«Сиськи» и другие тексты. Чему и как учат на писательских курсах Write Like a Grrrl

В конце прошлого года издательство No Kidding Press выпустило сборник «Без разрешения» с восемью дебютными рассказами выпускниц писательских курсов для женщин Write Like a Grrrl Russia (WLAG). На прошлой неделе книга появилась на Bookmate. Издательство и сами курсы — инициатива Светланы Лукьяновой и Саши Шадриной, основательниц медиа No Kidding, где выходят тексты о гендерных, расовых, классовых и других стереотипах и их интерпретации в массовой культуре (статью о нем можно прочесть на «Инде»). Мы публикуем один из рассказов нового сборника и беседу со Светланой о том, как формировался «Без разрешения», с какими проблемами сталкиваются женщины-писательницы и какие книги им рекомендуют читать на курсах WLAG.

О сборнике «Без разрешения»

Это не тематический сборник. Мы отталкивались от материала, который получили, и, так как для многих девушек это был буквально первый законченный текст, решили концептуализировать книгу как сборник дебютных текстов. Сейчас мы объявили open call (открытый прием заявок. — Прим. «Инде») на второй сборник, темой которого станет женская сексуальность. Критерии отбора в обоих случаях — наши с Сашей [Шадриной] (ведущая Write Like a Grrrl в Москве. — Прим. «Инде») вкусы и общая идеология WLAG, тесно связанная с феминизмом. Например, текст, в котором обвиняется жертва изнасилования, мы точно не возьмем, как бы хорошо он ни был написан. Отправьте его в другой российский литературный журнал — думаю, его с радостью напечатают. Что касается наших вкусов, на Write Like a Grrrl мы сразу говорим, что мы не гуру и не сидим на золотых литературных тронах. При этом у нас есть какой-то опыт и начитанность. Я, например, филолог по образованию и долгое время работала с текстами — писала и редактировала.

Когда мы собирали «Без разрешения», сразу выяснилось, что большинство текстов-заявок автобиографичны, написаны от первого лица, и мы решили не брать те, которые выбивались из этих рамок. Некоторые рассказы нуждались в доработке, и мы советовали участницам, как это лучше сделать. Возможно, кто-то и уходил расстроенным, но, надеюсь, все восприняли ситуацию адекватно. В сборнике нет ни одного текста про любовь к мужчине — дело не в нашем отборе, просто нам таких не присылали. Вообще про любовь текст всего один, и речь о любви к женщине (из-за российских реалий авторка попросила издать его под псевдонимом). Все это еще раз опровергает стереотип о том, что женщин волнует только любовная проза. Еще один надоедливый стереотип, с которым мы боремся: если женщина пишет про любовь, это какое-то женское чтиво, которое должно непременно выйти в мягкой пестрой обложке, а если мужчина — то это большая литература.

В целом мне трудно обобщить, какие темы волнуют студенток наших курсов. Пожалуй, чаще всего мы работаем с текстами «про жизнь». Постоянно всплывает тема детства, и это объяснимо: если тебе, условно, 30 лет, тебе еще особо не на что оглядываться. Позади — только длинное детство.

О курсах Write Like a Grrrl

Write Like a Grrrl появились в Британии. Придумала курсы Керри Райан — писательница, PhD в creative writing (дословно — кандидат наук в писательском творчестве. — Прим. «Инде»). Это не филология и не литературоведение, а специфическое образование для писателей, которое для России пока в новинку (хотя недавно писательская магистратура появилась в Высшей школе экономики). Мы с Сашей написали Керри, прошли у нее курс обучения, перевели все материалы на русский и начали преподавать.

Российским курсам уже полтора года. Сначала мы проводили их только в Казани и Москве, но недавно добавилась петербургская франшиза. Заполучить франшизу можно только через личное знакомство с кураторами — мы должны понимать, что это за человек (к примеру, сексистке вести занятия мы бы не доверили). Курс длится полтора месяца, занятия проходят один раз в неделю по два часа.

За полтора года существования Write Like a Grrrl Russia курсы прошли

• 62 человека в Казани
• 160 человек в Москве
• 116 человек online

У нас учатся абсолютно разные женщины — и по возрасту, и по роду занятий. Есть те, кто только окончил школу, и те, кому около 50. Много копирайтеров и журналистов, но есть и, например, сотрудницы заводов, которые никогда со словом не работали. Чаще всего мотивация у участниц — «просто попробовать», хотя иногда к нам приходят с четким желанием написать книгу и даже готовыми идеями. Кому-то просто не хватает уверенности в себе и обратной связи. При этом, кажется, любой человек, который хочет заниматься творчеством, в голове уже получил Нобелевскую премию и балансирует между ощущением ничтожности и величия. Но это нормально.

