно произнесенного разными актерами в нужном порядке звука «а». Раннев завершил эскиз — сделал его цельным, несмотря на раздробленность фоновых звуков (шумы разных квартир, посуда, телефонные звонки, тревожная музыка, детский плач, голос Сталина на письме Кави Наджми).

Вера и Ксюша объемно сработали с пространством, включив его полностью: и балконы Мергасовского дома (при этом мы не знали, пустят ли нас в квартиры тогда, когда мы стучим, — и в дни показов тоже), и витрину магазина слева, и окно подъезда справа, и забор, и подсадку в зал, и дорогу.

Нам с Йолдыз тоже достались роли: она играла Сарвар Адгамову (супруга писателя Кави Наджми. — Прим. «Инде»), я — анонима, замужнюю девушку, которая провела незабываемую ночь в гостинице «Рэхэт» в Мергасовском доме. При этом я читала монолог на татарском языке, а она на русском (в обычной жизни все наоборот — Йолдыз разговаривает на татарском, я на русском).

С первого дня работы я мечтала про занавес из строительной сетки, которую мы скинем с крыши и закроем ею весь дом. Ксюша показывала строительные баннеры, которыми закрывают фасады на реконструкцию. Я приводила в пример белую ткань, в которую несколько лет назад затянули рейхстаг. В итоге на крышу нас не пустили, но мы подняли строительную сетку до верхнего балкона, и это был, на мой взгляд, лучший финал — и для спектакля, и — в идеальной картине будущего — для дома.

Идея эскиза родилась в разговоре с Инной Ярковой и Артемом Силкиным (учредителями фонда «Живой город», который организует «АРТ-подготовку». — Прим. «Инде»). Темой лаборатории этого года была Казань, я предложила поставить спектакль про дом, и во время обсуждения мы очень быстро сошлись на том, что это должен быть Мергасовский. Причин для этого несколько: это знаковое место для города; дом находится в самом центре, у парка «Черное озеро»; это одно из немногих уцелевших конструктивистских зданий в Казани. До недавнего времени в нем жили мои друзья и огромное количество казанских художников, а в советское время проживали писатели Абдулла Алиш и Кави Наджми.

Мне казалось важным, чтобы истории жильцов этого дома собирал местный, тот, кто с интересом и любовью относится к городу и его жителям. Я пришла с этой затеей к Радмиле Хаковой и Йолдыз Миннуллиной, и они, к счастью, обе согласились, несмотря на то, что, по их словам, опыта работы с театральными текстами у них не было. Питерские режиссер Вера Попова и композитор Владимир Раннев присоединились к нам позже. Какое-то время приходилось работать удаленно, засыпая Веру рассказами и объяснениями. В конце апреля я провела неделю в Санкт-Петербурге, и у нас наконец была возможность лично встретиться и поговорить. Вера приехала в Казань за десять дней до спектакля, и мы начали репетиции.

Когда я работала над сценографией, было сложно найти правильную дистанцию между зрителем и домом. Изначально мы думали об этом эскизе как о спектакле в привычном театральном пространстве, но обстоятельства в последний момент изменились, и нам пришлось искать альтернативу. Было как будто естественно поставить спектакль прямо во дворе, сделав стены дома свидетелями происходящего. Но мне показалось это вторжением в «личную жизнь» здания и его обитателей, хотелось сохранить некоторую дистанцию, в то же время сохраняя связь с этим местом. Помогла Инна Яркова. Она показала площадку над гаражом соседнего дома, которая и стала подходящей локацией. Дальше приходилось принимать решения на месте — договариваться с жильцами Мергасовского (мы бесконечно признательны им за терпение и помощь во всем) и соседних домов. Нам хотелось, чтобы истории окружали зрителей со всех сторон.

В процессе технических проб пришлось отказаться от части решений, которые я предлагала. Например, не получилось реализовать идею с видео, которое снимается во время спектакля и проецируется на дом в реальном времени. Из-за проекций на дом мы были ограничены по времени — чтобы их увидеть, надо дождаться темноты, а делать что-то громкое рядом с жилыми домами можно только до 22:00, поэтому репетировать приходилось быстро. Еще мы сильно зависели от погоды, так как площадка была открытая.

