Курбан-байрам в зуме. Как татары живут в Кремниевой долине

Я переехала в Кремниевую долину в 2012 году — неужели так давно? Восемь лет назад.

Студенткой приезжала сюда три раза по Work & Travel, но не рисковала оставаться нелегально. Выйти замуж ради документов или быстренько влюбиться — тоже не мой вариант. Плюс я хотела окончить универ в Казани. Поэтому решила, что если судьба, то судьба. В 2011 году участвовала в лотерее на грин-карту и случайно выиграла с первого раза.

У меня не было тогда цели переехать в Америку. Я работала юристом в газовой компании в Казани и видела свое будущее в этой сфере, но когда я выиграла грин-карту, меня поддержали всей компанией, сказали, что их двери всегда будут открыты для меня. И я решила уехать на тестовые шесть месяцев — попробовать.

Моего мужа зовут Ади, он из Индии. Мы работали вместе, а у Apple очень строгая политика — коллеги не могут строить близкие отношения. Но мы вели себя профессионально, и со стороны руководства вопросов не было. Когда мы ждали ребенка (на тот момент мы были уже год как женаты, у нас был никах), сообщили, что состоим в отношениях. Наши менеджеры нас поддержали — буквально через пару дней мне предложили фултайм-работу в другом месте, но мне было скоро рожать, и я отказалась.

Официально в Америке декретного отпуска нет — когда я сказала, что хочу ухаживать за ребенком, мне дали отпуск в шесть недель. Тогда я просто уволилась. Первые полгода я никуда не дергалась, в свободное время начала писать детские книги — хотела сделать для своих детей что-то особенное и не стухнуть в декрете. Мои четыре книги продаются на «Амазоне». А потом постепенно меня начали звать на короткие рабочие проекты по три-четыре месяца.

Сейчас у нас двое детей: старшего зовут Адам, ему четыре с половиной года, дочке Дине — два. Первый язык у детей татарский, второй английский и третий, очень слабенький, русский. У Адама русский еще более или менее сносный — может говорить, но путает падежи; до ковида он ходил в американско-русский детсад. В семье мы говорим на татарском. Я татарка, и мои дети наполовину татары, и я хочу, чтобы у них была правильная самоидентификация. Но я не могу сказать, что мы общаемся только с татарами и русскими. Язык не имеет значения — я дружу с теми, с кем мы схожи по приятию жизни. И дети так же — у Адамчика близкие друзья из Индии, Ирана и Китая.

Сейчас я занимаюсь недвижимостью. Я всегда знала, что работа в айти — это не навсегда, мне хотелось околоюридическую профессию, и пять лет назад я подступилась к получению лицензии на работу с недвижимостью. Риелтор в США — очень уважаемая профессия. Нужно получить лицензию, сдать экзамен. Риелтор должен знать все о местности, подводных камнях, плюсах и минусах дома. Как осьминог. Это не тот человек, который пришел с ключами, сунул контракт и ушел.

Но я все еще считаю, что самый красивый город на земле — Казань. Я очень люблю нашу культуру, людей, скучаю по семье, по друзьям, хотя и езжу каждый год. Я скучаю по всему, но не скучаю по кухне — мы все готовим дома: и кыстыбый, и чак-чак, и аш.

Я приехал в США летом 2008 года — подучить английский. Планировал вернуться в Нижний и пойти в аспирантуру, но стукнул экономический кризис, и я решил, что продолжу обучение здесь: пошел в английский колледж, потом в университет в Нью-Йорке изучать программирование. Во время учебы начал работать над стартапами.

С этим стартапом мы попали в акселератор — там помогают с развитием, обучают, выделяют финансирование. На акселераторе каждый день нужно было ходить на лекции с девяти до пяти: нам рассказывали, как рекламировать бизнес, как продвигать онлайн, как создавать команду. А вечером все это нужно было воплощать в жизнь. Ты крутишься как белка в колесе. Готовишься к демо-дню — это когда ты показываешь результат своего стартапа: сколько заработали, сколько клиентов получили. Каких только метрик нет, чтобы заинтересовать и получить следующий раунд финансирования. Инвестиционные раунды — это то, как устроена Кремниевая долина.