Мы даем писательский инструментарий — как прорабатывать персонажей, создавать диалоги, описывать место действия. Но самое важное — мы создаем сообщество. У нас есть закрытая группа в «Фейсбуке», куда можно в любой момент скинуть свой текст и получить конструктивную критику. А еще мы регулярно организуем воркшопы, на которых девушки вживую читают и обсуждают тексты (пока только в Москве). Возможность получать адекватный фидбэк — огромная редкость для писательской среды. Обсуждения в ней обычно проходят в токсичной атмосфере конкуренции, когда тебе не только указывают на недостатки, но и высмеивают. Не каждый может это пережить. Однажды я была на шоковом семинаре Виктора Шендеровича во время «Аксенов-феста» (литературно-музыкальный фестиваль, проходит в Казани с 2007 года. — Прим. «Инде»). Ведущий в жесткой манере критиковал тексты, а у авторов не было права голоса. Сейчас я понимаю, что все, что он сказал про мой рассказ, было абсолютной правдой: если свести его спич к конструктиву, ему не понравилось, что у моего героя непонятная, плохо проработанная мотивация. Но сказано это было так, что после того семинара я не писала художественных текстов почти шесть лет. Снова начала только после курсов Керри.

Я всегда говорю, что на WLAG нет пропаганды феминизма. Тем не менее мы много говорим о женском опыте и о том, что мешает женщинам писать. А еще мы не берем мужчин и издаем сборники текстов о женской сексуальности, что само по себе может показаться кому-то возмутительным жестом пропаганды. Да, мы понимаем, что большинство причин, мешающих женщинам писать, не специфически женские, а общечеловеческие. При этом к нам часто приходят и рассказывают: «я сижу в декрете, веду дом и у меня нет ни минуты на свои дела».

Женщины чаще имеют дело с отсутствием поддержки: «твоя писанина никому не нужна, неужели ты думаешь, что можешь стать писательницей?!» Еще один гендерный аспект: женщины часто сомневаются в том, что им есть что рассказать и что их истории важны и интересны. Согласна, мужчины тоже могут с таким столкнуться. Но у мужчин по крайней мере нет проблем с репрезентацией, а нам говорят, что раз известных писательниц-женщин в истории литературы меньше, значит, они просто никому не интересны или менее талантливы.

Итоговый текст курса пишется в несколько этапов. Часто после первого черновика кажется, что из этого материала ничего не выйдет, но мы учим мириться с тем, что черновик всегда плохой. Да, у всех писателей. Да, даже у Хемингуэя. Да, это нормально. Для многих это трагедия, но это нужно просто принять и не ненавидеть себя, когда этот черновик перечитываешь.

О современной женской прозе

Участницы курсов получают от нас список литературы — это книги современных русских и зарубежных писательниц. Он постоянно меняется: нам важно, чтобы он оставался современным. Там, например, есть Ольга Бешлей, Наталья Мещанинова, Татьяна Толстая, Людмила Петрушевская, Мария Степанова. Мы специально подбираем разные примеры. Когда ты читаешь Татьяну Толстую, думаешь: «Мощь, величина! На кривой козе не подъедешь». Когда читаешь Бешлей: «Классный текст! Кажется, я тоже так могу». А Мещанинова просто интересна в контексте отечественной литературы: когда у нее вышел сборник довольно жестких автобиографических рассказов про несчастливое детство, жизнь в маленьком рабочем поселке, разруху, насилие, сложные отношения с матерью, его много обсуждали. Для зарубежной литературы тексты про травму не новость, там это отдельный литературный жанр. У нас же автора ругали за чрезмерную откровенность и чернуху, а еще всем непременно хотелось знать, правду она пишет или просто выдавливает слезу. Я лично считаю, что, если текст хороший и трогает, документальность не так уж важна. Вообще, жизнь не литература, и чтобы текст получился хорошим, над материалом надо много работать.

Пока после наших курсов никто не попал в большой литературный журнал. Но мы и существуем всего полтора года. Наша глобальная цель — сделать так, чтобы в России появились свои писательницы, которых будем публиковать в том числе мы сами в No Kidding Press. Плюс мы хотим попробовать себя в роли литературных агентов — сначала публиковать тексты учениц на своем сайте, потом, по мере развития, предлагать их другим медиа и литературным журналам.

