Burger
«Я решила, что буду поступать в Москву на живописца. Учителя стали отговаривать: одумайся, может, на бухгалтера?»
опубликовано — 16.03.2016
logo

«Я решила, что буду поступать в Москву на живописца. Учителя стали отговаривать: одумайся, может, на бухгалтера?»

Борьба с зависимостью от родителей, восприятием окружающих и собственным телом: «Инде» рассказывает историю художника с ДЦП Риммы Хадиевой

Римма идёт по улице Баумана, большинство прохожих удивлённо смотрят на неё. Одной рукой Римма держит авоську с несколькими картинами, другой — шестилетнюю дочь Венеру. Примерно раз в неделю в тёплую погоду они раскладывают картины у фасада здания Национального банка Татарстана и чаще всего уходят, почти ничего не продав. На обратном пути рядом со входом в метро женщина в хиджабе протягивает Римме сто рублей. Римма отстраняет её руку ладонью, что-то говорит, но женщина не понимает. Она кладёт деньги в карман Риммы, та даже не пытается сопротивляться.

«У мусульман принято подавать бедным и немощным. Если не совершил какое-нибудь предписание Аллаха, должен это восполнить. А я им в этом помогаю, — рассуждает Римма. — Мама говорит, что теория бредовая, но я считаю, что они платят за свои грехи. Правда, это надоедает. Иногда боюсь во двор выходить во время уразы, но приходят прямо в квартиру. Однажды я пошла в садик за дочкой, и мамаша в платке дала мне конверт — „за мою семью, за семью моих родителей и брата“. Ну, я взяла, а потом прихожу домой, открыла — там шесть тысяч. На радостях купила мультиварку».

Её стандартный маршрут к Баумана — пешком до метро «Проспект Победы» или на трамвае до станции «Горки», полчаса — и на месте. В этот раз я еду с ней: в общественном транспорте её узнают — кондукторы здороваются, справляются о делах, протягивают Венере конфету и учат вежливости: «Что нужно сказать в ответ?». Та, стесняясь, благодарит. Римма спрашивает дочь, знает ли она, что это значит. «„Спасибо“ расшифровывается как „спаси вас Бог“, — объясняет она. — Люди забыли значение многих слов. Говорить „спасибо“ бесполезно, пока не узнаешь, кто такой Бог».

«Меня зовут Римма, мне тридцать три года, я художник», — представляется она. Её мать, музыкант по образованию, всю жизнь работала продавщицей хлеба, отец — строитель и частый покупатель хлеба, так и познакомились. «Папа рисовал в армии, только считал, что это занятие для бездельников, поэтому не стоит ему посвящать жизнь. Он из деревни, а там, если книжку читаешь, значит, отлыниваешь от работы». Рисовать Римма училась по мультфильмам, сидя у мамы на коленях, — пыталась перерисовать персонажей.

Стать художником её уговорили. Когда она была в третьем классе, в реабилитационный центр для детей, где она училась, пришла новая учительница — Татьяна Ивановна. «Первое задание было — нарисовать что угодно. Директор перед началом урока шепнула ей, что я обычно делаю то, что хочу, и вообще мало соображаю. Я быстро начиркала рисунок — человечка, — рассказывает Римма. — Для Татьяны Ивановны это была „эврика”. Она показала рисунок директору и по всей школе стала ходить и говорить: „Посмотрите, как у нас дети рисуют“. Я тогда не обратила на это внимания, но она нацелилась со мной заниматься. Я ей отвечала: „А рисовать — это что, серьёзно? Это же работа для бездельников, мне папа объяснял“. Два года она меня уговаривала заниматься рисованием. Я и начала, по часу в день».

Римма начала участвовать в выставках. На одной из них, в девятом классе, она узнала про Центральный специализированный институт искусств в Москве и решила туда поступать — хотелось быстрее уйти из дома, чтобы за ней никто не ухаживал.

К подготовке отнеслась очень серьёзно, два года учила материал вместе со своим школьным преподавателем. В то же время стала «выходить в реальность» — когда родителей не было дома, искала какое-то мероприятие в центре города и добиралась туда: училась ездить на транспорте, переходить дорогу, просить помощи у прохожих.

