В Казани покажут серию перформансов по татарской поэме Xlll века «Кыйссаи Йосыф». И это не стоит пропускать

Мой проект вдохновлен образом отца главного героя — Якуба. Первый мой перформанс в рамках лаборатории тоже связан с ним. Он назывался «Побег к себе» — мы его играли зимой в «Меге». В этом перформансе человек бежал по беговой дорожке, а на экране перед собой видел свою спину. Я играла на домре и озвучивала его шаги, а зрители могли ускорять или замедлять скорость дорожки с помощью пульта.

В новом перформансе я сфокусировалась на теме слез. По сюжету поэмы Якуб из-за потери сына проплакал 70 лет. Тема слез актуальна лично для меня. Я долго не позволяла себе плакать, боялась делать это на людях и слишком много себя сдерживала. Однажды я летела в самолете, и всю дорогу в салоне плакал ребенок. Под конец его старший братик закричал: «Ну перестань, пожалуйста, плакать, я так больше не могу!!» Мне стало интересно, а как часто плачут другие люди? Позволяют ли они себе это делать? Легко ли заплакать, если захочется? А надо ли им это вообще? Может быть, это я одна такая плакса?

До лаборатории я вообще не знала о существовании поэмы. Но решила записаться — захотела проявить свои композиторские способности и, возможно, популяризировать домру. Я веду блог о домре в инстаграме, и меня бесит, что люди путают ее с домброй, балалайкой, укулеле. В общем, я всегда ищу возможность показать людям настоящую домру. Кроме того, в этом проекте меня зацепили кураторы. Я восхищаюсь ими! В итоге мой проект, конечно, вообще не связан с музыкой и с домрой. Кураторы помогли мне выбраться из привычной оболочки музыканта. И я этому рада.

Я полностью прочла поэму только во время проекта, хотя до этого была знакома с сюжетом. Пару лет тому назад ходили с мамой на постановку «Йусуф — Зулейха» в театр Тинчурина. Помню, что тогда мне было сложно понять литературный татарский язык. Но во время чтения я существенно повысила свой словарный запас.

Это гениальное произведение, и удивительно, что героя из Волжской Булгарии Xlll века может понять человек из XXI века. Человеческая суть не поменялась, и Кул Гали удалось красиво это описать.

Наш эскиз вдохновлен этим отрывком из поэмы:

Йосыф әйтте: «Нәкъ җиде ел иген уңа,
Төрле нигъмәт-азык белән дөнья тула,
Аннан соңра корылык һәм кытлык була, —
Нәкъ җиде ел зур авырлык булыр имди».

В поэме Юсуф спас народ от надвигающегося голода, расшифровав сон правителя Египта. Это сюжет напомнил мне о голоде в Поволжье, с момента которого прошло 100 лет. Тогда у нас не оказалось Юсуфа. Тема больная и тяжелая, об этом мало пишут и говорят, но эта наша история, и чтобы понять, кто мы такие, надо узнать и принять то, через что прошли наши предки. Мы в команде сходимся во мнении, что обсуждение всегда полезнее умалчивания.

У нас будут инсталляции и перформанс. Изначально принесла список идей (форм) и хотела сделать только одну из придуманных инсталляций, но в итоге с кураторами и девочками решили реализовать сразу несколько. Этот проект я делаю вместе с Алией Гайнуллиной, Гульнарой Ивановой, Айгуль Камаловой. Алия — очень талантливая художница, Гульнара — успешный сценарист кино и рекламы, Айгуль — сметчик в строительстве, а я по образованию геолог-геофизик. Они все старше и умнее, поэтому стали для меня маяком в бесконечных поисках. Мне они очень помогли, потому что я часто впадаю в сомнения.

У нас уже была концепция постановки, и под нее мы выбрали отрывок из поэмы. В итоге взяли эти строки:

Төрле җирләр, агар сулар барып күрсен
Йөреп яшел сәхраларда чәчәк җыйсын.

Һич булмаса, бер коега төшерегез
Ул йә үләр, йә еракка китәр имди.