Сиськи

Рассказ Светланы Лукьяновой из сборника «Без разрешения»

|

Первого сентября в начале восьмого класса все девочки пришли в школу с сиськами. До этого сиськи были только у Ани и Альбины, за что одноклассники называли их коровами и проститутками. Казалось, что так оно и останется навсегда, но неожиданно сиськи стали трендом. Под прозрачной тканью белых блузок больше не было детских маечек. Девочки носили топы с чашечками, спортивные лифчики, а самые удачливые — те, кому было что в них положить, — бюстгальтеры. У меня ничего из этого не было.

До этого момента я не задумывалась о том, что отстаю в развитии. В прошлом году у меня начали расти волосы под мышками и на лобке. Я гордилась ими, потому что они означали, что я становлюсь девушкой. В «Книге для девочек» я прочитала, что у меня еще куча времени, чтобы отрастить грудь. Но оказалось, что срок был до сентября и я к нему не успела.

Домой я, как всегда, шла с Яной. У нее на грудном фронте уже были кое-какие успехи — она носила бюстгальтер размера «ноль». «У меня грудь вечно болит и чешется, — сказала она мне с некоторым вызовом, — потому что растет». Моя грудь не болела и не чесалась, в душе начала зарождаться тревога. «А ты заметила, у Иры совсем нет груди. Она абсолютно плоская», — продолжила тему Яна. Я почувствовала, что речь сейчас идет не об Ире. «Про таких говорят: „Доска — два соска“, — продолжала она. — Бедняга, ни одному мальчику такое никогда не понравится». — «Тебе с твоим третьим размером, конечно, виднее», — попыталась съязвить я. «Ну, может быть, не с третьим, — парировала она, — но я не плоскодонка».

Я пришла домой в ярости. Заглянула к маме — она спала. Я тихонько открыла бельевой шкаф и достала связку белых и черных лифчиков. В своей комнате разделась до трусов и встала перед зеркалом. Моя грудь стала набухать тогда же, когда начали расти волосы на лобке. Правда, волосы росли гораздо интенсивнее. Грудным холмикам с кнопками сосков никакой лифчик был не нужен. Я повернулась боком и с ненавистью посмотрела на живот — он выпирал дальше груди.

Я надела один из маминых бюстгальтеров. Он повис на ребрах. Не снимая лифчик, я кое-как затянула бретельки. Посмотрела в зеркало. Он сидел кривовато, чашечки топорщились, в зоне декольте было пусто. Я смяла правую чашечку, она не стала плоской. Это была катастрофа.

В «Комсомольской правде» я однажды прочитала, что советские актрисы подкладывали в бюстгальтер колготки. Я затолкала в чашечки капроновые носки. Несмотря на телесный цвет, они совсем не были похожи на кожу. Не представляю, как актрисам удавалось дурить режиссеров. Янку этим точно не обманешь. Я надела футболку. «Носковая» грудь торчала, как два дорожных конуса. Даже если прибавлять по носку в неделю, никто не поверит, что я сама так выросла. А что, если моя грудь никогда не вырастет до этого размера? До окончания школы жить во лжи?

Я сняла мамин лифчик, носки вывалились на пол.

Мне не нужен взрослый бюстгальтер, можно топ или спортивный лифчик с чашечками. Все что угодно, только чтобы было видно, что и у меня на грудной клетке кое-что развивается. Но где мне сейчас это взять? Другим девочкам, конечно, белье купили мамы. Но моя мама болела, она не выходила из дома, редко вставала с постели.

Я не могла ходить в школу плоскодонкой.

Я снова зарылась в шкаф. На верхней полке лежал мой новый купальник, специально купленный для поездки в Анапу и убранный до следующего лета. Раздельный, ярко-зеленый, по-детски скромный, но с мягкими поролоновыми чашечками. Когда мы его покупали, мама спросила: «Тебе он правда нравится, или ты хочешь его только из-за чашек?» Он мне правда нравился. В первую очередь из-за чашек.

Я надела топ от купальника. Он просвечивал сквозь блузку, но тогда я нашла плотную белую футболку, через которую его почти не было видно. На груди у футболки было нарисовано блестящее сердце, но мне было все равно, что скажет классная. Школьные правила не могли заставить меня прийти в класс совсем без сисек. Я затолкала вещи обратно в шкаф и пошла обедать.

