Что читать на январских выходных: философия Пиноккио, детский Введенский и k-punk Марка Фишера

«Гомер навсегда». Ласло Краснахоркаи, «Поляндрия NoAge»

В англоязычном варианте книга венгерского классика получила более выигрышное название: «В погоне за Гомером», что характеризует не столько сюжет, сколько стиль Ласло Краснахоркаи, автора высокой скорости, иррациональной тревоги и неопределенности. Его романы часто сравнивают с «потоком лавы», и это справедливая метафора.

В новой книге он обращается к мифу о нимфе Калипсо, взяв гомеровский эпос за основу для своего по-настоящему остросюжетного повествования. Каждая глава сопровождается куар-кодом на треки джазового музыканта Сильвестра Миклоша и иллюстрациями Макса Ноймана, которые в сумме и создают кинематографический эффект. В основу письма Краснахоркаи также вновь положен принцип какофонии, так что в пересказе книга едва ли нуждается. Тем более что она наконец явила собой тот самый синтез искусств, к которому автор всегда стремился, максимально «уплотняя» произведение за счет новых медиумов и смыслов. И ударная музыка в этом плане пришлась как нельзя кстати.

«Кунстизмы» Ханса Арпа и Эля Лисицкого: комментированное издание. Издательство Европейского университета

На ранних этапах осмыслением авангардного искусства занимались сами художники. Казимир Малевич проводил исследования в музее-лаборатории в Гинхуке (Государственный институт художественной культуры), Михаил Матюшин, Павел Филонов и Василий Кандинский писали декларации, манифесты и другие теоретические труды, чтобы обосновать свои и чужие художественные поиски. Фигура художника-ученого для 1920-х годов вообще была крайне характерна и важна.

Ханс Арп и Эль Лисицкий примеряют на себя именно эту роль в книге. Она вышла в свет в период зрелости авангардного движения, в 1925 году, когда потребовался универсальный обзор наиболее заметных явлений и форм в новом искусстве. Это было «время особое, может быть, никогда не было такого времени, время анализов и результатов всех систем, некогда существовавших». При этом нельзя сказать, что авторы дают академически исчерпывающий перечень заявленных «-измов» (в книге, например, нет лучизма Михаила Ларионова и аналитического искусства Павла Филонова), но ценен здесь именно их взгляд как акторов процесса.

«Чудаки города Ленинграда». Игорь Кузьмичев, издательство «ДА»

Ленинградский андеграунд и его герои постепенно проходят эмансипацию от сконцентрированного на Москве канона и героического повествования о «неофициалке», которое сложилось благодаря опять же московским художникам и их сподвижникам. Он при этом гораздо меньше мифологизирован, а потому, как чистый лист, открыт для разного рода писательских экспериментов. Можно припомнить книгу Георгия Соколова «Неофициальное искусство Ленинграда. Круг свободы», которая так же, как труд Игоря Кузьмичева, была создана на пересечении личного и исторического, города и мира, искусства и автобиографии. Этот особый тип рассказа о «тихих» героях позволяет обойтись без огрубляющих обобщений и далеко идущих выводов.

Книга Кузьмичева хронологически охватывает почти полвека — с конца 1930-х годов до начала 1980-х. Среди героев попадаются и те, кого не назовешь «выпавшими из всех канонов»: поэты Роальд Мандельштам, Александр Кондратов, но есть и такие «тихие» персонажи, как музыкант и художник Валерий Черкасов или художник Евгений Ротенберг.

Собрание произведений Леонида Аронзона. Издательство Ивана Лимбаха

Трагическая судьба и особенно ранняя смерть при загадочных обстоятельствах наделили Леонида Аронзона культовым статусом в среде неподцензурных ленинградских поэтов. Поэт, утверждавший, что «истинный наш быт — рай», стал для местного подполья путеводной звездой — антагонист Иосифа Бродского, наметивший альтернативные пути письма, жизни, речи. Но интимность, телесность и экстатичность его поэзии вызвали такое же восторженное прочтение — как будто его поэтическая речь вовсе не поддается анализу.

Несмотря на наличие публикаций, начиная с первой самиздатовской книжечки, подготовленной в 1979 году Еленой Шварц в виде приложения к журналу «Часы», его наследие до сих пор не осмыслено в полной мере. Нынешний двухтомник, подготовленный филологами Владимиром Эрлем, Петром Казарновским и Ильей Кукуем, стал уже третьей попыткой аккумулировать и прокомментировать большую его часть. Помимо стихотворений, сюда вошли несколько поэм и пьес, проза, письма и сценарии к документальным фильмам, которые служили поэту способом заработка.

«Я — спящая дверь». Сьон, издательство «Городец»

Сьон, наверное, самый титулованный поэт и прозаик в Исландии, который черпает вдохновение в сагах, смело обращается к трудному прошлому, работает над фильмами по своим произведениям с Аней Тейлор-Джой и Бьорк и активно осваивает жанр постхоррора. Вышедшая сейчас книга — последняя часть его самой известной трилогии CoDex 1962. Это вновь сюрреалистическая история, в которой фольклорные мотивы переплетаются с фэнтези, а человечество, погибая, оставляет после себя лишь историю современного голема — человека, сделанного из глины, по имени Йозеф. И если предыдущие части рассказывали в том числе про проблемы национализма и переселения евреев в Исландию во время Второй мировой войны, то нынешняя обращена в постапокалиптическое будущее, отсюда и подзаголовок книги: научный роман.