Родители узнали о тренировках дочери и подумали, что она просто борется со скукой. Мама позвонила в институт ректору, тот сказал: «Ни в коем случае не приезжайте, у нас проблемы с общежитием». А папа считал, что это будет полезно: «Прогуляется, увидит жизнь, не сдаст и вернётся». В школе к желанию Риммы переехать отнеслись несерьёзно: «Как если бы твой друг сказал, что на следующий год полетит на Луну», — объясняет Римма. В выпускной год учителя проводили опрос, кем ученики хотят стать. «Я решила, что буду поступать в Москву на живописца. Учителя стали отговаривать: „Одумайся, может, на бухгалтера? Из тебя отличный получится бухгалтер“».

Первые три экзамена Римма сдала на «четвёрки». Для последнего экзамена, рисования, ей долго искали коврик, потому что за партой сидеть ей было непривычно, а мольбертом она никогда не пользовалась. «Она рисовала не набросками, как все, а сверху вниз, как на ткацком станке, потому что иначе она бы всё измазала коленками, — рассказывает мама Риммы. — Родители вокруг спрашивали: „Чья школа? Где так научилась?“. А я не знала, что отвечать, — ничья, своя школа».

Настоящая жизнь началась в Москве: в родном городе у неё практически не было друзей, с которыми бы она постоянно общалась.

«Я была изгоем, — рассказывает Римма. — В школе были постоянные конфликты. Я для себя соревновалась с девочкой, лидером нашей школы, правда, сейчас не пойму, ради чего. Тогда это было делом принципа: кто первым ответит, или поспорить, кто лучше — коммунисты или демократы, или „Обломов“ — мощная книга или дерьмовая. Из-за всякой ерунды». Поэтому из Казани уезжать ей было не жалко — к тому же здесь приходилось приспосабливаться общаться. «Нам вообще приходится жить как хамелеонам — к одному относиться так, к другому иначе. Ты ведь тоже не можешь родителям или некоторым знакомым рассказать всё».

«Многие родители работают в заведениях для инвалидов, — говорит Римма. — Они относятся к детям как к котёнку, как к скотине. В санатории, где я лечилась, на триста человек было две няни. Всех надо перемыть, так они брали ребёнка за одну руку и одну ногу и полоскали. Поднимали, укрывали полотенцем и несли в кровать. Очень много физической работы, поэтому люди начинают относиться к этому как к работе в сарае или свинарнике — помыть, накормить, таблетку дать. Изменить это можно, когда приходят другие люди и показывают, что всё на самом деле иначе».

Одним из первых «других людей» стал режиссёр фильмов «Пыль» и «Шапито-шоу» Сергей Лобан. Они познакомились на фестивале искусств, где он работал оператором. «У него другой взгляд на многие вещи — сам он анархист, давал читать мне анархистскую литературу — например, как без денег прожить в государстве или как демократы борются с республиканцами с помощью мультсериала „Симпсоны“, много разных интересных вещей».

В университете тоже появились друзья — в основном среди старшекурсников. «Было дико страшно и странно — в коридор невозможно было зайти, из каждой аудитории воняло перегаром, там вечерами сидели мужики и тупо квасили. Я с ними подружилась и общалась даже после того, как закончила учиться».

«Один из моих лучших друзей был скинхедом, лимоновцем. Он пытался мне показать свой мир, я ему — свой. Сначала я его дико боялась — ему давали какие-то партийные задания, он приходил пьяным, говорил, что всё это секреты, мол, никому нельзя рассказывать, строил из себя крутого».

В то же время Римма познакомилась с Андреем, будущим отцом Венеры. Он поступил, чтобы повысить свою квалификацию. Общежитие ему не давали, потому что он был прописан в квартире бывшей жены. «Наш ректор всё время гнал его из института, хотя никогда в лицо, конечно, об этом не говорил, только через охранников. А прикинь, как на улице в минус четырнадцать?» — рассказывает Римма. Вскоре он заболел пневмонией, его отправили в больницу, оттуда он опять вышел на улицу. Через несколько дней у него в метро остановилось сердце.