Было довольно сложно работать без музыки до последнего момента. Та идея, которую предложил композитор, предполагала интеракцию — практически все звуки в спектакле так или иначе запускались и изменялись в зависимости от звучащего в этот момент актера. Технически это было возможно только в присутствии Владимира Раннева на площадке, что произошло в день первого показа. До этого времени всем приходилось верить на слово, что все сработает.

Инна Яркова пригласила меня для постановки именно этого эскиза, когда идея спектакля про дом уже существовала. Композицией текстов-интервью занимались Радмила и Йолдыз — мы договорились, что принципом организации станет тема «обычные-необычные жители Мергасовского дома». Актеров для эскиза я выбрала интуитивно, по заявкам, которые они прислали для участия в лаборатории.

Мне кажется большой удачей, что для показа мы нашли именно эту площадку над подземным гаражом напротив Мергасовского дома — это место определило все. Конечно, на репетициях возникали сложности — а первый прогон, когда были собраны все элементы воедино, был уже при зрителях, но я об этом не жалею. Радмила рассказывала, что не было ни одного человека, который бы отказался общаться. Огромная благодарность жителям квартир, которые пускали нас на репетиции к себе домой — на балконы. Без этого ничего бы не получилось.

Мы планируем продолжить работу над спектаклем про Мергасовский дом — хотя, конечно, при переносе на сцену это будет совсем другая история. Но главное — рассказать истории людей, поэтому, я думаю, это возможно.

Когда мы собрались на обсуждение в первый раз, в тексте не было ни Кави, ни Сарвар. В спектакле Женя Скрипачев (исполнитель роли Кави Наджми в эскизе. — Прим. «Инде») должен был читать статью о них из газеты «Аргументы и факты». Во время чтения Вера спросила, все ли в городе знают, кто такой Кави Наджми. Кто-то сказал: «Конечно, это был художник, кажется». Мы с Радмилой стали рассказывать Вере какие-то истории о Кави и Сарвар, приводили отрывки из переписок — чтобы они как-то ожили и для нее (а заодно для Жени).

Уроки литературы делают из писателей памятники, они становятся все будто на одно лицо: очень правильные, неживые проповедники. Хотелось избавить текст от этого.

Во время поиска материала мне очень помогали сотрудники Национальной библиотеки — находили какие-то невероятные источники. Мне показалось странным, что библиотеки сейчас обязаны зарабатывать деньги. Люди там следят за тем, чтобы никто не фотографировал страницы, за копию каждой фотографии надо заплатить три рубля. За что так с ними?! Мне кажется, что не надо так поступать с библиотекарями.

Сейчас перед нами стоит задача превратить эскиз в спектакль, тексты — в драматургию. Естественно, изменится локация, следовательно, и художественное решение. Но при всем этом хотелось бы сохранить сам дух дома, его невидимое присутствие.

Я смастерил небольшую компьютерную программу так, что голоса актеров пробуждают к жизни те или иные акустические события, доносящиеся как бы из их окружения, — бытовые звуки из кухни и прочих помещений, голоса соседей, домашних животных, реплики детей, лай собак, отголоски радиоточки и прочее повседневное. В более поэтические моменты рассказов наших героев звучит музыка. И звуки, и музыка становятся акустическими портретами персонажей и сопровождают их во время произнесения текста. Мельчайшая пауза — и звуки пропадают, вновь речь — и они мгновенно пристраиваются к голосу. Мне хотелось таким образом перешагнуть функцию звука как сопровождения действия и сделать его непосредственным участником, как бы двойником героев. В итоге только один участник спектакля говорит под заранее заготовленную музыку, и на то есть особые причины. Позволю себе сохранить интригу — о причинах этого решения можно будет узнать, посетив спектакль в августе в «Углу».