«Отдай ребенка в реконструкцию — денег у него больше не хватит ни на что». Участники исторического фестиваля — о своем хобби

В эти выходные у Спасской башни Кремля гремели выстрелы: во дворе Национального музея проходил реконструкторский фестиваль «Восток — Запад: Отечественные войны России». Мы поговорили с участниками фестиваля о том, почему они надевают немецкую форму, сколько стоит шить костюмы и как это мешает личной жизни.

Андрей Максимов

43 года, церковный сторож

В костюме солдата СС

У меня дед воевал, дошел до Вены. Однажды, разбирая вещи в его мастерской, я нашел коробочку со сверлами. Присмотрелся, а это оказался немецкий портсигар трофейный. Вот тут я и начал серьезно интересоваться историей — мне тогда было лет 12 всего. Потом я открыл военно-патриотический клуб в Сенгилее, стал ездить по фестивалям.

Моя жена ездит вместе со мной. Я называю ее «заместитель по тылу» — она шьет форму, помогает в организации, общается с молодежью. Только она красноармеец, а я за немцев. Их всегда мало, никто не хочет немцем быть.

Мы не играем — мы войну заново проживаем как будто. Ты видишь людей, видишь бой, ты уже там. Понимаешь, конечно, что чувствуешь лишь десятую часть того, что чувствовали люди в окопах. Однажды мне попалась гильза в Подмосковье от 76-миллиметрового противотанкового снаряда. Небольшая, но вся иссечена пулями и осколками. Свинцовый дождь — это не фигура речи. Вот гильза лежала на земле, и даже там ее пробило пулями. Металл рвался, а люди стояли. Когда берешь в руки такую вещь, аж в дрожь бросает — такая энергетика сильная! В такие моменты осознаешь, что ты должен отдать долг тем, кто за тебя погиб. Для меня это все не игрушки, все очень серьезно.

Антон Туркин

47 лет, научный сотрудник Национального музея

В костюме командира ополчения Отечественной войны 1812 года

В 1993 году я увидел по телевизору сюжет про реконструкторов — стал интересоваться и понемногу втянулся в это дело. Денег на костюмы уходит много — я столько не зарабатываю. Иногда мы обмениваемся какими-то элементами костюмов или помогаем сшить что-то товарищам — такой бартер получается. Чистыми деньгами бы выходило в год 100 тысяч рублей, может быть, больше. Много, да, но это потому, что в Национальном музее мы занимаемся тремя разными эпохами — Средневековая Булгария, Отечественная война 1812 года и Великая Отечественная война.

Николай Гринев

34 года, научный сотрудник Национального музея

В костюме рядового французского пехотного полка

Реконструкция приближает нас к предкам, кровью и потом добывшим свободу. Мы должны хоть как-то попробовать перенести те тяготы, что выпали им. Почему я играю француза? Да потому что кто-то же должен это делать. Если бы все мы реконструировали только егерей и ополчение, то это было бы неправильно — русские бы воевали против своих же. Да и, в конце концов, форма у французов красивая.

Евгения Зиланова

26 лет, научный сотрудник Национального музея

В костюме русской сельской девушки периода 1812 года

Четыре года назад я закончила учебу в КФУ и попала в отдел научной реконструкции, который возглавляет Владислав Хабаров.

Увлечение у меня дорогое, потому что сейчас все натуральные ткани стоят недешево. Но кое-где удается сэкономить — например, я сама научилась ткать пояса. С переездами проще: их можно оформить как командировку от музея. Все костюмы мы создаем по археологическим находкам, внимательно следим за новыми открытиями. Средневековье — мой любимый период, потому что чем древнее, тем интереснее. К тому же с ним проще — у платьев несложный крой и многое можно сделать своими руками.

Вадим Егоров

25 лет, инженер

В форме лейтенанта НКВД

Я думаю, то, что мы делаем, важно не столько для нас, сколько для зрителей — люди стали забывать, чья это победа. Спасибо организаторам фестивалей — благодаря им историю мы не забываем. У меня дедушка воевал, но не вернулся, поэтому эта история мне важна и лично. Почему НКВД? Мой клуб занимается конкретно реконструкцией НКВД, поэтому я в их форме.

Где-то я услышал такую фразу: «Если хочешь, чтобы у твоего ребенка не хватало денег на наркотики и сигареты, научи его фотографировать — все деньги уйдут на фотоаппаратуру. А если хочешь, чтобы он не тратил на всякую всячину, отдай ребенка в реконструкцию — денег у него больше не хватит ни на что».

Денис

33 года, менеджер по продажам

В костюме рядового Егерского лейб-гвардейского полка

Из-за работы мне пришлось сделать перерыв на год, сейчас вот заново вспоминаю, как держать мушкет, как маршировать. Реконструкция — это моя отдушина. Я могу, конечно, полностью уйти в карьеру, но так жить неинтересно. Травмы бывают — иногда минут на 15 теряешь слух из-за выстрелов. Но раз в три месяца-то можно потерпеть.

Евгений

55 лет, сварщик

В костюме солдата Красной Армии

Я хотел заниматься чем-то таким с детства, но в советское время это было недоступно для нас. Сегодня я рад как мальчишка. Я бывший афганец — мне вся эта военная тематика близка. Могу участвовать как на советской, так и на немецкой стороне. Немцев всегда мало, потому что форма у них дорогая. Иногда что-то такое в душе шевелится, когда их форму надеваешь, но это же поле боя, тут не до размышлений особо.

Алина

21 год, студентка КГАСУ

В костюме солдата Красной Армии

Реконструкция — вещь двоякая. С одной стороны, взрослым весело поиграться, а с другой — нужно же показывать детям, где воевали их предки, чтобы они не забывали про это. Они должны видеть, с каким трудом воевали наши деды. И, что особенно важно, что воевали не только мужчины, но и женщины. У нас в реконструкции, например, одна девушка врукопашную сражается с немцем и погибает — Катя ее зовут. А в личной жизни мне это не мешает, потому что ее просто нет.

Искандер

8 лет

Мне здесь нравится, потому что в будущем я хочу быть десантником.

Фотографии: Антон Малышев