Две недели я ходила в одной и той же футболке, некоторые девочки догадались, что под ней у меня купальник, но никто меня не осудил. Потому что все были слишком заняты осуждением Лейсан. Как и я, первого сентября она почувствовала новые тренды. Поэтому второго она пришла в школу с грудью третьего размера. Никакого секрета у такой биологической аномалии не было — через смелое декольте были видны толстые подушки в бюстгальтере.

На математике Артур и Тимур пытались попасть ей в декольте жеваными бумажками. Некоторые девочки за глаза называла Лейсан «поролонкой». Я не раз тайком выдохнула, вспомнив свои эксперименты с носками.

Через две недели маме стало лучше, и я настойчиво попросила ее купить мне «что-нибудь с чашечками». Она, казалось, была сконфужена. А может быть, сконфужена была я. В субботу по дороге на базар мы зашли в магазин «Альтаир», где был прилавок с бельем. Там, прикинув его прямо поверх одежды, мама купила мне мой первый спортивный лифчик с держащими форму чашками. Он был слегка на вырост, но не настолько, чтобы это вызывало подозрения.

В понедельник я пошла в школу в батнике, и Лена Круглова похвалила мой стиль.

||

На работе снова был медосмотр. Каждый год «Татнефть» привозит врачей из Казани, они занимают три кабинета и за несколько дней осматривают всех. Каждый год у кого-нибудь что-нибудь обнаруживают. Говорят, наше здание стоит на радиации. Или наш город. Но я думаю, дело в стрессе.

Я писала отчет по результатам командировки в Сирию. Начотдела Зарина зашла в кабинет и, шлепнув на мой стол папку с документами, сказала: «Мы идем на медосмотр, а тебе некогда». Так что в этом году к врачу я не попала.

В июне мы поехали на море. Однажды утром, надевая купальник, я нащупала под левой подмышкой твердую горошину. Дочери и Юре ничего говорить не стала, но по приезде домой пошла к врачу. Доктор ощупал меня, посмотрел УЗИ и начал что-то писать. Пока он писал, я смотрела на круглую родинку у него на лбу. Он протянул мне список анализов и сказал: «Жду вас на следующей неделе в онкоцентре в Казани». — «Почему на следующей? У меня же еще есть время», — ответила я. — «Времени у вас нет».

Мне повезло. Опухоль нашли рано — на первой стадии. Доктор сделал резекцию, удалил лимфоузлы и напоследок перенес часть мышцы со спины — чтобы последствия не бросались в глаза. От лучевой терапии у меня начали клоками выпадать волосы. Я коротко постриглась и покрасилась: пшеничный цвет, с которым я ходила последние десять лет, теперь казался неуместным.

Я не стала говорить дочери про рак. Я слышала, что из-за травмы дети могут остановиться в развитии. До операции я успела купить ей туфли и пару блузок в школу — как обычно, за лето она из всего выросла. В сентябре, когда я уже вернулась домой и стала потихоньку выздоравливать, она подошла и, смотря в сторону, попросила купить ей бюстгальтер.

По дороге на базар мы зашли в магазин «Альтаир», где был прилавок с бельем. Я попросила верх для дочери, там был топ с чашечками, как она хотела. На столе были разложены бюстгальтеры. Я повертела один в руках. Понятия не имею, какой у меня теперь размер. Наверное, я вообще не смогу их носить в ближайшее время. А когда смогу? Я расплатилась за топик, и мы ушли.

Когда в понедельник дочь ушла в школу, я встала перед зеркалом и сняла кофту. Потом повязку. Живой красный рубец протянулся от подмышки до груди. У меня никогда не было больших сисек, но после операции они как будто сдулись. Твердые коричневые соски — они такими стали, когда я кормила дочь грудью, — слегка приподнимались над грудной клеткой. Может быть, мне никакой лифчик и не нужен.

Перед выходом на работу я купила три плотные майки, чтобы носить под блузкой. Я полюбила широкий крой и легкие ткани. Со стороны можно было подумать, что у меня вообще нет груди, но меня это не волновало. Майки не натирали шов, шелковые рубашки не сдавливали травмированное тело. И оно заживало.

Спустя полтора года в Казани я зашла в магазин белья. На вопрос молоденькой продавщицы назвала размер, который был у меня до. Разделась под яркими лампами. Примерила бюстгальтер. Чашки топорщились, в зоне декольте было пусто. Я повернулась боком — пояс бюстгальтера проходил прямо по розовому шву. Я сняла его и примерила следующий.