Как создается новый татарский театр. Итоги первой лаборатории проекта Tat Cult

В Советском Союзе укоренилось представление о татарской культуре как о культуре деревни. Это не плохо и не хорошо — все эти не очень городские праздники вроде Сабантуя и Курбан-байрама действительно довольно милые. Но на этом фоне люди стали забывать, что помимо них в татарской культуре существовали пьесы, оперы, академические театральные постановки, получившие международное признание. Нам хотелось как-то исправить это положение, показать, что татарская культура может быть актуальна и интересна в современной городской среде. У нас было шесть направлений, на каждое мы выбрали по одному режиссеру. У каждого на все про все было не больше недели — эскизы так и должны создаваться. Темы участники выбирали самостоятельно, мы не стали их ни в чем ограничивать, просто помогали в процессе создания. Все эскизы мы планируем развивать до полноценных постановок и продвигать их дальше.

Постановка ставилась в экстремально короткие сроки. Нужно было все сделать буквально за три дня: это в принципе мало, а тем более для беби-спектакля, потому что мы одни из первых в Татарстане, кто занимается этим. Сложно было найти подходящих актеров: в постановке совсем нет драматургии, то есть опыт игры в драматическом театре не поможет. Не поможет даже опыт работы в ТЮЗе — у нас совсем другая специфика. Поэтому главным критерием для отбора была энергетика — мне было важно, чтобы актеры нравились детям. Идею беби-театра им пересказали буквально за день, а потом мы вместе, на ходу, пытались представить, как видит мир маленький ребенок, как он связывает слова с окружающими явлениями и так далее.

Началось все с книги художницы Гузель Гариповой, которая сейчас готовится к изданию. Сначала Гузель нарисовала иллюстрации к татарской сказке про Зухру, а уже потом поэт Йолдыз Миннуллина написала к ним текст. Когда мы его обсуждали, то предположили, что это будет спектакль для семейного просмотра — он может стать поводом для разговора с детьми о смерти. При этом в сказке не однозначно грустный конец, для девочки уход — это счастье, ее мечта сбылась и она оказалась на Луне. Мне было довольно сложно работать с этим текстом, потому что хотелось сохранить в нем многослойность и возможность говорить и с детьми, и со взрослыми на довольно важную тему.

Люди, которых мы выбрали для участия в постановке, стали не только артистами, но и художниками. Декорации, куклы, реквизит — все это мы делали своими руками. В ситуации экономии времени мы не могли придумать какой-то очень сложный реквизит — нам нужно было что-то простое в производстве, что работает и как декорации, и как куклы. Несмотря на всю простоту декораций, в них все равно были какие-то отсылки, в том числе к живописи: например, поле — это такой привет Казимиру Малевичу и его картине «Скачет красная конница» (цветовое решение мы взяли оттуда). Можно сказать, что эта и другие придумки — такое «подмигивание» взрослым в детской постановке.

Мы выбрали эту оперу потому, что нам нравится творчество Назиба Жиганова. А когда мы узнали, что либретто к опере писал сам Муса Джалиль, то заинтересовались постановкой еще больше. Найти либретто было трудно — это не очень известная постановка. Сначала мы искали ее через архивы музея Жиганова, но не получилось, потом через архивы Джалиля, и в итоге нашли там текст под названием «Лачыннар» («Соколы»).

Когда я училась на первом курсе КазГИКа, нам дали список из ста татарских пьес, и именно «Тигезсезләр» мне понравилась и запомнилась. Но у меня все никак не получалось ее поставить. Когда меня пригласили на Tat Cult Lab, я позвала непрофессиональных актеров, с которыми однажды уже работала. В первый раз выстрелило, но в этот раз не пошло — было очень сложно добиться того, что я от них требовала, — и поэтому с ними занимался профессиональный актер Алмаз Берханов. С непрофессиональными актерами сложно работать, но есть и плюсы — они очень живые и очень верят режиссеру, а когда тебе верят, работать легче. Кроме того, профессионалы в экспериментах часто боятся, что что-то пойдет не так, а у любителей такого страха нет. А еще я могу делать все что хочу и не бояться — они все равно не поймут, что я иду неправильно. С другой стороны, в этой ситуации я сама должна замечать свои ошибки.

Мне всегда хотелось что-то сделать с текстом Аглямова, как-то его расшифровать что ли… Поэтому, когда мне предложили поучаствовать в лаборатории, я выбрала именно его. У нас не было конкретного плана, мы просто хотели, чтобы у каждого зрителя в итоге было свое прочтение. Это мой первый режиссерский опыт — было очень сложно и интересно. Все создавалось буквально само, когда понимаешь, что работу скоро сдавать, думать некогда — просто берешь и делаешь. Все актеры непрофессиональные — никто до этого ничего такого не делал, поэтому мы просто решили оторваться как сможем.

Когда меня позвали в проект, я стал спрашивать себя: что меня вообще волнует-то? И понял, что меня уже года два занимает одно стихотворение — я его вспоминаю почти каждый день. Оно написано в 1906 году, но отлично ложится на сегодняшний день. Мне кажется, сегодня такого и не напишет никто, там текст на грани с богохульством. Поэт спрашивает: «Сгинут, умрут ли татары?», при этом постоянно вспоминая Аллаха. Сейчас так никто не напишет, потому что сейчас об этом уже практически не думают.

Можно сказать, что это мой режиссерский дебют. Я много советовался со своими артистами, потому что сам артист. Мне всегда хотелось, чтобы со мной работал такой режиссер, который много берет от тебя, но взамен дает много свободы. Мы с командой актеров долго тренировались, пробовали импровизировать, а одной из главных задач было зафиксировать эту импровизацию. Получилось, что я предложил структуру, композицию, а все, что внутри, артисты сочинили сами. А финал родился прямо во время выступления.