Программа длилась месяцев пять. Я поехал в Кремниевую на этот акселератор, но мне там понравилось, я остался и создал еще пару других стартапов. Та компания давно уже существует без меня.

После акселератора началась относительно спокойная жизнь. Я уже несколько раз перегорел и успокоился. У меня появилась девушка, я ходил серфить, на хайки. Даже если работы много, я старался постоянно выбираться на хайки в соседние леса, поддерживать физическую активность, равновесие между семьей и работой. Как у всех, только в Кремниевой долине.

Моя девушка — татарка, мы стараемся дома говорить на татарском. Здесь вообще очень много русских и татар, все частенько общаются между собой. Такая семья Кремниевой долины — когда ты вырван из привычного российского контекста родственников и семьи.

Мы в России праздновали все татарские праздники, в Калифорнии ничего не изменилось. Я помогал организовывать Сабантуи, к нам даже как-то приезжал президент Татарстана. Сабантуй — один из основных способов познакомиться с новыми людьми по приезде в Кремниевую. Жаль, что в этом году пришлось отменить. Здесь есть татарский центр, который построили татары, эмигрировавшие за десятки лет до нас. У старшего поколения нашей диаспоры очень хорошо сохранился язык — мне кажется, они им пользуются чаще, чем татары в Нижнем Новгороде. И перемячи обязательно делают, даже я уже начал перемячи дома готовить.

Сейчас я живу на Гавайях — переехал год назад. В какой-то момент необходимость присутствовать в Кремниевой долине отпала — я стал проводить больше времени дома за работой. Мой партнер жил тут к тому времени уже три года, и я подумал, почему бы и нет. Поехал на месяц — и решил остаться.

Сейчас я работаю над проектом кастомизации для онлайн-магазинов. Например, у Nike на сайте можно придумать и купить свою уникальную пару кроссовок. Мы создали подобный инструмент для любых брендов: компаниям не нужно тратить месяцы на разработку — всего несколько дней на настройку. Это такая попытка перейти из потребленческого формата в более органический. Сейчас создают тысячи штук продукции и пытаются ее впихнуть покупателю. Мы хотим, чтобы производители, используя нашу платформу, создавали каждый продукт на заказ — ничего заранее в наличии не держится, выкидывать ничего не приходится. Можно продавать все что угодно: мебель, одежду, украшения, даже гробы у нас создают.

Как-то мы пошли с палатками на пляж, и там стояли пластиковые туалеты — очень известный бренд, уж не знаю, в Америке или во всем мире. Этот бренд, оказывается, пользуется нашим продуктом, чтобы можно было продавать разные комплектации туалетов.

Наша компания работает на удаленке. У нас есть человек из Пало-Альто в Кремниевой долине, из Белгорода, Таганрога, Нижнего. Утром у нас планерки с одной частью мира, вечером вторая смена — с командой из России. И так каждый день. Я удаленно работаю последние пять-шесть лет, мне комфортно. Только приходится возить с собой модем и роутер: иногда в арендованных местах они слишком старые и не хватает мощности.

В январе мы поедем дальше, жара, оказывается, надоедает. Хотим поехать в Нью-Мексико, в центр США, — покататься на лыжах. Еще я слышал про Иннополис — хочу съездить посмотреть, как российская Кремниевая долина поживает.

Возвращаться в долину, если работа в онлайне, смысла нет. Там все закрыто: конференций нет, коворкинги не работают, так же сидишь дома. Оттуда все уехали — все, кто понял, что может работать удаленно, вальнули из Кремниевой с ветерком. Если ты можешь работать с той же зарплатой откуда угодно и не платить чуть ли не самый дорогой рент в мире — ты эту возможность используешь.

К тому же в последние несколько лет в долине пожары. Это очень страшно, я сейчас переживаю за своих друзей — если посмотреть на карту, то полыхает вся Калифорния. Когда дыма нет, в долине действительно как в сказке: очень мало дождей, всегда солнце, но не жарко, рядом океан, хотя и очень холодный — невозможно купаться без русского мата, но хорошо серфить в гидрокостюме. Но из-за природных катаклизмов летом там находиться тяжеловато, и с каждым годом все хуже и хуже.