Римма решила рожать дочь в Казани, но ни один роддом не хотел её принимать — боялись летального исхода. Написала телевизионщикам, они подняли шум — помогло. После родов писала диплом и делала зарисовки на кухне. Тогда Лобан предложил нарисовать актёров из «Шапито-шоу». «У него была идея — сделать коллекцию портретов и во время премьеры фильма продать её фанатам. Пришёл весь бомонд Москвы, они глядели на мои работы и говорили: „Это шестидесятые?“, „Где авангард?“. Лобан говорил: „Девочка с кривыми руками рисует“. А они в ответ: „И что? Это уже не актуально“».

Зимой Римма редко выходит из квартиры — тяжело ходить по сугробам и льду. Хотя сидеть дома, если за окном хорошая погода, не любит («**** (какой смысл. — Прим. «Инде») сидеть в кирпичном доме, если на улице не цунами», — говорит она). Её небольшая комната — это одновременно и мастерская: стены подпирают многочисленные картины, несколько висят на стенах, здесь же новые наброски, холсты, стулья, которые испачканы краской — Римма часто на них рисует. Она делит квартиру с дочерью и матерью. «Я разговаривала с разными людьми, мне предложили снять помещение „всего за десять тысяч рублей“, а пенсия у меня одиннадцать тысяч. К нам приехал представитель Министерства культуры и сказал: просите что угодно. Ну, моя преподавательница попросила мастерскую. Нам ответили, что позвонят. Никто не позвонил, конечно».

После возвращения в Казань у неё было много идей — от кружка гончарного дела до учреждения для детей с синдромом Дауна и аутизмом, где их учили бы рисовать. Нашёлся человек, который готов был в это вложиться, но не нашлось помощника для механической работы. «Всем уже говорю про эту идею, устала говорить. Мне отвечают: отлично, делаем. И пропадают. Я, наверное, уже перегорела».

Для того чтобы зарабатывать, Римма, кроме продажи картин в центре города, берёт коммерческие заказы — расписывает стены ресторанов, рисует. Но заказов не хватает.

В комнате-мастерской Риммы на столе стоит старенький ноутбук, на нём она в свободное время ведёт блог во «ВКонтакте»: пишет о любимых фильмах и песнях, врачах и очередях, психологии и жизни: «Как бы мне хотелось хотя бы на полчаса выйти из своего тела, чтобы не испытывать боль». Она жалуется, что, когда у неё болит нога, ей тяжело ходить. «Зимой из-за этого много раз замерзала — несколько раз падала в сугроб. Так меня однажды чуть не закопало, и я успела подумать: „Вот как люди в снегу замерзают“. Но потом прохожий откопал меня. А осенью сильно болела рука, летом — пальцы, как будто тычут иголками. Одно проходит, другое начинает болеть, потом второе, третье».

На стене в ее блоге перепост от кого-то из подписчиков: «На улице Баумана, около банка сидит девочка-художник и продаёт *********** (поразительные. — Прим. «Инде») по своей красоте пейзажики. Девочку зовут Римма, ей 30 лет, у неё есть дочь, умер муж и у неё ДЦП. Она *********** (поразительная. — Прим. «Инде»). И, глядя на девочку Римму, которая мило улыбается и не всегда может нормально прикурить сигарету, мне хочется сбегать в рай, взять там одну девочку за волосы и несколько раз ткнуть её носом в Римму. Ну вот так. Профилактики ради. А ещё мне хочется тыкать в Римму носом всех, кто ноет, что жизнь у них ****** (отвратительная. — Прим. «Инде»), в том числе и себя. Есть божественная девочка Римма, которая улыбается и пишет пейзажики, *********** (поразительные — Прим. «Инде») по своей красоте. И улыбается. Если я буду ныть, что я говно и у меня всё плохо, — ткните меня в неё носом, напомните мне про неё».

Если вам понравились картины Риммы или у вас есть предложения, пишите в редакцию на hello@inde.io, мы поможем вам с ней связаться.

Фото: Анна Главатских