Гузелия хотела сделать проект про Юсуфа в Адмиралтейке, но не было четкой идеи, и у меня возникла мысль о том, что Адмиралтейская слобода и есть Юсуф. Я в рамках проекта института городских исследований «Тамга» занималась исследованием этой территории. Мы проводили экспедиции, историко-культурный анализ, глубинные интервью по исследованию коллективной памяти жителей слободы. Я хорошо представляла себе историю и дух этого места. Оказалось, что между жизнью Юсуфа и слободы есть много схожих моментов. Фактически мы взяли слободу в ее современном состоянии и жизнь Юсуфа с момента его заточения в колодце до его славы. Меня скорее зацепила не сама поэма, а промежуточное состояние Юсуфа, когда он уже не был любимым сыном Якуба, но еще не стал правителем. Здесь важной является именно метафора пути, в котором находился Юсуф, находится слобода сегодня и, в каком-то смысле, я сама. Поэтому опера получилась очень личной. Она про каждого из нас и про меня в первую очередь.

Мы выбрали для постановки формат оперы. Эта идея возникла сразу же, мы достаточно хорошо представляем себе звуковой ландшафт слободы. Адмиралтейка звучит обрывками различных звуков — проносящихся фур и машин, криками заключенных СИЗО, ожидающих своего приговора, лаянием собак, шумом воды, разговорами. Понимая, что мы делаем оперу, я пригласила в проект Анну Сокольскую, музыковеда, преподавателя консерватории. Сразу же я представляла себе мужской голос — баритон. Так у нас появились вокалист Алексей Чайников и Ильназ Дудкин, исполняющий партию на баяне.

Первоначально мы пригласили в проект Романа Пархоменко, чья музыка звучала в предыдущем моем спектакле Sacro Vento, — он предлагал написать музыку для флейты. Но баян не отпускал, в итоге он и остался. Роман предложил композитора Настасью Костюкову, и это была действительная удача — она всего за две недели написала гениальные песни и музыку. Впервые было такое плотное взаимодействие с композитором, когда мы вместе пытались угадать настроение и видение местности.

Итоговый текст появился тоже довольно неожиданно. Мы понимали, что основным нарративом будет текст экскурсии об истории слободы и Бишбалты, потом с Гузелией выбрали цитаты из Кул Гали. Анна Сокольская предложила разнообразить его кем-то из поэтов XX века, и после небольших раздумий выбор пал на Александра Введенского, который, оказывается, умер под Казанью и, возможно, даже похоронен здесь.

В процессе мозгового штурма у меня появилась идея, что слобода является палиндромом, — так в тексте появились палиндромы казанского поэта Вадима Гершанова.

Также мы пригласили художницу Камилу Вайс, она проконсультировала нас по общему виду постановки. В итоге мы стали частью общей похоронной процессии.

Я уличный танцор, хореограф-постановщик, перформер. Мое участие в проекте началось с разговора с Нурбеком: он сказал, что планируется запуск лаборатории, и спросил, не хочу ли поучаствовать. Как человека, занимающегося современным танцем, меня привлекло, что можно реализовать свой проект.

Идея «Ташбаш» родилась в деревне. Она не относится напрямую ни к какому конкретному отрывку из поэмы. Это пластический перформанс, который случится только в момент исполнения. Сейчас я не особенно рефлексирую об идеях и образах постановки: в момент старта моя голова должна быть абсолютно чиста. Все эмоции и чувства хочется найти в момент перформанса. Поэтому я не могу сказать, о чем будет «Ташбаш», и не уверен, что смогу сделать это после. Для меня первостепенное значение имеет сам эксперимент, потому что все импульсы и идеи рождаются во время постановки. Мне остается только идти за ними. Это я и люблю в творчестве.

Мой личный мотив участия в лаборатории — желание поработать с Туфаном, Марселем и Нурбеком. Вторая причина: проверить себя и понять, смогу ли я долгое время заниматься одной темой, потому что я часто перепрыгиваю с одного на другое. Также меня волнует тема сохранения родного языка во мне и в моей семье. Я читала поэму на татарском языке, потому что именно на нем он звучит так, как должна. Сам текст звучит очищающе. С помощью этого проекта и этих людей я вернулась к своему языку — стала чаще на нем говорить и получать от этого удовольствие.

Я безумно рада, что решилась прийти на кастинг, и рада знакомству с такими разными и прекрасными людьми. Я была счастлива находиться среди них на каждом занятии. Кажется, для многих из нас проект стал толчком для внутренней работы, к обретению смелости и избавлению от страхов.