Я переехала в США по замужеству в 2012 году. Работала в разных городах, сейчас живу в Сан-Франциско. Экономически это неотъемлемая часть Кремниевой, но географически — нет. Кремниевая долина для меня как деревня, а я городской житель.

В Сан-Франциско я приехала достаточно известной спортсменкой — я призер Олимпийских игр по фехтованию. Фехтовальный мир довольно маленький, и как-то я пришла потренироваться в один из клубов, а там работал старший тренер женской олимпийской сборной Америки. Он просто подошел и предложил работать с ним — так началась моя тренерская карьера в США. Сейчас я живу одна, работаю в фехтовальном клубе. Живу у океана — это была моя детская мечта.

В Калифорнии работает American Turko-Tatar Association, я там волонтер. Ее основали в 1960 году иммигранты, жившие в начале XX века в Поволжье — на территориях современного Татарстана, Пензенской области, Башкортостана. Потом они эмигрировали в Китай и Японию, а в середине XX века — сюда, в Калифорнию.

В то время аэропорт Сан-Франциско был одним из самых больших предприятий, которое нанимало людей. Многие татары устроились на работу туда и обосновались в районе аэропорта, в городе Берлингейм. Они создали ассоциацию. У них не было и до сих пор нет политических привязанностей — они объединились, чтобы сохранять татарскую культуру и язык. У ассоциации есть официальный орган управления — совет директоров. Каждый год он составляет календарь мероприятий, планирует бюджет. Не считая чрезвычайных ситуаций вроде пандемии, мы каждый месяц проводим какие-то мероприятия.

Большинство членов ассоциации говорят по-татарски и по-английски, очень многие говорят по-японски и по-турецки, а новая волна иммигрантов, которые приехали из современной России, — по-русски. Когда у нас проводятся большие мероприятия, на входе раздают цветные стикеры, чтобы было понятно, кто на каком языке говорит.

Есть свой культурный центр — мы называем его «бина», «здание». Там проходят встречи и праздники, в том числе религиозные — мечети у нас нет. На бине нет большой вывески; если идти по улице — это обычный жилой дом. Но свои знают, что это татарский культурный центр. Хотя любой может зайти и узнать что-то о татарской культуре — мы никого не выгоняем.

У нас есть и татарское кладбище — в прошлом веке татары выкупили на общем кладбище участок земли, все наши предки и родственники лежат там. За ним все еще ухаживает наша организация.

Я участвую в мероприятиях ассоциации как волонтер. Например, раз в год мы делаем благотворительную распродажу татарской выпечки. Наши эбиляр лепят пельмени и перемячи, а мы им помогаем: стоим на раздаче, раскладываем коробки или записываем покупки в журнал. Летом обязательно проводим Сабантуй. Кроме этого года: мы ответственно относимся к публичному здоровью и отменили праздник — тем более что у нас много пожилых членов ассоциации.

А вот Курбан-байрам в этом году прошел дистанционно. Само празднование было в зуме, а ассоциация приготовила каждому праздничный обед: плов, перемяч, салат и сладкое. Разложили в именные коробки, приложили открытки. Для тех, кто не мог приехать и забрать, мы сделали доставку. Это было очень мило — в таких неопределенных опасных условиях ассоциация все равно нашла способ организовать праздник и держать наше комьюнити вместе.

До карантина мы успели провести татарское караоке с пельменями. Старшее поколение не читает кириллицу — только арабские буквы и латиницу, потому что кириллицу ввели уже после их эмиграции. Поэтому было несколько способов петь песни: караоке-машина с кириллическими субтитрами и татарские песни с латиницей. Наши Рукия-апа и ее дочка Адиля налепили пельменей на 60 человек.

Президент ассоциации сейчас организует татарский архив: семьи приносят ему старые материалы, фотографии, книги, он оцифровывает и на общих мероприятиях устраивает выставки. Какие-то вещи мы публикуем в общий доступ в группу в «Фейсбуке».

Очень приятно видеть, что диаспора живет. Когда я нахожу здесь новых татар, всегда стараюсь приобщить их к нашей тусовке, если они, конечно, хотят. Я знаю, как бывает тяжело при переезде, и с такой поддержкой легче — мне самой ассоциация помогла освоиться, познакомиться с местными.