K-punk. Марк Фишер, Ad Marginem

Марка Фишера принято определять не через профессиональные идентичности (музыкальный критик, теоретик культуры, автор блога k-punk, который давно стал предметом обожания и поклонения его последователей), а через настроение, пронизывающее его жизнь и мнения. Депрессивный меланхолик, непримиримый борец с капитализмом — последний, по мнению автора, и поверг нас всех в уныние, граничащее с отчаянием.

В 2000-е годы Фишер написал километры постов для k-punk, которые едва ли возможно систематизировать и упаковать под одной обложкой. Англоязычное издание его текстов насчитывает более 800 страниц. Русскоязычное вобрало в себя только избранное. Получившаяся брошюра хорошо подходит для первого знакомства с автором и волнующими его темами — хонтологией, капиталистическим реализмом и кислотным коммунизмом. Благо каждая из них более полно раскрыта в других изданиях, которые уже существуют на русском языке.

«Еще». Александр Введенский, Галеев-Галерея

Александр Введенский в силу обстоятельств долго оставался поэтом для избранных. При жизни большинство видело в нем лишь детского автора, что, впрочем, не удерживало современников от резких оценок. «Введенский халтурил в детской литературе, — говорил близкий кругу ОБЭРИУ искусствовед Николай Харджиев, отвечая в 1995 году на вопросы Ирины Голубкиной-Врубель для тель-авивского журнала „Зеркало“, — ужасные книжки писал, хороших очень мало. Был картежник, игрок, ему нужны были деньги, и он дико халтурил, но не в поэзии».

Это мнение надолго прилипло к Введенскому, взрослое собрание сочинений под редакцией Анны Герасимовой которого получило название «Все». Коллекционер и издатель Ильдар Галеев решил поспорить с этим императивом и выпустил детского Введенского — стихотворения, прозу и драматические произведения из архива литературоведа Владимира Глоцера и фондов РГАЛИ. И это, конечно, все тот же узнаваемый стиль «авторитета бессмыслицы», пропущенный через жерло литературного быта 1920-х и 1930-х годов.

«Причуды из различных фигур». Джованни Баттиста Брачелли, «Циолковский»

Гравюры из цикла Bizzarie di varie figure («Причуды различных фигур») Джованни Баттисты Брачелли, впервые вышедшие в 1624 году, приводят в замешательство исследователей вот уже несколько веков. Малоизвестный и ничем кроме этой серии не прославившийся художник предложил серию причудливых визуальных метафор на тему модификаций телесности. Фигуры, сложенные из разных предметов, принимают позы актеров площадного театра, взаимодействуют друг с другом и будоражат воображение геометрическими сочленениями и сочетаниями. Долгое время их рассматривали как дань традиции каприччио — фантазийной и занимательной, пока окончательно не забыли в XIX веке. Переоткрыли Брачелли уже дадаисты — в частности, поэт и эссеист Тристан Тцара. «Циолковский» издал его с предисловием, попытавшись расшифровать эти картины, переводом статьи Тцары и комментариями.

«Пиноккио. Философский анализ». Джорджо Агамбен, АСТ

С Пиноккио что-то не то — от этой мысли отталкиваются многие исследователи произведения Карло Коллоди, которые видели в деревянном человечке посланника ада или проповедника масонства, движения, к которому принадлежал его создатель. По объему теологические, философские и эзотерические искания на основе приключений Пиноккио давно превзошли оригинал.

Агамбен аккуратно препарирует наиболее расхожие интерпретации, комментирует темные места и «подлоги» переводчиков, а также подбрасывает читателям новые загадки — о пределах человеческого и бытийного на примере главного героя произведения: «Если ты не станешь хорошим мальчиком (то есть потенциально взрослым человеком), то превратишься в осла».

«Время других: Книга про поэтов». Евгений Бунимович, «Новое литературное обозрение»

«Когда я думаю о Парщикове, первым вспоминается не самое важное, а самое счастливое», — пишет Евгений Бунимович. Воспоминания очевидцев, как правило, действительно редко носят программный характер. Так и в этой книге главное — сближения и расхождения, дух времени, сформировавший тех, кого потом назвали «гражданами ночи», «поколением дворников и сторожей», «параллельной культурой».

Дмитрий Александрович Пригов или Лев Рубинштейн — знакомцы автора и герои его повествования — здесь тоже выступают скорее как часть эпохи. Бунимович вспоминает поэтическую студию Ковальджи, «уральскую школу» из Перми, «ушлых литературоведов» и «короля поэтов» Александра Еременко. В основном они возникают в его полупоэтическом тексте как тени или персонажи сна — еще не забытые, но уже потерявшие материальность.