Я выбрала этот отрывок из поэмы:

Кардәшләре хәтерен ул калдырмады,
Яшерен серен, ул хәйләләр коралмады,
Тугры иде, ялган сүзләр әйталмады, —
Чарасыздан серен сөйләп бирер имди.

Моны белгәч, баягыдай булмадылар,
Инде аңа һич ышаныч кылмадылар:
«Бу — чын түгел, ялган төш», — дип уйладылар,
«Хакыйкатьтә бу саташу», — диләр имди.

В этом отрывке говорится об открытости Юсуфа, его обнаженной душе и как его чистота вызывала недоверие к нему самых близких ему людей — братьев. Я долго не могла придумать, что бы такого показать. Как выяснилось, я ходила вокруг одной идеи и темы. Мне хочется показать страх открытости одного человека перед чужими и близкими. Юсуф — прекрасный цветок, несмотря на это, мир калечил его душу своим недоверием и жестокостью. Он впитывал в себя страхи других и превращал это в любовь. Для меня этот перформанс — личный подвиг. Сложно быть Юсуфом — открытым и сильным.

Я взял персонажей из середины поэмы — Юсуф еще не стал царем, и он переживает, что ему уже пришлось в колодце посидеть, в тюрьме, и все это из-за его красоты. Но для меня все началось с фразы Волка, когда он сказал Якубу, что на самом деле не ел Юсуфа. Вы знаете, что волки упоминаются в Коране?

Я не могу раскрыть всех подробностей перформанса, но суть следующая. Я видел в отделе редких рукописей нашей [Национальной] библиотеки, что поэма часто ходила в списках, то есть ее реально массово читали. А почему читали столь глубокое философское произведение? Вероятно, потому что в нем несколько слоев. И я решил вывести в своем проекте два пласта: во-первых, некая брендовость (как, к примеру, с Шурале, которого уже воспринимают в отрыве от текста), а во-вторых, это проживание травм, которые понятны читателям. Я воспринял этих персонажей и как супергероев, и как обычных людей. На этом и будет строиться действие перформанса в трех частях. Плюс, как мне кажется, у меня получилось такое посвящение «Театру горожан» с их высказываниями обычных людей. В постановке участвуют мои коллеги по лаборатории, а также моя дочь Камиля. Она в свои 13 лет большой мастер декоративно-прикладных дел, поэтому занималась костюмами.

К концу лаборатории интересно отметить, что все сделали максимально разные вещи — кто-то пошел в инсталляции, кто-то в променад. При этом я в каждом вижу проявление их внутренней натуры, то есть заметно, что в одной работе участвовал геолог, а в другой программист, а не просто драматург, перформансист или хореограф. Я вижу за этими историями живых людей, многие из которых, видимо, не предполагали, что будут проводить лето именно так.

Мой отрывок такой:

«Тәңремнән мин өмет өзмим, Инша-алла, Йосыфымны күрермен мин,
Бер җирдә өч угълым белән күршермен мин...»
Угыллары: «Ничек?» — диеп сорый имди.
Йагъкуб әйтте: «Әгәр Халикъ ярдәм бирсә,
Кол өстенә бик зур бәла-каза килсә,
Кол моңарга риза булып, сабыр итсә,
Михнәттән соң рәхәте дә булыр имди!»

В книге отец Юсуфа ослеп, узнав о его смерти. Для меня это метафизическое состояние и максимальная аскеза — когда человек, переживший горе, решает никого больше не видеть.

Я долго думал над формой, но потом словно случилось озарение, и я понял, что хочу 24-часовой перформанс. Мы посмотрели много работ других художников-акционистов, делали пробные эскизы. Я подумал, что мне интересен чистый физический эксперимент, без репетиций, структуры и прочего. Понятно, что это непростой жанр, но это тот случай, когда риск оправдан. В общем виде можно его описать так: я сутки проведу без зрения. Буду ходить со зрителями по постановкам, присутствовать там, но одновременно вести свою внутреннюю работу. Такое слепое присутствие.

Мне кажется, у всех участников жизнь поделилась на две части: до и после лаборатории. Я в процессе нашел свой творческий путь. Если раньше я не понимал, что делать дальше, то здесь обрел желание заниматься экспериментом, чистой неподготовленной хореографией, заново осознал свое тело. Кураторы открыли для нас мир нового творческого языка. Мне кажется, многие продолжат заниматься творческими проектами и после лаборатории.